— О Боже, Энцо, я сейчас снова кончу, — задыхаюсь я.

В глубине его груди раздается рык, от которого по моему позвоночнику пробегают мурашки.

— Мое имя и имя Бога не должны звучать в одном предложении, красавица, — хрипит он, его голос такой же грубый, как и камень под нами. — Одно свято, а другое развратно.

Он загибает пальцы свободной руки мимо моих губ и зацепляет их за нижние зубы, притягивая мой расфокусированный взгляд к своему, на его лице появляется рычание.

— Угадай, кто из них я?

Придушенный крик — мой единственный ответ, когда оргазм пронзает меня. Я кончаю, мои зубы вгрызаются в его плоть, а зрение чернеет от мощных волн, накатывающих на меня. Он поднимает меня с себя, чтобы ослабить давление, жидкость вытекает на его живот, когда я бьюсь в конвульсиях.

Было бы неловко, если бы я была способна чувствовать что-то помимо эйфории.

Затем, свободной рукой, он направляет меня обратно вниз, входит в меня и разжигает блаженство до почти болезненного уровня, держа при этом свои пальцы крепко сцепленными над моими зубами.

Мое тело содрогается, когда его толчки учащаются, я чувствую, как он набухает внутри меня. Затем его голова откидывается назад, его сильное горло издает стон, когда он взрывается рядом со мной. Он замирает, вены на его руках, кистях и шее утолщаются, когда он вибрирует подо мной.

По-прежнему преодолевая волны, я прижимаюсь к нему, издавая еще один дикий рык и заставляя его снова поднять глаза на меня, внутри которого пылает инферно.

— Черт, продолжай высасывать все до последней капли. Ты можешь получить все, детка. Тебе нужно только взять это.

Он притягивает меня к себе за челюсть, как рыбу на крючке. Я пускаю слюни вокруг него, но это, кажется, только подливает масла в огонь, бушующий в его глазах. Я кладу руки на его широкие плечи, одновременно ненавидя и любя то, какими крошечными выглядят мои руки по сравнению с его.

Его глаза на мгновение переходят на мой рот, как будто он раздумывает над тем, чтобы поцеловать меня.

Но он этого не делает. Он просто смотрит мне в глаза, пока мы спускаемся с высоты, создавая одно из самых сильных моментов в моей жизни. У меня никогда не было мужчины, который смотрел бы на меня так, как Энцо. Такое ощущение, что он бросает меня на стол, берет скальпель и разрезает мою плоть, чтобы увидеть мою почерневшую душу, обнаженную перед ним.

Наконец, он отпускает меня, и я едва успеваю закрыть рот, ловя слюну, прежде чем она стекает на его лицо. Я прикусываю губу, наслаждаясь тем, как раздуваются его ноздри, когда он смотрит на меня.

Он не уклоняется от моего взгляда, хотя я не могу сказать того же о себе. Это кажется слишком интимным — слишком прощупывающим. Как будто, если он будет смотреть достаточно долго, он поймет, что я — худший человек, которому он мог бы отдаться.

Я отворачиваюсь, кривя губы в легкомысленной ухмылке.

— Это было...

— Не оскорбляй меня, сжимая то, что это было, в одно слово, — вклинивается он, его глубокий голос хриплый.

— Хорошо, — просто говорю я, скатываясь с него и вздрагивая от ощущения его спермы, покрывающей внутреннюю поверхность моих бедер. Еще одна вещь, которая кажется слишком интимной. — Тогда я не буду.

— Хорошо.

Он все еще смотрит на меня, и мои инстинкты бегства начинают срабатывать.

— Пойдем со мной домой, — говорит он, как будто чувствуя это.

Обычно я чувствую облегчение, когда меня приглашают в их дом, но в этот раз я не чувствую ничего, кроме грусти. Хуже всего то, что этого недостаточно, чтобы остановить меня. Этого недостаточно, чтобы пересилить мое отчаяние выжить.

— Я буду рада.

Сойер

Утренние лучи проглядывают сквозь шторы Энцо, и это кажется мне наказанием. Может быть, потому что мое настроение прямо противоположно солнечному свету и радуге.

