Меня разбудил грохот. Такой силы, что меня подкинуло. Не зная, что и думать, я осмотрелась и заметила, что лампа упала с небольшого столика. Я вскочила, боясь, что огонь моментально охватит жилище, подняла лампу и увидела, что Лео все еще нет.

Крики на улице добавили страха и паники. Я быстро накинула плащ, надела капюшон, взяла лампу и вышла в темноту. Пахло пожаром, но где именно горело, не было видно. Огни ламп метались по палаточному городку. Никто не слышал моего крика срывающимся в сипение голосом. Стена воды, словно кто-то там наверху открыл огромный шлюз, не позволяла видеть дальше нескольких метров. Шум стоял такой, будто за моей спиной огромный водопад.

— За поездом! – кричал кто-то. – Все бегите за поезд!

— Что случилось? – попыталась я задать вопрос, но голос мой словно запутался в струях воды, и все слова упали в озеро, коим стала вся земля в лагере.

— На склад! Все на склад! Взрывчатка! – донеслось до меня снова, и я обмерла. Сколько я спала? Приходил ли Лео? Мое сердце, моя душа летели туда, куда бежали все, но я не могла сделать ни одного шага. Ноги просто отказались слушаться меня. Я схватилась за ручку двери и поняла, что не чувствую своих ног.

— Нет, этого не может быть. Это точно не случится снова, это просто от страха… Любушка, милая, отступи, прошу, не возвращайся: девочке еще жить и жить. Дай мне побыть счастливой, прошу тебя, - шептала я, словно разговаривала с собой прежней. И вдруг поняла, что я уже давно и не вспоминала о себе, как будто и не было никакой прошлой жизни, прошлого опыта, прошлых обид и навыков. Как будто не было Любушки. Я поняла, что мои нынешние чувства никак не касаются той старушки, которая осталась сидеть в своей коляске и, заснув, покинула это тело. Мое юное тело жило юными чувствами, молодыми силами и мыслями.

— Миссис Лоуренс, - голос надо мной привел меня в чувство, а потом я увидела поднятый к моему лицу фонарь.

— Где Лео? – только и смогла прошептать я.

— Он на складе… - человек, лица которого я не видела, замолчал как-то резко, словно побоялся договорить.

— Он жив? С Лео все в порядке? – не унималась я.

— Миссис, давайте я заведу вас. Здесь так льет, что… - мужчина будто не слышал меня, не слышал моего крика, не чувствовал, как я луплю по нему кулаками, когда он тащил меня внутрь.

Я сорвала голос и все еще не чувствовала низ своего тела. Я чувствовала себя бабочкой, закрытой в банку: безголосой, бессильной, беззащитной.

— Снимайте это, иначе простынете, - сильные мужские руки стащили с меня мокрый насквозь плащ, а я, как рыба открывала рот и сипела, пытаясь привлечь к себе внимание.

А потом все потемнело.

Открыв глаза, я увидела высокий белый потолок. Пахнуло спиртом, и мне стало очень холодно.

— Растирайте, растирайте, Элен, иначе у нее будут пролежни. Только укутайте потом, иначе она выхаркает все легкие, - строгий мужской голос сначала вызвал панику, но потом я почувствовала на своей спине трение. Кто-то тер спину ледяной тряпкой.

— Мне холодно, - сказала я, и в горле запершило.

— Вики, милая моя девочка, - голос Елены сначала обрадовал меня, но потом, когда память кусками начала подкидывать мне воспоминания, мне стало очень страшно.

— Елена, Елена, - я с трудом повернула голову. В этот момент мать Лео оттолкнула женщину в сером платье и белом переднике, которая растирала мне уже руки. Встав на колени возле койки, Елена взяла мое лицо в ладони и заплакала.

— Нет, не плачь. Прошу тебя, скажи мне только: где Лео? Елена, - тараторила я. В горле словно по живому драли теркой, в груди горело.

— Он здесь, рядом… с ним отец, - стараясь не разрыдаться, но уже почти начав, ответила женщина с темными кругами под глазами, и я выдохнула.

— Я сейчас снова потеряю сознание. Прошу, скажи… с ним все в порядке? – спросила я из последних сил. Я боялась даже произнести слово «жив». Мне казалось, после этого я пройду Рубикон, и возврата уже не будет.

