Нимхэ мило улыбнулась и опустила глаза. Джомни прошёлся по лаборатории и запрыгнул на кресло с лазерами, самодовольно улыбнулся, сплёл пальцы и сказал:

— Ну, рассказывай.

Нимхэ громко рассмеялась, присела на стол прижала локти к талии, и манерно двигая шеей застенчиво отвернула голову. Потом она ещё раз на него взглянула, громко посмеялась и сказала:

— Сердцеед хренов. Быстро ты меня завоевал. — сказала она и широко улыбаясь посмотрела ему в глаза.

— И куда ты ехал? — спросила Нимхэ.

— Да какая уже теперь разница. Прежде чем поступать в институт, мне всё равно нужно было бы искать работу, чтобы заработать на него. А на борту Гидры…

— Матери Гидры. — поправила его Нимхэ.

— Матери Гидры. — согласился Джомни. — Конечно я не так себе свою специальность представлял, но тут и платят хорошо, и информации полно.

— И на кого же ты собирался учиться? — спросила Нимхэ и медленно подошла к Джомни.

— На врача. — грустно ответил Джомни.

— Серьёзно? — спросила Нимхэ, трогательно приподняв брови в удивлении.

— Да. — ответил Джомни и опустил глаза. — Не для престижного диплома, а для себя.

Нимхэ стала серьёзной. Она спокойно облокотилась на стол в полуметре от Джомни и сильно задумалась. Она немного помолчала и стала осторожно поглядывать на Джомни.

— А почему? — задумчиво спросила она.

Джомни закатал свой левый рукав и показал свой шрам на внутренней стороне предплечья и сказал:

— Я не просто лучник. Я охотник. Было время когда я питался исключительно пойманной добычей. Но как-то раз, я поймал слишком много, и духи наказали меня за жадность. При попытке подстрелить третью антилопу стрела сломалась, и тетива загнала обломок глубоко мне в руку. Пятьдесят километров я шел истекая кровью, и когда присел отдохнуть, я взглянул в глаза мёртвой антилопе и задумался. Задумался над тем, как тяжело сделать такую же. Самым продвинутым сверхдержавам, до сих пор не видать таких технологий.

— Я очень близко знаю парня, который мог бы с тобой поспорить. — сказала она, и, коварно улыбнувшись, погладила свой живот.

Нимхэ закусила губу, опустила руку и, манерно изгибая спину, нежно погладила себя между ног. Джомни посмотрел на неё и ощутил чувство давно не посищавшее его тело, но расслабляться он не мог себе позволить, потому он ухмыльнулся, отвернулся и с улыбкой спросил:

— Познакомишь меня с ним?

— Навряд ли. — сказала она и грустно выдохнула — Да и к тому же, он скорее убьет тебя, чем станет делиться секретами. А что насчет тебя, расскажи о своей невесте, какая она?

— Чем-то похоже на тебя, только умнее. — сказал Джомни и улыбнулся.

— Потому что я блондинка? — засмеялась Нимхэ.

— Да. — улыбнулся Джомни — Она любила точные науки, и тем не менее очень тонко заправляла всеми вокруг. Я до сих пор вспоминаю, как она мною помыкала. А я хоть и знал пять языков, на женском так и не заговорил. — сказал Джомни и Нимхэ громко засмеялась.

— Кстати о языках. Как ты всех научить собрался? Капитан с приговорами не шутит. — тревожно сказала Нимхэ.

— Доверься мне. — сказал Джомни и хитро усмехнулся.

На утро в коридоре появилась маленькая коробка, рядом с ней пачка бумаги и ручка. На коробке было наклеено требование с подписью капитана. Надпись требовала от каждого члена экипажа написать на бумаге не менее двадцати самых забористых и часто употребляемых ругательств а также шуток и афоризмов. Приказ капитана требовал чтобы к вечеру записок в коробке было равно количеству моряков, но по итогу их оказалось в несколько раз больше.

На следующий день моряки получили перевод заявленных слов и фраз на эльфийский, с подробной инструкцией по произношению. Через неделю вместо отборной брани полилась утонченная изысканная речь состоявшая из той же брани. Матросам понравилась эта игра, они стали изощряться соревнуясь в многоэтажных и забористых, изобретательных и витиеватых ругательствах. Особое удовольствие Джомни ощутил, когда неосторожно столкнулся с матросом, который обругал его на эльфийском.

