– Ага! – самодовольно говорит Вуул. – Лучшие умы Фриланда не смогли ответить на ваш запрос! А тут – какой-то лабиринтский фрик!

– Ника? – спрашивает Морган.

И опускает пистолет.

– Так. Нужна демонстрация. Да вот, – Вуул оглядывается по сторонам. – Да вот хоть так.

И он без усилия толкает дверь в трансформаторную.

Да, эта дверь железная, тяжеленная на вид и только что была закрыта на амбарный замок. Но она подается легко, немного скрипнув. По ее косякам бежит слабое радужное мерцание.

За дверью виднеется небольшая комната, выкрашенная в коричневый казенный цвет. В комнате стоит стол конторского вида. За столом сидит, сложив лапки перед собой, с обликом собственного достоинства существо со свиным рылом.

Нет, конечно, это человек. Но впечатление от его морды иначе не передать.

– Вот, – просто говорит Вуул. – Прошу.

Баламут сомнамбулически делает шаг вперед.

– Рыжий, стой, обалдел?! – кричит Морган, хватая его за рукав. Но Баламут уже сам опомнился.

– Это же Яма, – с изумлением говорит он. – Это Яма?

– Мы называем себя «Государство Любви», – самодовольно говорит Вуул. Свинорылый явно слышит наш разговор. Он ничего не говорит, но радостно осклабляется и важно кивает. В том интересе, с которым он рассматривает нас троих, есть что-то плотоядное.

– Нет желания взглянуть самим? Нет? Смотрите, как это просто, – Вуул шагает через порог, и даже Морган непроизвольно поднимает руку, как будто хочет его удержать. Но Вуул проходит по комнате (свинорылый молчит и только кивает с не вполне понятным подобострастием), а потом так же легко выходит обратно.

И снова зашел.

И снова вышел.

– Что за черт, – растерянно говорит Морган.

– Нет? Тогда не жалуйтесь потом, если возможности больше не будет. Нет? Ну и всё тогда, нечего помещение студить.

И Вуул без усилия захлопывает дверь.

Наваждение пропадает. Мы трое приходим в себя. Впечатление от случившегося у меня почему-то такое, будто я только что вылез из мусорного контейнера. Откуда оно взялось? Я ни за что не смог бы объяснить.

– Итак, ответ на вопрос, чем же я сейчас занимаюсь. Ну конечно же, я вербую г-на Печкина.

3.

– Вы уже три года ищете способ безопасно побывать в нашем Государстве, – теперь Вуул обращается только ко мне. – Предположив, что там находится человек, который дорог г-ну Григоренко. Вы не ошибаетесь. Ваша цель действительно уже около трех лет находится у нас. И в наших силах вернуть ее вам – если не во Фриланд, то в Лабиринт точно. Здесь ведь тоже не самое плохое место, если иметь возможность сравнивать, вы понимаете, о чем я, аха? Наше предложение заключается в следующем. Вы, Печкин, сейчас свободно и спокойно продолжаете ваш путь. Вы находите гейт, идёте во Фриланд и раздобываете там еще один образец эликсира. Срок, в который вы это сделаете, значения не имеет, равно как не имеет значения и объем образца. Если вы тихонько возьмете шприцем десятую часть от той чайной ложки, которая попадет к вам в руки, то этого там никто не заметит. Вы сами знаете, что можете творить там вообще всё, что угодно. После этого вы идёте в Лабиринт и передаете образец нашей организации. Мы возвращаем вам вашего человека, и вся эта трехлетняя пустопорожняя чушь, отдающая шекспировщиной, завершается к взаимному удовлетворению. Мы расстаемся, и ни к вашему человеку, ни к вам троим мы не имеем больше никаких претензий. Г-н Моргунов и г-н Григоренко на время вашего, Печкин, отсутствия остаются у нас в качестве гарантии вашей лояльности. Условия жизни им будут созданы самые комфортные. Что вы скажете на наше предложение?

– Аптека, – понизив голос, произносит Морган.

– А я, – говорю я, – какие я получу гарантии, что вы выполните обещанное?

– Печкин, – сипло выдавливает Рыжий и с явным трудом затыкает себя.

– Кажется, понимания у нас нет, – говорит Вуул, задумчиво оглядывая меня. – Видите ли, Аптека, я ведь только из вежливости назвал все это «предложением». Капитан, а вы ведь, насколько я знаю... имеете опыт. Может быть, вы могли бы донести до ваших друзей, что в случае... упрямства г-на Печкина условия могут резко перестать быть такими комфортными?

