И снова он закрывается. Мне кажется, она даже не поняла, что ее рот снова открылся. Не могу не признать, что если бы она оказалась в пещерном пространстве, которое порождает всю ее ложь, это было бы похоже на правосудие.

Как по команде, ее губы снова начинают медленно раздвигаться.

Бросив взгляд в мою сторону, она спрашивает:

— Откуда ты все это знаешь? Ты что, ходячая энциклопедия?

Я пожимаю плечами.

— Я много чего изучал, когда получал диплом.

Она рассеянно хмыкает.

— Кто бы мог подумать, что секреция червей может быть такой красивой?

Я подхожу к ней, наслаждаясь тем, как ее тело чувствует мое. Мышечные связки, вздувающиеся от напряжения вдоль ее изящных плеч, и то, как напрягаются ее кости.

Мне нравится, что она чувствует меня. Боится меня.

Украсть у меня — худшее, что она когда-либо сделает мне, но я сделаю с ней гораздо хуже.

Она отступает от края, когда я приближаюсь, опускает голову и смотрит на меня.

Это мне тоже нравится. Заставляю ее так нервничать, что она не может оторвать от меня глаз, когда я приближаюсь к ней.

Мне хочется подойти ближе, чтобы услышать ее учащенное дыхание и увидеть, как темнеют ее голубые глаза.

Признаю, я ошибался раньше. Ее сладкая киска — не единственное, что вызывает привыкание. Не тогда, когда ее страх так же аппетитен.

— Ты когда-нибудь был в Новой Зеландии? — спрашивает она тихим тоном, бесполезная попытка отвлечься.

— Нет.

— Почему?

— Никогда не было повода.

— Даже ради светлячков?

— Нет.

Она затихает, воздух становится плотным от напряжения, настолько плотным, что я чувствую каждое движение ее тела в своем собственном.

Я слышу, как она сглатывает.

— Ты собираешься причинить мне боль?

— Да, — говорю я, мой член становится твердым от одной мысли об этом.

— Что... что ты собираешься сделать? — ее голос колеблется, слова дрожат и тонут от страха.

Уголок моих губ изгибается.

— И зачем мне говорить тебе это?

Она отворачивается, и я изучаю, как она смотрит прямо перед собой, за пределы воды и в свой собственный разум, вероятно, представляя все способы, которыми я могу причинить ей боль.

Укол возбуждения просачивается в мою грудь, когда я обхожу ее сзади и прижимаюсь к ее спине. Она резко вдыхает, чувствуя, как мой член упирается в выпуклость ее задницы. Она твердо стоит на ногах, когда я наклоняюсь и провожу губами по ее уху.

— Вот что делает это таким забавным, — пробормотал я, задержавшись на мгновение, чтобы запомнить, как дрожат ее губы.

— Ты собираешься попытаться трахнуть меня? — выплевывает она.

— Нет, bella ladra — прекрасная воровка. Я больше никогда не буду тебя трахать, даже когда ты будешь умолять меня об этом.

Она насмехается, ее верхняя губа кривится от отвращения.

— Я бы никогда.

Обхватив ее, я хватаю ее за челюсть и откидываю ее голову в сторону, ее остекленевшие голубые глаза ловят мой взгляд.

Недостаточно хорошо. Я хочу, чтобы эти слезы пролились.

Я сжимаю сильнее, и полное блаженство высвобождается в моей крови, когда слеза вырывается наружу.

От этого зрелища любой мужчина может растеряться.

Я наклоняюсь ближе, мои губы всего в дюйме от ее губ.

— Ты уже так близко, mia piccola bugiarda — мой маленький лжец. Все, что мне нужно сделать, это поцеловать эти красивые губы, и слова сорвутся с твоего языка раньше, чем ты сможешь их остановить. — Отпустив ее челюсть, я хватаю ее руку и просовываю ее между бедер. — Почувствуй, — приказываю я.

— Нет, — вырывается у нее, гнев кипит в ее взгляде.

— Я не спрашивал, — рычу я, мой голос падает ниже с предупреждением. — Почувствуй сама, или это сделаю я.

Сглотнув, она на полсекунды засовывает пальцы в карман шорт, а затем быстро их вытаскивает. Она сопротивляется, когда я хватаю ее за руку и поднимаю ее высоко, чтобы мы оба могли видеть, свидетельство ее возбуждения отражает свет сверху на кончиках ее пальцев, делая их ярко-акварельными.

