Я снова прошлась взглядом по пленным. Раз, два, три… Трое?.. Разве их не было?..

— Где Светлана? — резко спросила Наталья.

— Аггниец совершила попытку побега, и нам пришлось её устранить, — ледяным тоном заговорила Василиса.

Дрожь прошлась по моему телу. Казалось, я не видела и не слышала её целую вечность. Светлые волосы были собраны в привычный пучок. Такие же как у меня глаза жалили холодом и жестокостью. Иногда я задавалась вопросом, почему её прозвали безумной? Хладнокровной, беспощадной — да. Но чтобы безумная?.. Моя мать была жестока, но всегда сохраняла рассудок. Так я думала, пока не увидела бесстрастное лицо матери, перепачканное в крови невинного юноши. Именно тогда до меня дошёл смысл прозвища. Её взгляд нельзя было назвать осознанным. Этот безумный блеск, стоило наконечнику стрелы пронзить его голову… Безумное в ней было то, что она любила убивать. Не смирилась с этим или заставила себя совершать такое. Нет, она наслаждалась смертью. Ей нравилось наблюдать, когда глаза обречённого человека потухают, а тело обмякает. Может, даже неудивительно, что у такой, как она, родилась такая, как я. Но это не делало мой страх слабее, а наоборот — только увеличивало его.

— Вы убили её? — переспросила Наталья бесцветным голосом. Вместо ответа Василиса коротко посмотрела на Миба.

— Если вы перестали предаваться сентиментам, то лучше приступим к делу, — голосом командира сказал она. — Где мой сын?

Удивительно, — подумалось мне. — Даже про чертежи не упомянула.

— Сначала мы бы хотели, чтобы вы сняли мешки с наших товарищей, — тихо заговорил Ёдо.

Он сделал маленький шаг вперёд, оттесняя Наталью. По её сжатым кулакам и челюсти было видно, что Миб была на грани потери самообладания.

Василиса не сказала ни слова, лишь кивнула стражам, и те сразу поснимали мешки с голов Полумесяцев. Показались три пары опустошённых глаз на осунувшихся лицах. Даже во мне начал плескаться гнев, когда я увидела, в каком состоянии были Полумесяцы.

— Ничего ей не отдавайте, — прошипела Амика тоненьким голосом. — Она убила…

— Советую не вмешиваться, — не поворачивая головы, предупредила Василиса. — Мы же не хотим ещё одного бунта. Точнее, вы не хотите.

— Теперь каждое слово против вас воспринимается бунтом? — не выдержала Наталья. — Не слишком ли ты мягкотелая, чтобы быть главой клана?

— Ёдо, если ты не усмиришь своего питомца, мне придётся отрезать ему язык, — Василиса смотрела прямо в глаза мужчины. — Вы уже убедились, что ваши люди целы. Твоя очередь.

— Враньё! — так взревел Заиман, что даже Сейрус рядом вздрогнул. — Вы убили!..

Договорить ему не дал Роман, больно ударивший Окольника рукоятью кинжала прямо в кадык. Не будь у него связаны руки, уверена, Заиман среагировал бы быстрее. А так он остался кряхтеть, чуть согнувшись.

— У меня кончается терпение, Ёдо.

— Кирилл, — чуть громче потребовал Ёдо, не став больше ждать.

Войд ушёл вглубь камеры и через секунды появился, держа Михаила за плечо. Я не сдержала облегчённого выдоха. Выглядел он более-менее бодро, за исключением грязной одежды. Но сомневаюсь, что у него была частая возможность её менять. Удивительно, что он вообще без единой царапины.

Кирилл подошёл к Ёдо, дожидаясь его указаний. Мужчина едва заметно кивнул, но прежде чем Михаила подтолкнули к Василисе, Наталья схватила моего брата за волосы и нанесла сильный удар в скулу. Я сжала кулаки и втянула носом воздух, когда Михаил отшатнулся назад. Пушистые волосы разметались ещё сильнее, а из его рта вырвался стон неожиданности и боли. Щека его покраснела, даже гадать было не надо, что будет синяк. Честное слово, я была готова наброситься на Наталью прямо с этого балкона. Ворон поощряюще каркнул этой мысли.

Василиса же всё так же спокойно смотрела на Ёдо. Потом её взгляд медленно перекочевал на сына, и тогда она с молниеносной скоростью подошла к Наталье и схватила ту за горло.

— Я предупреждала, — ровным тоном повторила она. — Держи своих шавок при себе.

Наталья же улыбалась. Её лицо лучилось торжеством и гордостью. Она явно была довольна собой. Даже на смуглых щеках появился лёгкий румянец. А может, она покраснела от того, с какой силой пальцы Василисы сжимали её шею.