– Лично мне – насрать, – отвечает Морган ровно. – Я ничего не стою. Но Печкин – человек неуравновешенный. Если вы начнете на него давить, если вы даже просто попробуете, он после этого может потерять способность искать гейт.

– Но он хотя бы попытается, это ведь лучше, чем ничего, м? А вот Баламут молчит, – задумчиво замечает Вуул. – Возможно, у него на этот счет другое мнение!

– Да ведь ясно, что это всё враньё, – говорит Рыжий. Голос у него срывается. – От первого до последнего слова.

– Отчего же. Ну, я даже не знаю. А каких доказательств вы хотите? Хотите, я вам ее покажу? Вашу цель, вашу трагическую пропажу.

Никто из нас такого не ожидал. Баламут весь прямо подобрался на секунду.

– Мы не пойдем в Яму, – ровно сказал Морган.

– Говорите за себя, да?.. Но это не понадобится. Я покажу вам картинку. Так сказать, онлайн.

Он провел рукой по крашеной стене. Несколько раз – как будто протирал запыленное окно.

И мы увидели.

...Я не знаю, сколько мы смотрели. Мне показалось, что несколько часов. Но это вряд ли, потому что фонари за это время не погасли, и рассвести не успело.

Одно могу сказать: пока мы смотрели – и еще некоторое время после того, как изображение погасло – нас можно было взять голыми руками.

Потом изображение погасло.

И сразу раздался выстрел. И второй, и третий. Уснувшие окна пятиэтажек вздрогнули, между стен, кувыркаясь, запрыгало оглушительное эхо.

Баламут перестал стрелять. Он опустил трясущуюся руку с пистолетом и смотрел на то место, где только что стоял Вуул. По стене трансформаторной сыпалась легкая пыль от трех щербатых ямок в штукатурке. Вокруг ямок погасал радужный контур человека.

4.

– ...Привал, – сказал Морган спустя два часа.

...Эти два часа мы бежим. Сначала со всех ног, как люди бегут от страшной памяти. Потом задыхаясь, но упорно, как плохие стайеры. Потом мы бредем, еле волоча ноги. Морган выглядит не лучше нас двоих. Даже, может быть, хуже.

За эти два часа я не увидел даже признаков гейта.

– Нет, – Рыжий мотает головой, как слепая лошадь. – Я не буду... я не могу…

И он почти падает на скамейку, возле которой нас остановил Морган.

Вокруг нас темная аллея. Самый глухой час ночи. Мы сидим и дышим воздухом Лабиринта. Воздух Лабиринта, оказывается, тоже может быть сладким.

Смотря ведь с чем сравнивать.

– Баламут, – обращается к нему Морган. – Нику не спасти.

Рыжий молчит. Потом говорит:

– Забудь. Я уже забыл.

Потом он вдруг спрашивает с какой-то надеждой:

– Но вы тоже видели это? Именно это?

– Рыжий, – сухо говорит Морган. – Если ты думаешь, что это мог быть глюк, так это был не глюк. Мы все видели одно и то же.

Мы снова молчим. Для проверки хорошо бы рассказать друг другу, что именно мы видели, но мы понимаем, что ни у кого из нас не хватит духу.

– Дети, – произносит Морган, и Рыжий вскидывается:

– Молчи!..

Но мне кажется, что тот и сам не смог бы продолжать. Даже одного слова оказалось много.

Потом Морган говорит Рыжему:

– Ну-ка дай. Покажи.

Я сначала не понимаю, о чём он, но Баламут сразу лезет в карман и достаёт пистолет. Капитан щелкает затвором, смотрит в прицел, что-то мычит.

– Откуда у тебя оружие, солнышко? – спрашивает он Рыжего.

– Не у одного тебя заначки бывают, – туманно отвечает Баламут.

– Мда, – говорит Морган. – А если бы ты попал?

Рыжий забирает у него пистолет и говорит:

– Я, по-моему, гораздо раньше вас понял, что он не человек.

– На предохранитель поставь, – сухо говорит Морган. – Ты тоже не человек, а если в тебя выстрелить, так дырочка появится.

– Это тебе неизвестно, – задиристо отвечает Баламут. Морган смотрит на него, и неожиданно оба ржут.