Я то проваливалась в тяжелый, какой-то неестественный сон, то приходила в себя. В тумане видела лица, слышала голоса, словно люди говорили через трубу. И снова впадала в забытье. Металась от жара, тряслась от холода и никак не могла собраться с мыслями. Только теплая рука Елены хоть как-то давала понять, что я жива. И, наверное, она вытащила меня из могилы.

Проснувшись в очередной раз, я поняла, что картинка перед глазами не плывет: за окном солнце пробивалось сквозь тучи, по стеклу ползали две мухи. Голоса за дверью спокойные, хоть и невозможно было понять, о чем говорят.

Потная ладонь затекла, и когда я попыталась ею пошевелить, поняла, что ее кто-то держит. Я повернула голову и увидела голову моей свекрови, склоненную на сложенные руки. Одной она держала мою ладонь. Сидела она низко, видимо, на табурете, по спутанным волосам скользили лучики солнца.

«Утро или вечер?» было первой мыслью.

— Вики, детка, милая моя, - Елена подняла голову и принялась ощупывать мою шею, лицо, словно пыталась узнать меня на ощупь. - Ты больше не горишь. Слава Богу, - выдохнула она, осторожно встала с низенького табурета, который обычно ставят под ноги, и поторопилась принести мне воды.

— Все хорошо. Температуры нет, - ответила я, снова почувствовав, как дерет горло. – Где Лео? – я попыталась сесть, но Елена присела рядом и сдержала мой порыв. Поднесла стакан к губам. Я подняла руку, пытаясь перехватить стакан, но это далось мне слишком тяжело. - Ноги, мои ноги! – вспомнив, что я не чувствовала их, закричала я.

— Лео в соседней комнате, Вики. Все хорошо. Что с ногами? - она испугалась и стала всматриваться в мое лицо, видимо решив, что я все еще брежу.

— Слава Богу, - вырвалось у меня на чистом русском, как только я выделила из сказанного ею долгожданные слова о моем муже. И сразу почувствовала, как пальцы ног сжимаются и разжимаются. Я выдохнула и, выхватив у нее стакан, принялась пить жадными глотками, через боль в горле, жжение в груди. В голове становилось все светлее и светлее.

— Что с твоими ногами, Вики, - Елена подняла одеяло и тронула меня за колено.

— Все хорошо. Приснилось что-то страшное, - отдышавшись, ответила я. - Позовите Лео, прошу. Я так переживала весь день.

— Вики, ты в постели уже пятые сутки, - ответила Елена, и я замерла.

— Пятые?

— Да. Всю ночь ты пролежала в лагере у Роулинса. На складе, где хранилась взрывчатка, был взрыв.

— Никто не погиб? – наперед думая о том, как это мог перенести Лео, спросила я. Лично я никого почти не знала и, конечно, не хотела жертв. Но больше всего боялась, что Лео взвалит всю вину на себя.

— Нет. Есть раненые, но все уже пришли в себя. А ты… не приходила в себя первые дни. Мы выехали из Бостона, как только узнали о взрыве. Той же ночью…

— Позовите Лео, прошу вас, - умоляла я, не слушая рассказа.

— Он еще не может встать, но с ним все хорошо, - достаточно бодро ответила Елена и попыталась изобразить улыбку.

Я откинула одеяло, села и, борясь с головокружением, попыталась спустить ноги на пол.

— Нет, нет, милая, сначала ты наберешься сил. Ты лежала там всю ночь, насквозь мокрая, без сознания, с распахнутой ветром дверью. Я молилась возле тебя, - Елена вдруг сдулась, как шарик: плечи ее опустились, уголки губ устремились вниз, вычерчивая морщины вокруг губ, зрачки замерли. Она опустила руки и горько заплакала, навалившись плечом на меня.

— Елена, милая, досталось же вам, - я обняла ее и опустилась головой на подушку. Так мы лежали несколько минут. Она рыдала навзрыд, а я гладила ее дрожащие худенькие плечи, так похожие на бабушкины, и сама плакала молча. Я плакала от радости, что Лео жив. Мне было плевать на все остальное. Эти страшные моменты, когда я просыпалась в горячке и память, словно на мое растерзание, подкидывала мне воспоминания о беде, минули.

— Вижу, вы уже пришли в себя, - бодрый голос мистера Лоуренса-старшего заставил нас собраться, проглотить слезы и улыбнуться, - Так плакать могут только выздоравливающие. Как ты, девочка? – мой свекор тоже выглядел не таким, как я привыкла его видеть. Он вдруг постарел, как-то осунулся, стал равен своим годам.