Рядом с ее пальцами лежит фонарик, я быстро хватаю его и включаю.

— Сойер, мне нужно, чтобы ты проснулась, — говорю я, открывая одно из ее век и светя прямо в него.

Из ее рта вырывается стон, и мгновение спустя она выкручивает голову из моей хватки.

— Господи, мать твою, — бормочу я, и облегчение охватывает меня, когда она бормочет:

— Что случилось?

— Ты упала. Мне нужно, чтобы ты села, чтобы я мог вытащить нас отсюда, — говорю я ей, подталкивая ее вверх. Она снова стонет, но садится. — Иди сюда, детка, — шепчу я, прижимая ее крошечное тело к своей груди. — Мне нужно, чтобы ты держалась за меня очень крепко. Не отпускай меня.

— Черт возьми, я еще не умерла? — хнычет она, и, Господи, я собираюсь отшлепать ее, как только она придет в себя. — Такое ощущение, что моя голова раскалывается пополам. Может быть, мне нужно еще несколько секунд, прежде чем Господь заберет меня.

Застонав, она обхватывает меня руками за шею, а я кладу ее на спину, ее бедра обвиваются вокруг моих бедер. Она сжимает их, скрещивая ноги, пока я стою.

Пот покрывает мое тело, как масло, капает в глаза и щиплет их, пока я пробираюсь обратно по туннелю. Я светил фонарем в сторону отверстия, намечая лучший маршрут, чтобы забраться наверх с ней на спине.

— Держись крепче, детка.

Она пытается подтянуться на руках, но ее хватка слабеет, пока я поднимаюсь по стене. Голова Сойер лежит у меня на плече и болтается, когда я ее толкаю, что еще больше меня беспокоит. Подъем на вершину занял не более тридцати секунд, но каждая секунда казалась слишком длинной.

Когда я нес ее по пещере и выходил из неё, все было как в тумане. Прохладный воздух — бальзам на мою покрасневшую кожу, хотя яркий свет пронзает глаза и заставляет меня остановиться, пока я не смогу как следует сосредоточиться.

— О нет, Энцо, я смотрю на свет, — бормочет она с дразнящей ноткой в голосе.

— Ты не смешная, — огрызаюсь я, щурясь от резкого солнца, пока осторожно пробираюсь по неровной местности и вывожу нас на песок.

— Когда-нибудь я заставлю тебя улыбнуться, — пробормотала она. — Может быть, тебе стоит сделать это один раз, прежде чем я умру.

— Ты не умрешь.

— Ты уверен? Мне кажется, я слышу, как Иисус говорит со мной.

— Тогда ты точно не умираешь. Иисус никогда бы не стал с тобой разговаривать.

Она фыркнула, затем застонала.

— Ты прав. Может быть, я слышу только твой голос, и это знак, что я иду в ад. Ты же дьявол, в конце концов.

Если я дьявол, то она — чертова Лилит.

Наконец, я добираюсь до маяка, открываю дверь и тороплю ее к дивану. Осторожно усадив ее, я отправляюсь на поиски аптечки.

— Ты меня пугаешь, — говорит она, когда я возвращаюсь. Я делаю паузу, чтобы уколоть ее взглядом.

— Разве я не сказал, что ты не сможешь от меня убежать? Это значит и в смерти, bella — красавица.

Она скрещивает руки и молчит, а я принимаюсь за работу, очищая ее рану. На ее затылке небольшая рваная рана, но, похоже, не слишком глубокая.

— Какой диагноз, док?

— С тобой все будет в порядке. Швы накладывать не нужно, но у тебя, вероятно, сотрясение мозга.

Она вздыхает, открывает рот, чтобы ответить, но скрип металлических ступеней обрывает ее. Сильвестр добирается до нижнего этажа, ковыляет через кухню к нам, пока мы не появляемся в поле зрения, останавливается, чтобы взглянуть на нас, а затем бросается к нам так быстро, как только может нести его деревянная нога.

— Что с ней случилось? — спрашивает он, наваливаясь на нее, чтобы осмотреть ее рану.

— Дай ей немного пространства, — огрызаюсь я. Сильвестр огрызается, но отступает.

— Я упала, — объясняет Сойер смущенно, пожимая плечами. — Это всего лишь рана.

Я бросаю взгляд на Сильвестра.

— Я отведу ее наверх. У нее сотрясение мозга и ей нужно отдохнуть.

