Сил? Она уже дала прозвище этому ублюдку?

Я зыркнул на нее, когда она проходила мимо, а она прибавила шагу, чтобы уйти.

Мое настроение портится с каждой секундой, я поворачиваюсь к смотрителю, который стоит ко мне спиной, моя посуду в раковине.

— Итак, как вы достаете все эти припасы? — спрашиваю я. Сильвестр замирает. — Если у вас нет раций и тому подобного, — добавляю я, в моем тоне сквозит сомнение.

Я не люблю лжецов.

— Моя рация перестала работать неделю назад. Батареи сели, а замены нет. Примерно раз в месяц сюда заходит грузовой корабль, и я покупаю у них все, что мне нужно.

— Покупаете? Вы все еще работаете?

Он бросает на меня взгляд.

— Я на пенсии. А на пенсии хорошо платят. Мои деньги вас не касаются.

Это не так, но его история — да.

Закончив с раковиной, он ковыляет к деревянной кучке, сложенной у дальней левой стены, и я сужаю глаза.

— Когда приходил последний грузовой корабль?

Еще одно ворчание, когда он начинает складывать дрова в свои руки.

— Три дня назад, — отвечает он. — Я сказал им об этом, но у них не было с собой ни одной, поэтому они пообещали привезти мне замену в следующем месяце.

Я едва успеваю нахмуриться, когда он разворачивается и ковыляет ко мне. Ярость бурлит в моей груди, угрожая выплеснуться через рот.

Он не говорит, что мы застряли здесь на долбаный месяц. На месяц со старым, странным человеком и девушкой, которая чуть не украла у меня всю мою гребаную жизнь.

— Я уверен, что мы можем светить маяком и ждать, пока кто-нибудь зайдет.

Он насмехается.

— Сюда не ходят корабли, если они могут помочь. Эти воды опасны, как ты сам убедился. Вот почему мой поставщик заходит сюда только раз в месяц.

Я скрежещу зубами. Может, Сойер и выставила меня дураком, но в глубине души я знаю, что он что-то скрывает.

— Я бы хотел посмотреть на радио.

— Будь моим гостем, парень, — снисходительно произносит он, роется в кармане, достает его и бросает мне. Я ловлю ее и бросаю на него взгляд.

— Вы часто носите в кармане мертвые рации? — спрашиваю я, вскидывая бровь.

Он ворчит.

— Привычка.

Это черное компактное устройство и совершенно мертвое. Выключатель уже в положении ON. Неубежденный, я снимаю заднюю крышку. Батареи горячие на ощупь, что сразу вызывает подозрение, но я пока не могу доказать, что он что-то сделал. Поэтому я молча наблюдаю, как он проходит в маленькую гостиную и начинает подкладывать дрова в камин.

— Как тебе Кофе? — Сильвестр спрашивает Сойер. — Иди и положи ноги повыше.

— Кофе — это здорово, — щебечет она, поднимая ноги к камину. Они порезаны и кровоточат, но она не жалуется.

— Есть аптечка? — спрашиваю я.

Сильвестр смотрит на меня, а затем переводит взгляд на ноги Сойер, когда замечает, куда я смотрю.

— Боже мой, юная леди! — восклицает он. — Вы собираетесь занести себе инфекцию. Позвольте мне взять аптечку.

Как будто у меня нет засохшей крови на боку лица, но, черт возьми, все равно.

Сойер открывает рот, на ее лице написано чувство вины, и она готовится сказать ему, чтобы он не волновался, поэтому я отрывисто говорю:

— Пусть.

Она смотрит на меня, теперь сжимая челюсть от раздражения. Должно быть, я потерял все свои силы, чтобы дать деру в океан.

— Он не может нормально ходить, — бормочет она, когда Сильвестр уходит, медленно поднимаясь по спиральным ступеням.

— Они заразятся, и тогда у тебя будут проблемы с передвижением. Ты хочешь такие же деревянные колышки, как у него?

Она закатывает глаза.

— Я бы никогда не использовала дерево. Я буду проклята занозами до конца жизни. Я бы предпочла быть киборгом.

Мое разочарование нарастает. С ней все превращается в чертову шутку.

Как только я открываю рот, Сильвестр громко спускается по лестнице и кричит:

— У меня здесь полно вещей! Должен признать, в последнее время я не нахожу особых причин причинять себе боль, так что используй все, что тебе нужно.

