Гордый нрав Аарона не позволял принять мысли о том, что разум его растерян. Могучие брови напряглись и стали искать причину, по которой все мечты и цели ускользнули от него, как жирный куш внутри грузовика, который кто-то обнёс заранее. Он будто оказался последним человеком на земле, который придерживался девиза "всех убью, один останусь". Старые подельники Аарона, даже очень уважаемые и авторитетные гибли или попадали легавым, но Аарон редко задумывался о своей участи. Его волновало лишь одно, как сделать дело чисто, и не облажаться. Аарон хотел было отбросить мечты, но вдруг вспомнил как сурово главарь его банды строил своих ребят. Да уж. Нимхэ ему и в подметки не годится. Со всеми своими шулерскими штучками. Подумал Аарон, погладил спину Бурки, и тихо прошептал про себя: "Эх, пропадет он без меня".

Несколько суток парни плыли без особых происшествий. Морское дно становилось то ближе, то дальше, и наконец совсем пропало из виду. Только высокий подводный хребет подпирал водную гладь где-то вдали. Когда парни приблизились ко гряде из подводных гор, похожих на спины спящих китов, из водной толщи показалась ещё одна стая акул. Они по очереди тащили в своих пастях длинную чёрную нить, которая оканчивалась каким-то круглым предметом. Предмет был легче воды и стремился сбежать от них, издали процессия выглядела так, будто чёрный метровый шарик выгуливал на поводке своих зубастых питомцев. В воде невозможно определить откуда доносится звук, но странное низкое жужжание всё усиливалось, и наконец парни заметили как по океанскому дну продвигается тень. Её отбрасывал небольшой грузовой корабль.

Парни поняли, что принесли акулы. Архаичная морская мина была для парней чем-то вроде билета на самолет. Акулы поднесли старинную бомбу мину кораблю, и парни уже приготовились искать на судне одежду и выдумывать легенды. Акулы потянули мину к дну, прямо на пути судна и отпустили её. Траектории судна и мины пересеклись. Древняя, нестабильная морская мина рванула раньше чем коснулась корабельной обшивки. Отойдя от сильного удара звуковой волны по ушам, парни поняли. Это судно ушло без них.

— Так это и есть Сингапур? — скривившись переспросил Джомни.

— Да — ответил Нимхэ спускаясь по трапу на причал.

— А где небоскрёбы, транспортные развязки?

— На кирпичи разобрали. — Ответил Нимхэ. Он поправил свою белоснежную морскую форму и заправил прядь волос под фуражку.

Загрустившая проходная грузового порта оказалась довольно престижным зданием, по местным меркам. Уставший асфальт дорог и проросшие высокими сорняками дорожные островки отделяли ржавые портовые ангары, от ещё более коррозировавшего городка. Жалкие покосившиеся лачуги соседствовали с тёмными и замусоренными квадратами, которые некогда были огромными небоскрёбами, а теперь представляли из себя груду бетона, из которой нищие работяги добывали металлический лом.

Заходящее солнце обвело контуром на равнинной местности небольшой городок, построенный в лучших традициях азиатского запустения. Собранные из чего попало домишки, облокачивались друг на друга, как беспризорные дети. Первые этажи были густо украшены цветастыми неоновыми вывесками и символами всевозможных религий, от логотипов вездесущей газировки до буддистских кошек и образов Богоматери на любой вкус. Кроме хорошего, конечно.

Нимхэ и Джомни в своих формах выглядели как инь и ян, их белоснежные брюки и опрятные рубашки с коротким рукавом выделялись на фоне местных смуглых азиатов как цапля над тропическим болотом. Они пробирались среди мельтешивших торговцев и уличных поваров на другой конец города. Маленький азиатский мальчик попытался залезть в дамскую сумочку Нимхэ, и сразу же был пойман за руку. Пока Нимхэ пытался от него что-то узнать медленно разговаривая с ним на ломанном малайском, Джомни сунул руку в карман и изо всех сил вцепился в свой бумажник, благодаря судьбу за то что вовремя вспомнил где он находится.