Сердце колотится, я осторожно сажусь и перекидываю ноги через край кровати. Энцо тихонько похрапывает рядом со мной, его рука закинута за голову, а простыни спустились до пояса.

Это трудно проглотить. Рельефное тело с мышцами, бороздками и впадинами, от которых у меня вчера вечером несколько раз пересыхало во рту, выставлено на всеобщее обозрение. И эта идеальная буква V, указывающая прямо на оружие между его бедер.

Мы заснули всего пару часов назад, и каждый раз, когда я двигаюсь, мое тело болит. Моя киска болит.

Мужчина был неумолим и ненасытен. Его пальцы и язык были в местах, которых он никогда не касался раньше, и даже мысли об этом сейчас заставляют мое лицо пылать.

Я буду скучать по тебе.

Но мне нужно выжить.

Сжав позвоночник, я осторожно сползаю с кровати, быстро собираю свою одежду и натягиваю ее.

Бросив еще один взгляд на Энцо, я подбираю его выброшенные шорты и роюсь в них, пока мои пальцы не нащупывают бумажник. Гладкая черная кожа скрывает его личность.

Энцо Витале. Тридцать четыре года. Родился 12 ноября — Скорпион; Господи, помоги мне. 6’4 — значит, он на фут выше. Глаза цвета лазури. Он так же восхитителен на бумаге, как и во плоти.

Я никогда ничего не краду физически. Это слишком заметно. Поэтому я быстро фотографирую его, а затем кладу бумажник в его шорты. Прежде чем выскользнуть из комнаты, я бросаю на него последний взгляд, и каждый удар моего сердца отдается в моей душе. Я ненавижу, что поступаю так с ним, но потом я ненавижу, что поступаю так вообще с кем бы то ни было.

Мягко закрыв за собой дверь, я выхожу в его гостиную и кухню.

Он живет в красивом доме — много белого цвета с коричневыми деревянными балками по стенам и потолку. Я была удивлена, обнаружив, что у Энцо хороший вкус и навыки дизайна интерьера. Почти так же, как он был удивлен, когда обнаружил отсутствие у меня рвотного рефлекса.

Пробираясь на цыпочках по помещению, я открывала случайные двери, пока не нашла свою золотую жилу. Его кабинет. Простой деревянный стол, черное кожаное кресло и несколько диаграмм акул, висящих на стенах. Книжные полки выстроились вдоль стены за его столом, заполненные учебниками, которые, скорее всего, предназначены для умных людей.

Адреналин бурлит в моем организме, когда я подхожу к столу и начинаю рыться в ящиках. Ни в одном из них нет ничего ценного — пока я не дергаю за нижний ящик и не обнаруживаю, что он заперт.

То, что мне нужно, определенно там. Маленькая булавка зацепилась за шнурок моего купальника. Она всегда у меня там. Всегда.

Сняв ее, я расправляю ее и вставляю в замок. У меня это неплохо получается, так что уже через минуту я осторожно открываю ящик.

Периодически прислушиваясь к звукам, я роюсь в содержимом, и сердце замирает, когда я нахожу карточку с надписью Repubblica Italiana (прим.пер. — Итальянская Республика), написанной сверху, и кучей цифр и букв внизу. Я достаю телефон из заднего кармана и делаю быстрый поиск в Google, сопоставляя ее с тем, что называется tessera sanitaria (прим.пер. — медицинская карта). Я не уверена, как интерпретировать то, что там написано, но я могу разобрать его имя и фамилию, дату рождения и место рождения. Я почти уверена, что это эквивалент карточки социального страхования в Америке и именно то, что мне нужно.

Я также обнаруживаю официальный документ, в котором Энцо назван владельцем корпорации под названием V.O.R.S., а также рабочий адрес.

Чувство вины тянет меня за сердце, и я быстро фотографирую их, закрываю ящик и выхожу из комнаты.

Боже, надеюсь, он думает, что просто забыл закрыть ящик, но я знаю, что лучше, и поэтому сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда больше не видеть Энцо Витале.

От громкого стука в дверь, раздавшегося где-то неподалеку, мое сердце едва не вырывается из груди. Я как раз отбеливаю корни, поэтому бросаю щетку в таз и хватаюсь за лежащий в раковине пистолет, адреналин заставляет мое зрение обостриться.