— Хорошо, — легко соглашается он, отходя подальше.

Сойер собирается встать, но я подхватываю ее на руки, прежде чем она успевает сделать шаг. С ее розовых губ срывается легкий вздох, и снова возникает желание попробовать их на вкус.

— Я могу ходить.

— Ты доказала, что можешь и падать.

Ее лицо искажается в рычании, она бросает на меня взгляд. Она похожа на рассерженного котенка. Так близко, я вижу, какие яркие у нее глаза с темным темно-синим внешним кольцом.

Под моей кожей возникает жужжание, и теперь, когда я больше не отвлекаюсь на ее рану, ее присутствие так близко опасно. Ощущения слишком чертовски приятные, и вместо типичного для меня гнева, они пугают меня. Я сталкивался с гораздо худшим, но пятифутовая нимфа — это то, что ставит меня на колени. Я хочу выкинуть ее из своей гребаной головы, но она засела слишком глубоко.

Я чувствую, как глаза Сильвестра впиваются мне в спину, пока я несу ее вверх по лестнице и в нашу комнату. На этот раз я опускаю ее на пол не так нежно. Я все еще злюсь, что она чуть не убила себя, и перспектива этого изнурительна.

Дыхание вырывается из ее легких, и еще один взгляд прожигает мое лицо.

— Спасибо, — бормочет она. — Считай, что мы квиты.

Я вскидываю бровь.

— Квиты за что?

В ее глазах плещутся эмоции, которым я не могу дать название.

— Я спасла твою жизнь, ты спас мою.

Я хмурюсь. О чем, блять, она говорит?

— Это еще одна твоя ложь?

Черты ее лица искажаются, и в считанные секунды милый сердитый котенок превращается в свирепую львицу.

— Нет, — вырывается у нее. — Ты думаешь, что тебя выбросило на этот берег по счастливой случайности?

Я смотрю на нее, обдумывая ее намек.

— Тебя вырубило холодом, и я приплыла сюда.

Какого... хрена.

Я сжимаю челюсть. Я не знаю, что за херню я чувствую, но что бы это ни было, мои колени грозят рухнуть на землю от благоговения.

Поджав губы, она отворачивает голову, и мой взгляд задерживается на том, что ее светлые локоны сзади стали ярко-рыжими.

— Тебе нужно принять душ, — говорю я. Она бросает на меня взгляд, похоже, обиженная тем, что я сменил тему.

Мне есть что сказать, и я позабочусь о том, чтобы она это услышала, но только когда я почувствую, что могу говорить без желания одновременно засунуть язык ей в горло.

Прочистив горло, она встает и начинает протискиваться мимо меня, но моя рука ложится на плоскую поверхность ее живота, останавливая ее на месте.

Я поворачиваю голову, в моей груди разгорается огонь, когда я слышу, как из ее рта вырываются тоненькие струйки, а по ее плоти бегут мурашки.

— Позволь мне помочь тебе с этим, bella ladra — прекрасная воровка.

Сойер

Вот маленький засранец. Я действительно умерла, а он просто пытается убедить меня, что рай реален, прежде чем откинуть завесу и открыть адский огонь, который сожжет меня заживо.

В глубине моего живота затрепетало, неуклонно усиливаясь, пока хлопанье крыльев не превратилось в дыхание дракона. Я уже сгораю заживо, а меня коснулась только его рука.

Я облизываю пересохшие губы, язык высовывается не более чем на секунду, но его глаза задерживаются на моем рте, в них полыхает мощный огонь. И тут я понимаю, что он и есть адское пламя.

Он убирает руку, и я с секундным колебанием прохожу мимо него. Я чувствую, как он падает на шаг позади меня, обжигая дыру в моей спине.

Я заставляю свои мышцы расслабиться, прохожу через холл и захожу в крошечную ванную комнату. Она едва достаточно велика, чтобы вместить душ с правой стороны, раковину и туалет с левой.

Нервно сглатывая, он проходит мимо меня, чтобы повернуть форсунку, и струя заикается, прежде чем выровняться. Напор воды ужасный, что обычно заставляет принимать душ долго.

Я еще не знаю, хорошо это или нет.

Он поворачивается ко мне, прислонившись к стене рядом с кабинкой, и скрещивает руки. Скользнув острым взглядом по моему телу, он приказывает: