Мое сердце падает, я уже знаю, от кого оно, даже не видя его. Несмотря на то, что мой мозг кричит мне, чтобы я просто проигнорировала его. Они не смогут тебя найти. Я все равно хватаю устройство и нажимаю на него.

«Давай, мелкая, перестань врать себе и остальному миру о том, что произошло. Ты тратишь все это время на бегство, когда могла бы уже столкнуться с тем, что ты сделала с единственным человеком, который любил тебя больше всего на свете.

Просто... сделай это ради Кевина.

Ты в долгу перед ним.

Гаррет»

Ублюдок. Рыча себе под нос, я нажимаю большим пальцем на кнопку удаления, затем сажусь и выключаю фургон.

Через несколько секунд я выхожу под палящее солнце, захлопываю за собой дверь и топаю сквозь деревья, пока не выхожу на грунтовую дорогу, которая приведет меня в город.

Я познакомилась с Гарретом после того, как Кев поступил в полицейскую академию, когда нам было по двадцать лет. Он взял для меня прозвище Кевина, и каждый раз, когда я его вижу, мне хочется выцарапать себе глазные яблоки. С тех пор как я сбежала, он посылает мне электронные письма, умоляя вернуться и столкнутся с тем, что я сделала. Он просто еще один коп, который поверил моему брату, а не мне.

А почему бы и нет? Они всегда поверят полицейскому, а не гражданскому. Даже если я его сестра-близнец.

Я бреду к автобусной остановке в плохом настроении, когда замечаю Саймона. Я даже не заметила, что иду сюда. Как будто в моем теле щелкнул переключатель, и оно перешло на автопилот, тяготея к моему единственному другу в этом городе. Больше не к кому пойти. Больше не с кем поговорить.

Мгновенно в моей груди загорается искра, и я бросаюсь к нему.

— Саймон! — зову я, взволнованно махая рукой. Он машет в ответ, и на его лице появляется небольшая улыбка, когда он замечает меня.

— Ну, привет, красотка.

— Я скучала по тебе. Тебя не было, — говорю я ему, садясь рядом с ним. — Почему?

Он смеется, звук сотрясает все его тело. Саймон не смеется ртом, он смеется грудью.

— Моя бывшая жена говорила мне то же самое весь наш брак. Наверное, поэтому она и развелась с моей задницей. Похоже, она не может долго удерживать меня на одном месте.

Я кривлю губы.

— Я чувствую тебя, Саймон, я чувствую тебя. Но я думаю, может, твоей жене стоило просто уйти с тобой.

Он машет рукой.

― Эх, быстрая жизнь не для всех. Ты такая же, как я, малыш, я вижу — всегда в движении.

Я улыбаюсь и киваю.

— Меня тоже не удержать.

Он изучает меня секунду, затем лезет в карман и достает сигарету из пачки.

— Знаешь, мы также и разные. Я всегда бежал к чему-то — всегда искал что-то, чего никогда не мог найти. Но я подозреваю, что у тебя все наоборот. Ты бежишь от чего-то.

Моя улыбка сползает, и я протягиваю руку.

— Дай-ка мне это.

Он снова усмехается и протягивает сигарету. Я зажимаю ее между губами и наклоняюсь, позволяя Саймону прикурить ее для меня.

Глубоко затянувшись, я спрашиваю:

— Откуда ты знаешь?

Он не отвечает, пока не прикурит свою и не сделает несколько затяжек.

— У тебя такой взгляд загнанного в угол животного. Прыгучий. Призрачный. Как будто ты собираешься укусить и убежать в любую секунду, без предупреждения.

Я хмурюсь. Остин, бармен, тоже сравнил меня с животным.

— Видимо, я не такая загадочная, как мне казалось, — бормочу я, делая очередную затяжку.

— Милая, ты носишь свой багаж так, будто это единственное, что у тебя есть.

— Ой, — бормочу я, хотя на губах появляется ухмылка. — Может, в этом и есть моя привлекательность. Все хотят починить сломанное, верно?

