Но увы! [Надеялись] на источник, а [вода] иссякла, небо покрылось тучами, а [стояла] сушь! [Полагались на] скрепляющую смолу, а стена упала, думали пройти — а [впереди] преграда!

Что касается проклятых [татар], то они возвратились от Исфахана в страхе. Несмотря на то что они в конце дня победили, мечи отняли у них больше [людей], чем у мусульман, и они повернули вспять, побежденные. «Где они ни будут встречены, они будут схвачены и перебиты избиением»[606]. И не спасся из них никто, кроме немногих переправившихся через Джейхун[607].

Раньше уже упоминалось о Нусрат ад-Дине Мухаммаде ибн ал-Хасане ибн Хармиле и о том, как он в Индии перешел от Кубачи на службу к султану[608].

Его отец был одним из знатных эмиров Гура, владевших Гератом. Когда ослабели опоры царства потомков Сама [в Гуре][609] и усилилось могущество великого султана ['Ала' ад-Дина Мухаммада], он сам поспешил подчиниться ему, как только султанские знамена появились и утвердились в стране Шихаб ад-Дина ал-Гури и ее областях. Султан, соблюдая его право как [добровольно] перешедшего, оставил за ним Герат. Так было до тех пор, пока [ал-Хасану ибн Хармилу] не пришло в голову затеять вражду по причине, рассказ о которой уводит [нас] от желанной цели.

Он поднял бунт в Герате, и султан послал против него на осаду Герата Низам ал-Мулка Насир ад-Дина Мухаммада ибн Салиха, шихну Хорасана Кули-хана, правителя Кермана Му'аййид ал-Мулка Кавам ад-Дина и мукта' ал-Джама и Бахарза, из числа округов Нишапура, 'Изз ад-Дина Джилдака.

Герат был в осаде одиннадцать месяцев. После трех месяцев осады к ним вышел ал-Хасан ибн Хармил, которому Низам ал-Мулк гарантировал безопасность. Однако Кули-хан, жестокий старик с подлой натурой и дурным нравом, поступил с ним вероломно: он убил его назло Низам ал-Мулку.

Когда вазир ал-Хасана ибн Хармила ходжа ас-Сахиб увидел, как они предательски обошлись с его господином, он поддержал усилия своих людей для защиты города и удерживал его в последующие восемь месяцев. Сражение усилилось, воины гибли, и пропадало добро. Когда оказались напрасными [все] хитрости для взятия города, [воины] изложили в жалобе султану свое положение и то, как они страдают из-за дурных последствий вероломства и скверного исхода предательства [Кули-хана]. Кули-хан почувствовал, что султан замыслил против него такое, что принесет ему большую печаль и тяжелую беду. /166/ Из-за этого он покинул их, отправившись куда глаза глядят, спасая только свою душу и отказываясь от того, чем он владел и управлял в Нишапуре. А из-за него султан обременил себя тягостью похода, выступил из Хорезма и разослал свои войска по тем местам, куда он мог бежать, чтобы схватить его. Его изловили и уничтожили, как об этом упомянул Ибн ал-Асир в своей книге, названной ал-Камил[610].

После того как [султан 'Ала' ад-Дин Мухаммад] покончил с его делом, он направился в Герат, потому что знал, что нет лучшего средства [открыть] его ворота, нежели почтение к султану, которое заменяет [любые] походы и служит вместо мечей. Поэтому он направился к Герату, начал наступление и вошел в город на третий день после своего прибытия. Там он казнил ас-Сахиба самой позорной казнью.

Нусрат ад-Дин Мухаммад ибн ал-Хасан ибн Хармил в это время уже отправился в Индию и оставался у Кубачи до тех пор, пока султан [Джалал ад-Дин] не разбил Кубачу, как мы об этом уже упомянули.