Джомни вновь ощутил помощь духов. Казалось, сам Океан нашёптывал Джомни и его ученикам эту изысканную речь рождёную звуками морей. Со временем Джомни допустили к записям шумов океана под предлогом продолжения работы над акустической терминологией. Позднее появилась и письменность, состоявшая из небольшого количества символов и примитивной грамматики, близкой по принципам работы к русскому языку. На стене возле коробки стали появляться терминологические словари и бытовые слова.

К концу отведённого Джомни срока, морякам приелся избыток ругательств и речь постепенно наполнилась и другими словами, менее грубыми по содержанию но такими же мягкими по звучанию. Однажды, Джомни нашел в коробке даже чью-то попытку перевести старую морскую песню, на новорождённый морской язык. Он подумал что это была Нимхэ, но он ошибался.

Капитан вызвал Джомни. Джомни зашел к нему в кабинет, и оказался лицом к лицу со своим судьёй. А возможно даже палачом. На столе капитана лежал кортик, а позади него стояли старший механик и штурман с каменными лицами.

— Ты же понимаешь, насколько низко ты поступил. — сказал капитан.

Джомни не ответил. Он в полной мере осознавал свою вину. Команда что доверилась ему, могла рассчитывать на взаимное доверие.

— Сомнения в действиях капитана и высшего командного состава допустимо, но оно имеет границы. А ты просто растоптал их. Тем самым подставил весь экипаж. Да, ты попал на борт не по своей воле. Ты мог бы остаться прачкой и спокойно отработать свой билет. Но ты подписал контракт, совершенно добровольно, ты стал частью корабля, частью команды. Тебе оказали большое доверие, а ты предал его. Как ты посмел?

Джомни не ответил. Впервые в жизни он захотел искупить свою вину, но это было невозможно.

— Будь ты постарше хотя бы на год, я бы не раздумывая казнил тебя на месте! Но поскольку ты ещё молод, я великодушно дал тебе шанс. Что ж, посмотрим как ты им воспользовался.

Капитан попросил штурмана оценить качество работы Джомни, и штурман сказал что она не закончена, но может быть очень полезна. Затем он узнал мнение старшего механика, и тот оценил язык как посредственный. Затем капитан вызвал случайного матроса, протянул ему листок с переводом песни, показал его матросу, а сам взял кортик в руки и сурово нахмурил взгляд.

Матрос сначала долго смотрел на листок, перечитывал его несколько раз. И когда капитан встал со стула, матрос вдруг засмеялся, и начал раскачивать головой ритмично бормоча читаемый текст. Затем он поссмеялся и похлопал Джомни по плечу. Капитан отпустил матроса, вновь положил кортик на стол и позвал Нимхэ.

— У тебя есть последний шанс всё нам рассказать. — Сказал капитан. — а потом ты умрёшь. Желаешь ли сказать последнее слово?

— Да, капитан. Я шпионил, но не для англов или саксов, а для себя. Для своего племени. Я хотел узнать что-нибудь, что поможет моей родине не погибнуть от рук захватчиков. Мой отец попросил духов о том, чтобы те дали нам шанс выжить. Он посчитал что именно я должен принести домой разведданные и рассказал мне, а я принял это слишком близко к сердцу. Я посчитал что самая полезная информация может быть у врачей, и хотел на него выучиться. Я даже духов попросил об этом, и не должен был об этом никому говорить, пока не выучусь, но, раз уж моя миссия провалена, то какая теперь разница.

Когда Нимхэ услышала о чем Джомни попросил духов, она посмотрела на него с удивлением. Она была настолько удивлена, что стала напротив Джомни, и пристально посмотрела ему в глаза.

— Ты и правда попросил об этом духов? — спросила она с таким удивлением, которого не ожидала от себя сама.

— Да. Так и было.

Капитан убедился в том что Джомни сказал всё, подошел к нему и обхватил кортик.

— Так вот почему мы обломали антенну об этот сраный паром! — сказала Нимхэ, задумчиво дёргая себя за косу. — Мне говорили что духи существуют, а я не верила. Похоже я проспорила кое кому ящик бурбона!