— Ты убила нашего человека, — тем же тоном возразил Ёдо. — Разбитая скула мальчишки — лишь малая расплата. Отпусти её, если не хочешь, чтобы здесь началась бойня.

— Вознамерился мне указывать? — в голосе Василисы появились злые нотки.

— Просто говорю, что произойдёт, если ты не отпустишь её. Я могу спустить тебе с рук одну смерть, но не более.

Ещё пару мгновений её пальцы впивались в кожу Натальи, вызывая у той неподдельные хрипы. Затем так же резко, как и начала, Василиса перестала душить Миба. Молча схватила за руку Михаила и буквально поволокла в сторону. Никакой нежности, даже к младшему. Я услышала, как заскрежетали зубы.

— Ты его знаешь? — спросил Сейрус, заметив перемену в моём настроении.

— Да, — коротко ответила я.

Саша шикнула на нас, хотя я больше и не намеревалась вести беседы.

— Твоя очередь, — потребовал тем временем Ёдо.

— А как же Нахамчиковы? — вместо ответа спросила Василиса. — Что-то я не вижу никого из них.

— Не играйся со мной, Василиса, — голос Ёдо стал ниже. — Ты получила сына, отдай нам наших людей.

— По уговору, вы должны были привести Нахамчиковых, — Василиса наклонила голову, из-за чего пара светлых волосков выбились из пучка. — Выполняй условия, Ёдо.

Какое-то время глава Лирая и глава Полумесяцев сверлили друг друга взглядами. Ёдо я не видела, но зато серые безэмоциональные глаза матери — очень даже. Ни один мускул не дрогнул у неё на лице. Словно статуя, она была готова стоять на своём до последнего. Тогда Ёдо поднял правую руку и махнул. Саша сразу же потянула Сейруса вверх. Я тоже подорвалась было встать, но крепкая рука Миба удержала меня на месте.

Подталкивая Вестника в спину, Саша пошла к скрытой лестнице вниз. Уже через секунду я глядела с балкона, как они направляются к Ёдо. И снова это чувство вины перед Сейрусом. Я старалась успокоить себя, что даже когда всё стало известно, юноша сам согласился на это. Хоть я и не до конца понимала, почему. У Сейруса не было никаких причин идти с нами. Он мог применить свой дар и сбежать. Избавиться от участи попасть к моей матери. Такого я даже врагу не пожелаю. Но даже сейчас Сейрус выглядел совершенно спокойным. Вышагивал чуть ли не впереди, гордо подняв голову. По его лицу, когда он покидал балкон, я даже не могла сказать, что уверенность эта была наигранной. Нет, Сейрус действительно совсем не боялся. А стоило бы.

Наконец, они подошли к Ёдо. Саша что-то прошептала мужчине, получив в ответ скупой кивок.

— Чертежи добыть не удалось. Оказывается, их украли около года назад, — признался Ёдо.

Василиса молчала. Мельком глянула на Сейруса, явно не впечатлившись. Раздражение росло во мне вместе с рвением Ворона. Мне было невыносимо смотреть на неё, но в то же время я не могла отвести взгляд.

— И зачем мне ребёнок без чертежей? — светлая бровь моей матери подлетела вверх. — Я думала, мы поняли друг друга.

Саша опять наклонилась в сторону мужчины, что-то проговорив.

— Он уверяет, что просматривал эти чертежи множество раз. Уверен, тебе не составит труда пробудить его воспоминания. Не наша вина, что ты не выдерживаешь сроки.

— Ну раз так, — невозмутимо проговорила Василиса. — То и нам необязательно придерживаться твоих условий полностью, верно?

Не было даже команды. Лироти выхватила меч из ножен и занесла его над Амикой. Никаких промедлений или ожиданий позволения. Она собиралась нанести чёткий, быстрый и смертельный удар.

Я уже почти выпустила Ворона, готовая выдать себя, как краем уха услышала всё такой же тихий, но жестокий и предвкушающий голос Ёдо:

— Не ожидал я этого так скоро.

Вы когда-нибудь чувствовали этот раскол в груди? Когда происходит что-то настолько важное и неподдающееся объяснению, что внутри словно обрывается струна. До этого туго натянутая. Или первая капля проливается из переполненной чаши? Вы даже можете услышать этот звук, когда что-то ломается. Разбивается. Ваши убеждения, надежды… Вся ваша суть, что трещала по швам до этого, наконец начинает разваливаться. Именно это я и почувствовала. Словно один осколок отвалился от меня. Как одна важная составляющая. Готова поклясться на могиле, что даже слышала треск. Хотя, наверное, то были мои кости. Ведь Ворон стиснул мои рёбра с такой силой, что я невольно вскрикнула.