Я улыбаюсь.

— Договорились. Я хочу такую же, как у тебя. И в том же месте. Мы можем быть одинаковыми.

Мне нравится идея иметь одинаковые татуировки с Саймоном. Думаю, это дает мне ощущение, что я нашла друга в моем маленьком одиноком мире и мне будет кого вспомнить, когда я в конце концов уеду.

Что еще важнее, мне нравится послание. Потому что действительно, именно эти слова приходят мне в голову каждый день. Что может быть лучше для татуировки, чем моя ежедневная мантра?

Он ухмыляется, демонстрируя слегка кривые зубы, и просит меня повернуть бедро к нему. Обрезанные шорты — мой повседневный наряд здесь, так что он сможет легко нанести одну на то же место, что и свою.

Автобус приближается, так что мы пропустим нашу поездку, но другой автобус появится через тридцать минут — достаточно времени, чтобы сделать мою первую татуировку.

Он откупоривает флакон и выливает крошечное количество черной жидкости в крышку, а затем вскрывает упаковку с новой иглой.

— Чернила осьминога, — говорит он мне. — Лучшие чернила, которые ты можешь получить.

Я киваю, хотя мне все равно. Все это в любом случае антисанитарно. Если мое тело отвергнет их, то останется довольно крутой шрам. Хотя мне всегда очень нравились осьминоги, так что, думаю, будет приятно, если в меня введут их частичку.

Они могут так легко исчезать, маскироваться, чтобы слиться с окружающей средой, а это все, чего я действительно хотела в жизни. Может быть, с этой новой татуировкой я смогу притвориться, что ее чернила разъели все, что делает меня человеком, и позволит мне исчезнуть так же, как они.

Я хмурюсь, зная, что это никогда не бывает так, как в фильмах, где одинокий ребенок обретает невероятную суперсилу. Думаю, я также немного обижаюсь на осьминогов.

Мой новый друг наклоняется к моему бедру, его карие глаза совершенно не отрываются от своей задачи, пока его удивительно твердая рука скрупулезно вводит чернила в мою кожу. Острые уколы высвобождают все виды эндорфинов в моем организме, и я решаю здесь и сейчас, что у меня зависимость от татуировок.

Это лучше, чем сигареты, хотя, поскольку они теперь его, он разрешает мне выкурить еще одну во время процесса. Чтобы снять напряжение, говорит он.

К нам присоединяются еще несколько человек, и мне становится смешно, когда никто из них ничуть не удивляется тому, что девушка делает татуировку тебори в ожидании автобуса, как будто это обычное явление в Порт-Валене. Один парень даже подошел и попросил сделать ему такую же, но Саймон сказал ему, чтобы он нашел его в другой день.

Весь этот опыт странный, но он принес мне счастье, и это чужое чувство лучше, чем секс. Я испытываю так мало радости, и слишком часто незнакомые мужчины толпятся вокруг меня и вторгаются в мое тело.

Самое главное, это заставило меня забыться.

Двадцать пять минут спустя Саймон выпрямляется, его лицо искажается от боли, а спина трещит от того, что он так долго был сидел в неудобной позе.

Мне жаль, что я причинила ему боль, и он, должно быть, заметил выражение моего лица, потому что он бросает на меня строгий взгляд, как отец, когда ругает своего ребенка.

— Не надо меня жалеть, юная леди. Старость — это благословение, а каждое благословение немного горьковато.

Мне все еще неловко, но я киваю и наклоняюсь, чтобы рассмотреть свою татуировку. Мое бедро ярко-красное и раздраженное, что усиливает резкие линии.

«Fuck You» жирными черными буквами, хотя моя выглядит немного аккуратнее, чем его. Несмотря ни на что, они все равно неровные и шатаются, и я чувствую облегчение от этого. Вот почему я так его люблю.

— Это идеально.

— Несовершенно, — поправляет он, разглядывая свою работу.

— Совершенно несовершенно, — компрометирую я, широко улыбаясь ему. Мои щеки болят от того, как широко они растянуты, но, как и каждый раз, когда эта игла прокалывает мою кожу, боль приятна. — Все лучшие вещи такие.