Он вверил себя покровительству Джалал ад-Дина, поспешил поступить на службу при его дворе и собрать пыль [у его ног]. Он был остроумен, любезен, обладал тонким юмором, был приятным собеседником, скорым в ответах. Он снискал уважение султана и укрепил свое влияние на него. Султан сделал его своим сотрапезником и оказывал ему благосклонность на увеселительных собраниях. Он назначил Нусрат ад-Дина шихной Исфахана, когда овладел им, и наделил его там значительным владением икта'.

Когда султан находился в Исфахане, намереваясь сразиться с татарами у его стен, случилось так, что группа сархангов Гийас ад-Дина покинула двор своего господина из-за его стесненного положения. Ибн Хармил приютил их и взял к себе на службу.

Однажды ночью Гийас ад-Дин во время пира у султана, когда винные пары помутили сознание, а чаши вскружили головы, спросил у него: «Вернешь ли ты моих гулямов к моему двору?» На это Нусрат ад-Дин дал подобающий ответ, заявив [следующее]:«Гулямы служат тому, кто их кормит, они не выносят голода. Мы не знаем, кто сочинил [такие стихи]:

Гийас ад-Дин был разгневан тем, что услышал, и стал повторять его слова. Когда султан узнал о его гневе, он сказал Нусрат ад-Дину: «Встань, Хамди, и уходи, ведь ты пьян!», ибо тех, кто роет подкоп против согласия, называют /167/ по-гурийски «хамдийа».

Нусрат ал-Дин вышел, а за ним вскоре последовал Гийас ад-Дин и пошел к его дому. Он хотел войти к нему, но ему не открыли дверь. Тогда он спустился к нему по крыше и ударил его ножом в бок. Через несколько дней он (Нусрат ад-Дин) перебрался в иной мир[612].

Султан был очень опечален этим и скорбел о его смерти больше, чем это позволяет обычай. Он выказывал такую тревогу и скорбь, какую не выказывает отец, скорбя о сыне, или сын о потере своего родителя. Он написал Гийас ад-Дину гневное письмо, осуждая и упрекая его за то, что он совершил: «Ты клялся мне, что будешь другом моему другу и врагом моему врагу. Погибший был для меня больше, чем друг, он был самым любимым из моих близких. Я забывал о горе, встречаясь с ним, и в его присутствии видел радость. Погубив его жестоко, ты стал мерзким отступником и нарушителем клятвы. И теперь я свободен от присяги тебе. Но, несмотря на это, я распоряжусь в этом случае только по закону». Затем он направил дело о своем брате кади, который [мог] — как ему угодно — наказать или простить.

Когда Гийас ад-Дин прочел это письмо, в его глазах потемнел белый свет и он почувствовал, каким суровым будет приговор.

Затем султан приказал дважды пронести тело убитого мимо дома Гийас ад-Дина, опозорив его этим. Гийас ад-Дин стал похож на того, кто совершил смертный грех: он просыпался в ужасе и засыпал, охваченный страхом. Так продолжалось до тех пор, пока султан не встретился с татарами у стен Исфахана. Он (Гийас ад-Дин) воспользовался тем, что султан был занят, и стал спасать свою жизнь, но не спасся. Он был подобен тому, о ком было сказано:

Оттуда [Гийас ад-Дин] направился в Хузистан. Он послал своего вазира Карим аш-Шарка к Дивану халифата, сообщая о том, что он ушел от брата, и напомнил о тех днях, когда он некоторое время пребывал в Ираке по соседству с владениями Дивана. Тогда он был хорошим соседом и никогда не стремился /168/ преступить [границы] запретного или нарушить [заповедь] уважения. Так было до тех пор, пока не появился из Индии его брат, который сбросил покрывало и отступил от приличий, стал совершать набеги на эти земли и перевернул там все вверх дном. Но если бы ему помогли возвратить то, что у него отняли силой, нашли бы в нем слугу более податливого, чем разношенные сандалии для обувающего, и [более покорного], чем верховой верблюд. Его посланца вернули с хорошими обещаниями и некоторой долей щедрого благодеяния. С ним в качестве немедленного вознаграждения отправили тридцать тысяч динаров[614].