Султан был в гневе из-за того, что причинили грузины его войскам после того, как они должны были довольствоваться спасением в своих домах и сохранением жизни.

/203/ Вслед за этим прибыло известие о том, что царица [Русудана] и Иване собрали [войска] и к ним на помощь сошлись лакзы (ал-лакз), аланы (ал-алан), сваны (ас-суван) и их число достигло сорока тысяч или более. Они преисполнились радости при виде того, сколько было с ними [этих] пылающих дров [для адского огня] и толп [разного] сброда, «но обещает им сатана только обольщение!»[708]

Султан тотчас же собрался, выступил из места, где находились его обоз и имущество, и к нему слетелись всадники группами и в одиночку, пока не умножилось полчище его сподвижников и помощников, и тогда он отправился [навстречу] им. Когда он приблизился к упомянутому озеру, столкнулись два авангарда: авангард грузин обратился в бегство, и помощь Аллаха принесла победу. Привели нескольких из них, и он приказал отрубить им голову.

Затем султан направился против их войск, а они улетели на крыльях бегства, как пичужки, завидевшие парящих соколов или взмывших с места орлов. Они пустились врассыпную и рассеялись группами по дорогам. Мечи стали искать их плеч и преследовали их, пока не делали их прямыми. Некоторые из числа [войск султана] догнали и захватили в качестве добычи обоз Иване[709].

А султан подошел к Лори и остановился близ города. Он направил к грузинам, находившимся в Лори, посла с угрозой, что начнет осаду Лори, если они не освободят тех тюрок, которых они взяли в плен ночью у озера. Они освободили всех, кроме Оз-Аба Та'и. Султан полагал, что он был в числе взятых в плен, так как ему сообщили, что грузины окружили их, не оставив возможности бежать. Султан повторил свое требование в отношении его, ведь упомянутого не нашли среди убитых. Требования о его выдаче повторялись неоднократно, пока грузины не поклялись клятвой, которая считалась у них твердой, в том, что ни одного хорезмийца у них в плену нет. Они рассказали, что хорезмийцы, когда были окружены, частью погибли, а частью попали в плен. И оставался только один человек, который высыпал из колчана стрелы, прислонился спиной к камню и стал стрелять в каждого направлявшего к нему грузина. Он убил троих из них, и тогда они ушли, оставив его. И дело обстояло так, как они рассказали. Упомянутый в этом рассказе и был Оз-Аба Та'и. Когда его окружили и не смогли взять, он пошел пешком в сторону Азербайджана, /204/ не по главной дороге, пока не достиг границ Бджни[710], а это одна из крепостей Авака, сына Иване Грузинского[711]. Он нашел там пасущихся овец, убил пастуха и погнал овец в долину. Затем он зарезал овцу, изжарил на вертеле и запасся в дорогу. Он невредимым дошел до Нахичевана и оставался там до тех пор, пока туда не прибыл султан во время похода для осады Хилата. Тогда он встретил шествие [войск султана] и рассказал ему о том, что произошло с ним, и о своем спасении, так же, как рассказали это грузины, — без [каких-либо] отличий.

Когда султан находился в Ираке, округам Гянджи был нанесен большой ущерб из-за нападения Бахрама-Грузина[712]. И когда султан возвращался в Гянджу, на Бахрама посыпались жалобы. Султан двинулся на него с большими силами и тьмой воинов. Войска с шатрами и обозом рассеялись по разным местам области Бахрама, грабя ее, поджигая, убивая и разгоняя [жителей]. Войска изъяли у них все, что было спрятано и укрыто, и низвергли их с горных высот и вершин, холмов и гор.

Султан пошел на крепость Шаккан, взял ее благодаря силе и умению и жег огнем тамошних безбожных. Затем оттуда он пошел к крепости Алиабад, принадлежавшей княгине Тамте[713] в Ламикуре[714]. Он быстро взял крепость, подавил ее силы, перебил ее жителей и делал там все, что хотел.

Затем он направился к крепостям Гаг и Кавазин[715] и осаждал их на протяжении трех месяцев; положение грузин стало трудным, и они запросили мира за определенную сумму [выкупа], которую они [обещали] заплатить сразу же. По этому поводу посредники вели переговоры, затем деньги были переданы, и [султан] отправился, чтобы начать осаду Хилата.

Мы уже упоминали о Джамале аз-Зарраде и о том, что он оставил мастерскую султана по изготовлению кольчуг /205/ в Индии, а затем о его возвращении на службу после того, как султан переправился через реку Синд, разбитый, лишенный покрова, который мог бы прикрыть его в этом положении. Он вернулся, как мы упомянули об этом, с одеждой и пищей в то время, когда султан очень нуждался.

Султан назначил его устаздаром и дал ему лакаб Ихтийар ад-Дин. Он был осчастливлен приемом [на службу] и возвысился из безвестности.

В число полномочий устаздара у них (хорезмшахов) входило то, что ему передавалась определенная часть всех видов доходов казны и сокровищ страны. Затем он расходует из этих [сумм] на потребности пекарен, кухонь, конюшен, дворцовой челяди, на денежное довольствие и на другое, отбирая взамен расписки, заверенные печатями. Так, он берет [расписки] с печатями вазира, мустауфи, мушрифа, назира[716] и всех их на'ибов. Печатью 'арида заверялись расписки, относящиеся к расходам на свиту, помимо домов. Всего должно было быть двенадцать печатей лиц, занимающих важные должности, и их заместителей.

Деньги передавались упомянутому с того времени, как султан овладел Ираком, к которому с шестьсот двадцать первого и до шестьсот двадцать четвертого года[717] были присоединены и другие страны его брата (Гийас ад-Дина). Однако отчета у устаздара не требовали.

Каждый раз он являлся в диван и говорил, что у него ничего не осталось, и ему передавали другую сумму, и так далее. Так было до тех пор, пока султан не осадил крепости Бахрама-Грузина, и тогда приказал ему представить отчет: за ним обнаружилась недостача в сто пятьдесят тысяч динаров. Когда у него потребовали эту [сумму], он понял, что дело серьезное и никаких извинений у него не примут, если он не уплатит. Тогда он заявил, что дал взятки вазиру и другим должностным лицам из этой суммы в размере шестидесяти тысяч, чтобы они способствовали решению дела в отношении выдачи ему денег, и утверждал, что выделил для каждого из них поименно определенную сумму. Не осталось никого, кто при этом не был бы запятнан, кроме сахиба дивана Шамс ад-Дина Мухаммада [ал-Мустауфи ал-Джувайни], известного по прозвищу Муй-и Дераз[718]: этот был научен опытом и думал о последствиях, был здравым в том, что говорил и писал, и был далек от подозрительных дел. Он служил еще в диване великого султана ['Ала' ад-Дина Мухаммада] писцом, затем на'ибом у мустауфи, затем мустауфи, а остальные [лица] были людьми молодыми и новичками на службе и стали управлять лишь потому, что в стране не было иных, /206/ более достойных для этого. Когда они услышали о том, что их обвинили [во взятках], они стали запугивать устаздара, угрожать ему, метать громы и молнии, но он стоял на своем и хотел, чтобы они сгорели на том же огне, что и он. Когда они увидели, что их стремления напрасны, то сговорились уменьшить оставшуюся сумму на шестьдесят тысяч динаров. Так они и сделали и передали султану, что сумма, которая остается за ним, составляет девяносто тысяч. Он приказал арестовать его и высказать эту сумму.