— Посмотри на это. Ты тоже можешь светиться.

Затем я отхожу, ничего больше не говоря, выхожу из пещеры и направляюсь к маяку. Она останется позади, смущенная и пристыженная, и некоторое время не посмеет показаться на глаза.

У меня будет достаточно времени, чтобы заставить себя прийти к образу слезы, падающей из ее глаз.

Сойер

Я его чертовски ненавижу.

Я все еще злюсь, когда возвращаюсь в маяк.

Закрыв за собой дверь, я направляюсь к лестнице и молю Бога, чтобы Энцо там не было. Это было бы формой правосудия, если бы он поскользнулся и ударился головой о камень.

Естественный отбор, сука.

Я замираю на месте, когда справа от меня раздается рокочущий голос, заставляя меня подпрыгнуть, и вырвавшийся на свободу вопль.

— Боже, Боже, ты выглядишь очень злой. Думаю, ты бы дала фору тому шторму, который унес вас.

Заткнись, ты, сморщенный динозавр.

Заставив себя улыбнуться, я говорю:

— Я в порядке. Просто сегодня не поймала ни одной рыбки.

Он машет рукой в знак отказа.

— У тебя будут свои дни, милая. Садись, я тебя успокою.

Меня охватывает тревожное чувство, когда он поглаживает подушку на диване рядом с собой и криво ухмыляется. Его зубы начинают чернеть — то, чего я не замечала до сих пор.

В последние несколько дней он часто просит меня сесть рядом с ним. Это странно, но я постоянно отмахивалась от этого, учитывая, что Энцо, казалось, ничего не думал об этом.

Ты ищешь то, чего нет.

Верно. Он просто дружелюбен.

Все мужчины хотят тебя только ради одного, мелкая. Я единственный, кто действительно любит тебя.

Сжав губы в натянутую улыбку, я сажусь, заставляя напряженные мышцы расслабиться. Не то чтобы это сработало.

Его грубая, мозолистая рука ложится мне на плечо, отчего по моему телу пробегают мурашки. Он игриво сжимает его и усмехается.

— Ты так напряжена! Рыба так сильно тебя взбудоражила?

Я пожимаю плечами, надеясь сбросить его руку, но безуспешно. Я никогда не была хороша в конфронтации. Бросаю знак мира и ухожу лунной походкой — вот мой стандартный ответ.

Но прежде чем я успеваю что-либо сделать, Энцо входит в гостиную, и его глаза сразу же находят мои. Мгновенно рука Сильвестра крепко сжимает мое плечо, и если мои навыки противостояния отсутствуют, то моя интуиция — нет.

Такое ощущение, что он пытается взять меня на руки.

Взгляд Энцо заостряется, когда он переводит его на то место, где Сильвестр прикасается ко мне.

— Что ты делаешь?

— Мы разговаривали, парень. Что-то еще? — Сильвестр отвечает, его тон недовольный и слегка оборонительный.

— Тогда почему ты трогаешь ее? — огрызается он, голос жесткий и непреклонный.

Я открываю рот, готовая примириться, но глаза Энцо предостерегающе смотрят на меня. Я поджимаю губы и пока молчу. Главным образом потому, что рука Сильвестра стала только тяжелее на моем плече, как бы утверждая свое превосходство, и, судя по мрачному выражению лица Энцо, он вот-вот закинет ногу на ногу.

— У тебя с этим проблемы? Не вижу, чтобы на ней было написано твое имя, — возражает Сильвестр.

— Я не просто напишу, я его вырежу. Убери руку, или я сделаю это за тебя.

Я резко встаю, разрывая хватку Сильвестра и привлекая внимание обоих.

— Давайте не будем ссориться, хорошо? И хотя я ценю вашу заботу, пожалуйста, не используйте меня как инструмент в вашем соревновании по мочилову.

Сильвестр открывает рот, но я выбегаю из комнаты прежде, чем он успевает произнести хоть слово.

Я бегу. Потому что это то, что я делаю лучше всего.

Я сижу на кровати и читаю старую книгу о маяках, когда раздается стук в дверь. Сильвестр открывает ее и входит через мгновение, даже не дав мне времени дать ему понять, что можно войти.