Но вдруг его уже успели ограбить? Вдруг кошелек уже пустой? Джомни стал на пустое место между прилавками и решил проверить не пропало ли чего. Смугленькая улыбчивая продавщица подумала что он хочет что-то купить, и громко и приветливо замяукала на местном языке. Она доставала всевозможные фабричные безделушки такого низкого качества, что даже в самых бедных местах Африканского Содружества Джомни не встречал ничего подобного. Как только он положил кошелек в нагрудный карман продавщица схватила его руки, и, поставив их на подобие вилок погрузчика, стала нагружать на них всё что попадалось ей под руку. Джомни не успел отреагировать. Его внимание приковал плакат на котором Богоматерь с младенцем Иисусом рекламировали кока-колу. Хищная продавщица учуяла слабость. Она заметила интерес к своему товару, и стала предлагать всё новые и новые интерпретации икон эпохи возрождения, искаженные рекламными оскалами и дополненные продакт плейсментом.

Вдруг Джомни ощутил как воротник его рубашки врезается ему в горло. Он только успел выпрямить руки чтобы покупки посыпались на прилавок а не на тротуар.

— Сувениров на обратной дороге накупишь. — сказал его спаситель, и они торопливо шагая повернули на другую улицу.

— Да уж. С тех пор как дикий глобальный капитализм проложил свой путь мимо Сингапура, местные капиталисты совсем одичали... — задумчиво отметил Джомни.

— Прекрати душнить, ботанидзе! — смеясь ответил Нимхэ — Пошли лучше по борделям прошвырнемся.

— Ну разумеется! — обрадовался Джомни слегка переигрывая.

— Только будь осторожен, — тихо и серьёзно сказал Нимхэ — местные торговки "варениками" ещё более ушлые. Если не умеешь с ними договариваться, они с тебя три цены сдерут!

Гуляки замедлили шаг и перед ними открылась довольно богатая улица. Высокие дома в старинном японском стиле соседствовали с маленькими храмами азиатских религий и постройками, довольно неплохо стилизованными под европейскую колониальную архитектуру. В больших окнах домов, праздно воздыхая и покуривая сидели красивые девушки всевозможных рас и национальностей. Большинство из них были одеты в откровенные вечерние платья но экзотики тоже хватало. Начиная от платьев восемнадцатого века, с размашистыми шелковыми фонарями на рукавах, включая мрачные готические наряды и заканчивая азиатскими кимоно.

Вскоре туристы стали напротив большого здания стилизованного под салун дикого запада. Нимхэ показал одному из охранников свою кокарду с логотипом Матери Гидры, и охранник учтиво приподнял свою ковбойскую шляпу ещё сильнее прищурив свои раскосые глаза. Войдя внутрь, Нимхе отправился к барной стойке, а Джомни стал в сторонку от выхода ожидая сигналов от своего ушастого шефа. Пока Джомни рассматривал других гостей и хозяек, к нему подошла миниатюрная молодая женщина в синем шелковом платье, с неестественно белой кожей и приятным азиатским лицом.

— Добро пожаловать, гость из далёких краёв! — сказала она манерно жестикулируя руками — Вы вероятно устали в своём опасном странствии и желаете снять комнату?

Джомни посмотрел на Нимхэ, который уже во всю обнимался с женщиной в красном платье, иронично задрал нос и прищурившись оглядел остальных женщин. Затем он оценивающе оглядел худенькие на его вкус бёдра азиатки и сказал:

— Вашу "комнату", я бы снял на денёк другой.

Женщина деловито улыбнулась, манерно шагнула навстречу Джомни, и бесцеремонно оценила качество его драгоценных запонок и позолоту звёздочек на его погонах.

— Целых два дня! Однако, вы достаточно самоуверенны как для человека с гражданского флота, ну что же, милости просим... — Сказала женщина, указала рукой на ближайшую дверь и направившись к ней добавила — Меня зовут Жанетт.

Джомни заметил ехидный взгляд Нимхэ, уже приступившего к поцелуям, и подмигнул ему. Жанетт сопроводила Джомни в комнату и нежно поглаживая его спину закрыла за ними дверь. Она стала напротив него и начала снимать с себя бижутерию. Отстегнула брошку, и, соблазнительно обхватив её губами обнажила свою грудь. Видя едва заметную но красноречивую реакцию Джомни, сняла с головы большую агатовую заколку, распустила свои чёрные волосы и не отрывая взгляда от Джомни положила в рот ещё и её. Джомни начал было расстёгивать рубашку, но Жанетт рассмеялась, и отложив бижутерию в сторону, приблизила свои губы к его губам. Она нежно отодвинула его руки и стала расстёгивать его рубашку сама, пристально и жадно глядя в его глаза. Расстёгивая пуговицы одну за другой, она спускалась всё ниже и ниже, и когда застёгнутых пуговиц совсем не осталось, дверь распахнулась, и в комнату с громким хохотом ввалились Нимхэ со своей блондинкой в красном платье.