Он прикуривает еще одну сигарету и откидывается назад, как будто ему нет до этого никакого дела. Саймон выглядит так, будто прожил свою жизнь очень основательно, и я хочу знать, что привело его на эту автобусную остановку, делать татуировку незнакомой девушке во вторник днем.

— Ты права, — признает он. — Ты тоже очень странная. — Я ухмыляюсь еще шире, когда он повторяет мои мысли.

— Как и ты, Саймон. И ты тоже. Наш общий взгляд говорит о том, что мы оба довольны тем, что мы странные.

В этот момент подъезжает автобус, двигатель громко урчит. Когда двери с шипением открываются, я встаю и предлагаю ему свой локоть, как будто провожаю его на бал.

Он машет рукой, отмахиваясь от меня.

— Я предпочитаю ходить пешком. Моим старым костям нужно движение, иначе они закроются навсегда.

Я вскидываю брови.

— Тогда почему ты сидел на автобусной остановке?

Он пожимает плечами.

— Я проходил мимо, а ты выглядела так, будто тебе нужен друг.

Я опускаю локоть, и странное пронзительное чувство ударяет мне в грудь. Разочарование.

Я хотела поговорить с Саймоном побольше. Задать ему вопросы и узнать больше о человеке, скрывающемся за поношенной одеждой и чернилами осьминога.

Он тоже наблюдателен, еще раз заметив выражение моего лица. А может, я просто слишком часто ношу свои чувства на рукаве.

— Мы еще пересечемся, Сойер. У жизни есть забавный способ бросать людей на твой путь, когда вам суждено столкнуться. Тебе решать, сделать ли это постоянным.

— Постоянство, — пробормотала я, пробуя иностранное слово на язык. — Ты уже постоянный, Саймон, так же, как и эта татуировка.

Он улыбается мне, в его глазах мелькают знакомые искорки.

— Тогда мы скоро увидимся, не так ли?

Чувствуя себя немного лучше, я поднимаю свой пластиковый пакет, и шорох его содержимого напоминает мне о том, что еще в нем находится. Маленькая ухмылка на моем лице исчезает. Саймон больше не будет отвлекать меня от надвигающейся ситуации, и внезапно я начинаю бояться этой поездки в одиночестве.

— Надеюсь, что так. Приятно было познакомиться, Саймон.

И затем я поворачиваюсь, мое бедро горит, пока я пробираюсь к автобусу. Я опускаю монеты в щель и нахожу место далеко сзади. Искусственная кожа горячая и липкая к задней части моих бедер, но я почти не замечаю этого.

Я прижимаюсь лицом к окну, чтобы в последний раз увидеть Саймона, который машет мне рукой перед тем, как автобус отъедет.

По крайней мере, мне не пришлось идти в магазин, пользоваться кредитной картой или снимать деньги. Я даю себе еще пару дней, прежде чем придет время выпить.

Потом я начну все сначала, как кто-то другой.

Не Сойер Беннет, а кто-то, кто жалеет, что когда-то ее встретил.

Сойер

Джейми Харрис.

Я смотрю на удостоверение в течение короткой секунды, а затем передаю его бармену. Он смотрит на карточку, потом на меня, потом снова на карточку.

— Ты американка, — замечает он.

— К сожалению, — отвечаю я.

— Ты не выглядишь на двадцать девять, — комментирует он, прежде чем вернуть карточку. Это оскорбительно, потому что я всего на год моложе, чем указано в удостоверении.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Мне ужасно жаль, что я не соответствую твоим стандартам того, как должна выглядеть женщина в двадцать девять лет. Спасибо моему уходу за кожей. Могу я теперь выпить?

Бармен закатывает глаза и отходит, чтобы приготовить напиток. Как только он отходит, я сдуваюсь. Моя грудь сжалась от волнения, но я не осмеливаюсь показать это.

Это мое лицо на удостоверении личности, но не мое имя.

Джейми Харрис — успешный владелец бизнеса в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, у него отличная кредитная история и лимит кредитной карты в пятьдесят тысяч долларов.

Он также мужчина и неплохо себя чувствует.