Молясь, чтобы он не отверг меня, я поворачиваюсь на бок и кладу голову ему на грудь. Он даже не колеблется. Его рука скользит вокруг меня, притягивая меня к себе.

У меня странное желание заплакать. Но вместо этого я утыкаюсь носом в его голую кожу, закрываю глаза и благодарю Бога за то, что я здесь не одна.

Что-то сдвигается подо мной, нарушая беспокойный сон, в который я погрузилась. Это был дерьмовый сон, но это было все, что у меня было.

Громкий стук продолжался всю ночь, и к тому времени, когда он наконец прекратился, небо окрасилось в голубой цвет. Мы изо всех сил старались заснуть, но можно с уверенностью сказать, что нам обоим это не удалось.

Я застонала и перевернулась на спину. Она все еще болит, как дерьмо, но лежание в настоящей кровати немного сняло напряжение.

Энцо вздыхает от разочарования, и я чувствую вкус его кислого отношения на своем языке. Если быть честным, мой вкус ничуть не слаще.

У нас будет отличный день.

Он садится, закидывая ноги на кровать, и разминает шею, испуская глубокий вздох. На мгновение он просто сидит и дышит. Я могу разрезать это напряжение одним из тех тупых пластмассовых ножей, которые дети получают в кухонных наборах.

Затем он встает и подходит к деревянной доске. Он хватает молоток, прислоненный к стене, и быстро вытаскивает гвоздь. Энцо отпускает его, и тот отлетает в сторону, болтаясь на другом конце, куда он был вбит.

Он заменяет молоток на ружье, бросает на меня быстрый взгляд через плечо, затем распахивает дверь, как будто ее не пытались сломать всю ночь.

По ту сторону ничего нет.

Тихо и холодно, и это почти как пощечина. Почему оно изводит нас, когда нужно спать, а потом перестает, когда пора просыпаться?

Так чертовски грубо.

Я прикусываю язык, когда встаю, боль в спине кричит. Я заставляю себя потянуться, боль граничит с удовольствием и настолько острая, что я не могу удержаться от стона.

Чувствуя легкое головокружение, мне требуется мгновение, чтобы снова сосредоточиться и надеть шорты.

Энцо пристально смотрит на меня, сердито хмурясь, затем переводит взгляд на противоположную сторону нашей двери. Нахмурив брови, я подхожу к нему, чтобы узнать, в чем дело.

Я не могу понять, злится ли он на меня или на дверь, но в любом случае я мгновенно обороняюсь.

Почти сразу же я замечаю глубокие вмятины в дереве и занозы от того места, где он, должно быть, таранил ее плечом.

У меня перехватывает дыхание. Я даже не помню когтей. Должно быть, это произошло, когда я бредила от недостатка сна.

— Ебаный ад, — бормочу я, проводя пальцем по одному из следов.

Энцо молчит, но я слышу, как пар вырывается из его ушей.

— Духи не могут этого делать, — говорит он.

Я бросаю на него неприязненный взгляд.

— Откуда тебе вообще знать? — бормочу я. — Не то чтобы ты был экспертом.

От его пристального взгляда может растаять чертова Антарктида. Но я не отстраняюсь от него. Я не уверен, что это из-за сильного недостатка сна, из-за боли, пульсирующей во всей спине, или из-за того, что я настолько опустошена от страха, что мне все равно, умру ли я сегодня, но я даю ему пять и прохожу мимо него.

Я не собираюсь стоять здесь и спорить о призраке, не подчиняющемся законам физики. Я лучше проведу время, булькая кофеином, как будто я порнозвезда, окруженная пятью членами.

Несмотря на заколоченные окна два на четыре, утренний свет проникает сквозь щели, омывая нижний этаж глубоким синим цветом. Пылинки танцуют в лучах солнца, а я отмахиваюсь от них рукой, как будто это может чего-то добиться. Меня всегда пугал вид грязи в воздухе. Это грубое напоминание о том, что я ежедневно вдыхаю какую-то гадость.

Спустя мгновение Энцо топает по лестнице, и мы игнорируем друг друга. Даже в раздражении он взбивает жареное яйцо и кусок тоста для каждого из нас, поэтому я уступаю и наливаю ему чашку кофе.