Скрежеща зубами, я встречаю его на полпути и хватаю аптечку, пот блестит на его красном лице.

— Спасибо, сынок. Большинство дней я передвигаюсь с помощью костылей. Эта нога меня не устраивает. У меня не так много одежды, но я принес вам обоим несколько сухих футболок и несколько свитеров.

Он протягивает одежду, небольшая стопка пахнет затхлостью. Я снова молчу, сажусь рядом с Сойер и передаю ей набор, прихватив свой пропитанный спиртом бинт.

Она может сама промыть свои чертовы раны. Пока они заживают и она может нести свою счастливую задницу на корабль, а затем в полицейский участок, когда мы вернемся в Порт-Вален, я доволен.

Пробормотав спасибо, она приступает к работе, пока я очищаю порез на виске. Голова словно раскалывается, и, возможно, у меня сотрясение мозга, но я все равно не собираюсь сегодня долго спать.

— Как так получилось, что у тебя до сих пор есть электричество? — спрашиваю я, глядя на Сойер. У нее высунут язык, и она потирает ногу.

— У меня есть несколько солнечных батарей на заднем дворе и хороший генератор. Эти штуки обошлись мне в целое состояние, но, полагаю, это было необходимо.

— Как давно вы здесь? — спросила Сойер, закончив фразу шипением.

— С 1978 года, — гордо заявляет он. — Я забочусь о Рэйвен Айл с тех пор, как он был построен. Он не работал лет двенадцать или около того, но я не мог его бросить.

— Рэйвен Айл, — повторила Сойер, взглянув на Сильвестра. — Это название острова?

— Конечно. Я сам его так назвал.

— Красиво, — отвечает она, хотя и рассеянно. Она все время пытается повернуть ногу под углом, который физически невозможен, чтобы дотянуться до пореза.

— Твоя нога так не согнется, — говорю я ей, поскольку, очевидно, ей нужно об этом напомнить.

— А могла, если бы я была киборгом, — отвечает она.

Я собираюсь убить ее.

И все же она пытается повернуть разговор в другое русло, но и это ей не удается.

— Господи Иисусе, дай мне посмотреть. Ты ее, блять, сломаешь.

Сверкнув на меня глазами, она сунула ногу прямо мне в лицо. Я со злостью хватаю ее за лодыжку и толкаю к себе на колени, возвращая ее взгляд в десятикратном размере.

— Любовная ссора. Слишком давно у меня такого не было, — вклинивается Сильвестр.

Я перевожу взгляд на него на короткое мгновение, прежде чем сосредоточиться на ее разодранной коже.

— Он не мой любимый, — говорит Сойер. — Просто засранец, из-за которого мы вообще оказались в такой ситуации.

Моя рука сжимается вокруг ее лодыжки, пока она не взвизгивает. Мне требуется усилие, чтобы ослабить хватку. Я не хотел бы ничего больше, чем раздавить ее и смотреть, как она страдает.

— Ах, — говорит старик, явно чувствуя себя неловко из-за нашего спора. Мне на это наплевать, поэтому я молчу и начинаю промывать ей порезы.

Как бы я ни был искушен оставить ее на произвол судьбы, она раздражала меня до смерти, и мне не нужны были лишние проблемы из-за ее ран.

Она шипит, когда я недоброжелательно вытираю рану, на которой засохла кровь.

Только тогда я чувствую себя немного лучше. Это не самая страшная боль, которую я причиню ей, но пока этого достаточно.

Сойер

Я его ненавижу.

Я ненавижу его.

Если бы я могла физически вырвать из словаря каждое слово, определяющее его как засранца, и засунуть ему в глотку, я бы так и сделала.

Но мне также страшно.

Я заперта в жутком маяке со странным смотрителем и человеком, который смотрит на меня так, будто предпочел бы видеть меня между зубами акулы.

От этого места не убежать, как и не убежать от него. Я всегда умела убегать. Это то, что я делала всю свою жизнь. А теперь, когда я не могу, мне кажется, что в мое тело вторглись крошечные паразиты, похожие на иглы. У меня возникает искушение вцепиться ногтями в собственную плоть и начать когтями пробивать себе путь наружу, но это не поможет мне оказаться дальше от этого места.