Монокристаллы, им отвечающие, не обладают центром симметрии и плоскостями симметрии. Они характеризуются чисто зеркальной симметрией, резко выраженной.
Л. Пастер, который чрезвычайно ярко сознавал значение этого явления в окружающей нас твердой земной среде, не сознавая всей его сложности, упрощал реальность, что очень ярко выразилось в его упрощенном представлении о рацемических состояниях химических соединений протоплазмы, нигде в другой природе не повторяющихся.
Но представления Пастера о коренном отличии живых тел от косных – о диссимметрии, строящих их химических соединений, по существу остаются незыблемыми.
Все природные белки, жиры и углеводы, всегда биогенные, обладают этими особенностями. Биохимики давно называют их естественными белками, такими же углеводами и жирами, в отличие от стерически правых производных белков, углеводов, сахаров и жиров, которые легко получаются нами в наших лабораториях и отвечают неестественным компонентам, стерически правым, в природе в нормальных условиях неизвестным.
Пастер указал, что эти естественные стерически левые тела резко по массе преобладают в яйцах и зернах, то есть в исходах новых поколений.
Чрезвычайно характерно, что «неестественные» тела – стерически правые – встречаются в организмах в случае болезни, например в раковых опухолях, одинаково встречающихся и в животных, и в растениях. Это явление только что открыто и чревато большими последствиями.
Это явление – выделение только одного оптического изомера – противоречит законам кристаллизации и никогда не наблюдается в явлениях, где отсутствует то или иное проявление жизни. Когда в природный процесс вмешивается человек, мы видим уже вмешательство живого вещества. Так, Пастер своим вмешательством в явления кристаллизации получил чистые неестественные оптические изомеры из левых винных кислот и их солей. Так получены и народной кустарной техникой соли левых винных кислот, и сами кислоты при действии плесневых грибков в Эльзасе, значение и причину чего понял, кроме Пастера и независимо и даже раньше него, другой французский химик А. Бэшан (A. Béchamp, 1816–1908). Оба они научно вскрыли открытое тонкой эмпирической бытовой наблюдательностью техников, основное отличие в этом проявляющееся, живого от косного в аспекте Космоса.
Бесстрастная история научной мысли поставила на свое место ученых химиков Л. Пастера и А. Бэшана и безымянных практиков-виноделов, сумевших использовать для быта свою тонкую наблюдательность природных явлений.
41. Очевидно, мы имеем здесь дело с коренным отличием геометрических основ живых от косных естественных тел и явлений (§ 25). Чрезвычайно замечательно, что тела живых организмов резко отграничены от окружающей их косной и живой природы, сообщаются с ней прежде всего питанием и дыханием.
В XX столетии выяснилось, что все эти процессы могут быть сведены к биогенной миграции атомов[339] (§ 24, п. XVI). Никакой другой связи с окружающей их средой, то есть с косными телами природы, кроме биогенной миграции атомов, в живых телах планеты нет.
К миграции, кроме питания и дыхания, может быть сведена и вся бытовая другая деятельность живых организмов в их окружении – использование ими косной и живой природы для жизни – механическое и техническое их проявление при постройке обиталищ, гнезд, постройке домов, все проявления человеческой техники, которая в наше время меняет биосферу, превращая ее в новое геологическое состояние, в ноосферу. Живое вещество этим путем меняет лик Земли как планеты (§ 1). Это может быть выражено как биогенная миграция атомов особого рода – третьего рода, которая должна расти в ее проявлении в массе вещества планеты, так же как явления жизни, в геометрической прогрессии.
Уже в XVII–XVIII веках итальянские натуралисты, Ф. Реди во Флоренции (1626–1697) и А. Валлисниери (1661–1730), а также другие выяснили одно из основных эмпирических обобщений, которое было сформулировано ими и позже них другими: «Omne vivum е vivo» – «Все живое происходит только от живого». Такая формулировка принадлежит немцу Л. Окену (1779–1851)[340] в начале XIX века. Организмы размножаются поколениями, благодаря чему все их тела как бы обособлены от окружающей их природы, абиогенеза нет. То есть прямое получение их из косной природы иным путем не наблюдается (§ 24, п. V).
Но с таким пониманием явлений жизни не мирится вековая традиция – и неуклонно идет веками искание абиогенеза, которое одно время до XVIII – начала XIX столетия господствовало и в науке, и в быту. Сейчас это единичные искания: замирание старой вековой научной и бытовой ошибки. Одиночные искания абиогенеза продолжаются в лабораториях неуклонно, но уже как пережитки прошлого. Анализируя эти попытки, мы всегда выходим из области точного знания. Мы входим в ее истоки – в область философских исканий или религиозной веры.
Учитывая этот результат многовековых усилий, мы должны считаться с этим фактом и отбросить их из нашего кругозора. Но эти искания попутно приводят нас к новым научным явлениям. Перед одним из таких явлений мы сейчас стоим.
42. Сейчас впервые человек столкнулся в болезнях растений и животных с морфологическими образованиями, живая или косная природа которых до сих пор не выяснилась. Это первый случай в истории науки, так долго не разрешенный в науке XX века. Это вирусы, впервые открытые в конце XIX века проф. Д. И. Ивановским, но обратившие на себя внимание только в XX веке.
В нашем веке в последние годы выяснилось их широкое распространение в болезнях животных, в том числе и человека и растений, и неясно, являются ли они организмами – живыми телами – или косными, смежными с ними образованиями, или смесью живого и косного.
Химически они отвечают белкам. По-видимому, нет сомнений в их химически почти чистом состоянии. Нередко их называют кристаллами, что едва ли правильно. Мы находимся здесь на границе точного знания. Ясны, однако, пути исследования.
С одной стороны, необходимо выяснить законы кристаллизации белков, к которым относят вирусы. И, во‑вторых, выяснить, имеем ли мы в вирусах кристаллы или мезоморфные формы определенных химических соединений. Оба вопроса могут быть быстро разрешены опытом. Явления кристаллизации сейчас, в XIX и XX столетиях, выяснились с достаточной для точной научной работы ясностью для большинства определенных химических соединений (и для молекул химических элементов). Таковы работы П. Кюри, Д. Н. Артемьева, А. В. Шубникова. Но одновременно выяснилось в конце XIX века, что кристаллизация таких сложных неустойчивых молекул, как белки, идет совершенно иначе, чем кристаллизация других изученных тел.
Это было указано во второй половине XIX века ботаником проф. Негели в Мюнхене, прежде всего. Негели представлял себе этот процесс по аналогии с ростом оболочек клеток как интуссусцепцию (внедрение). Рост белковых кристаллов идет аналогичным путем – разбуханием. Разбухание для других «кристаллов» не наблюдается, но оно наблюдается для мезоморфных тел.
Возможно, что это разбухание, ярко видное в электронном микроскопе для мельчайших «кристаллов» алюмосиликатов типа монтмориллонита, например, и других, характерно для почв и осадочных пород. Это разбухание проще всего объясняется тем, что мы имеем здесь дело не с кристаллами, а с мезоморфными образованиями.
В 1889–1892 годах я много работал над кристаллизацией яичных белков, пользуясь той же методикой, которая и сейчас употребляется при очищении кристаллизацией вирусов. Я исходил из растворения этих белков в водном растворе сернокислого аммония. В конце концов, мне удалось получить призматические кристаллы величиной больше сантиметра, но измерить я их не мог, так как все плоскости их были покрыты вицинальными надломами и давали характерную «полисимметрию» А. Скакки. Как известно, полисимметрия связана с поверхностным натяжением.