— Нет, — говорит он. — Людям на самом деле не важно, как тебя собрать. Они просто хотят придать форму твоим сломанным частям, чтобы они соответствовали их стандартам. Сгладить их, сделать менее острыми, чтобы они не резали так глубоко, когда они их собирают. Но ты не станешь менее сломанной.

— Он мудрый, — громко объявляю я, заслужив несколько косых взглядов. — Если я — дикая собака, то ты — сова.

Еще один смех, сотрясающий тело, и я чувствую, что моя душа немного облегчается. Саймон не заинтересован в починке моих сломанных частей, но он также сглаживает их, даже не пытаясь. Совсем чуть-чуть.

— Татуировка хорошо заживает?

Моя ухмылка расширяется, и я показываю ему свою ногу.

— Она идеальна. Я хочу еще одну.

— Мы можем сделать еще одну, но давай подождем до подходящего момента, хорошо?

Еще один хмурый взгляд.

— Как я узнаю, что это подходящее время?

Он похлопывает меня по ноге, пока автобус мчится по дороге, с визгом останавливаясь перед нами. Никто из нас не встает, чтобы уйти.

— Ты узнаешь.

Энцо

Ladra — воровка.

Моя рука прижимается к шершавой поверхности белой акулы подо мной. Она плавно скользит по воде, ее тело покачивается взад и вперед, когда она плывет.

Она безмятежна. Я ничуть не возражаю против того, что держусь за ее плавник.

На одном из ее зубов зацепилось пластмассовое кольцо, но я дал ей привыкнуть к моему присутствию, прежде чем вытащить его. То, что никогда не должно быть во рту ни у одного гребаного животного.

Хотя я бы не возражал, если бы оно было намотано на чью-то шею.

Блять. Воровка.

Это все, о чем я могу думать — постоянный цикл в моей голове, напоминающий мне, как легко меня разыграли. И единственным, кто был настолько глуп, что позволил ей войти, был я.

Сомневаюсь, что я единственный, кто стал жертвой этих больших, печальных глаз.

Когда я проснулся на следующее утро после того, как трахнул ее, мое сердце уже накачивало организм адреналином. Я просто знал, что она сделала что-то, чтобы меня поиметь. А когда я обнаружил, что она исчезла, мой страх закрепился.

Мне потребовался остаток дня, чтобы понять, что она сделала. Из моего бумажника ничего не пропало, и мой сейф остался нетронутым. Только когда я зашел в свой кабинет и обнаружил, что нижний ящик стола не заперт, я понял, что она что-то вытащила.

Ничего не пропало, и я несколько дней не мог понять, что она задумала. То есть, пока я не заглянул в свой кредитный отчет и не обнаружил, что у меня есть новая кредитная карта. Которую я ни хрена не открывал.

Эта сука украла мою чертову личность.

С тех пор прошло несколько недель, и с тех пор я постоянно звоню, чтобы узнать, сколько средств списано с моего счета. Она не просадила деньги, как я ожидал, но время еще есть. До сих пор я не могу понять, в чем ее суть.

Не могу понять и свою собственную, учитывая, что я не заставил себя заморозить счет и позвонить властям.

И все же.

Злость, проходящая через мою систему, чертовски поразительна. Если бы я не контролировал свои эмоции, мне было бы опасно заходить в воду сегодня.

Акулы чувствуют, когда мы не расслаблены. Повышенное сердцебиение было бы равносильно тому, чтобы прикрепить к моему телу кишки тюленя и отправиться в плавание.

Я достаточно зол, чтобы сразиться с двухтонным животным, и хотя я не могу пообещать себе, что выиграю, я бы устроил действительно хороший бой. Проблема в том, что я не хочу драться с акулой.

Что я хочу сделать, так это прикончить маленькую сирену, которая меня обманула.

Господи, и подумать только, что на одну гребаную секунду я вообразил, что, возможно, захочу увидеть ее снова.

Я выкидываю ее из головы, пока что сосредоточившись на красоте передо мной. Она бросается влево, слегка взмахивая хвостом и выбивая меня из равновесия.

Именно здесь, внизу, я чувствую себя наиболее спокойно — плавая рядом с самым свирепым творением матери–природы.

Я провожу рукой по ее плавнику, уговаривая ее вернуться в расслабленное состояние.