В нашем натянутом молчании я замечаю, что нож для стейка, которым я ела вчера, теперь отсутствует. Я отчетливо помню, что положила его на остров перед сном. Энцо поднялся раньше меня, поэтому я не понимаю, как он мог его убрать.

Мысль о том, что демон украл нож, действует на нервы сильнее, чем царапины на двери.

Когда я рассказываю об этом Энцо, он только ворчит, хотя я замечаю, что его глаза заострились и стали более внимательными.

Только после того, как мы оба поели и выпили наше жидкое лекарство, он наконец открывает рот.

— Сегодня нам нужно искать маяк, — объявляет он.

Ни хрена себе. Что еще, черт возьми, мы должны делать? Сидеть здесь и придумывать суперсекретное рукопожатие ради прикола?

Ладно, очевидно, что еда и кофеин не слишком улучшили мое настроение.

Я не собираюсь отвечать. Вместо этого я встаю, стул противно скрежещет по полу и зарабатывает себе серьезный взгляд Энцо.

Я все еще убеждена, что вход в маяк находится где-то на нижнем этаже. Но, как и наверху, есть только очень много мест, где может быть спрятана дверь.

Я начинаю работать, стуча кулаком по любым открытым участкам на стенах в поисках пустоты.

— Я продолжу искать наверху, — бормочет он.

— Разделяй и властвуй, звучит здорово, — комментирую я, снова стуча по стене, чтобы еще раз убедиться в ее прочности.

Надеюсь, я возвращаю должок и не даю призракам спать, как они сделали это со мной.

Если я не смогу заснуть, то и мертвые не смогут.

Сойер

Целый гребаный день потрачен впустую.

Дверь к маяку не найдена, и я готова вырвать свои чертовы волосы. Я провела столько времени, колотя по стенам, что это эхом отдается в моем мозгу, и теперь моя голова так же непрерывно стучит.

Настроение мое и Энцо, казалось, только ухудшалось с течением времени. Видимо, мы все еще не в том состоянии друг с другом, когда можем мирно размышлять вместе.

Прошлая ночь стала напоминанием о том, что нам не место на этом гребаном острове, но мы бессильны что-либо с этим сделать. Знание того, что Сильвестр где-то там и что мы все еще не приблизились к тому, чтобы найти маяк, начало донимать нас обоих — сводить с ума.

Мы весь день не отрывались друг от друга, и если я была раздражительной, то он был в ярости с момента нашего пробуждения. Хотя со временем я все меньше верю, что у него просто плохой день, и думаю, может быть, я сделала что-то не так.

Я пока не хочу возвращаться в комнату. Сейчас только пять часов вечера, но мы решили закончить рабочий день.

Я стою в ванной, только что из душа и чувствую себя на взводе. Зеркало запотело, и я отказываюсь вытирать конденсат. Я никогда не любила смотреть себе в глаза — мне слишком стыдно, но я также уверена, что в тот момент, когда я это сделаю, за моей спиной будет стоять демон.

Я опускаю взгляд на единственные вещи, которые у меня есть. Если не считать футболки, это та же одежда, которую я вынуждена носить уже более трех недель. Я устала от затхлого запаха и постирала все футболки Сильвестра, а также следила за тем, чтобы каждые несколько дней поддерживать чистоту нашей одежды.

У него их достаточно, чтобы я могла менять их местами, но мой неоново-зеленый купальник уже износился от постоянной носки.

Теперь, когда остались только я и Энцо, у меня возникает искушение походить на коммандос и надеть только футболку большого размера, под которой ничего нет.

Но потом я вспоминаю, почему не хочу возвращаться в комнату. Там Энцо, и по какой-то причине я его сейчас ненавижу.

Сегодня мы оба были засранцами. Я могу это признать. Это место сводит нас с ума, и чем дольше я здесь остаюсь, тем больше мне хочется что-нибудь проткнуть. К несчастью для Энцо, он, как правило, ближе всех ко мне.

Вздохнув, я натягиваю купальник, но отказываюсь от шорт и майки. Я просто возьму новый топ из шкафа Сильвестра, и дело с концом.