Что касается даватдара Сункурджи, то он простил его, приблизил к себе и повысил по службе: так красота его, став заступницей, избавила его от смерти.

Когда султан дал ей во владение города Салмас и Урмию с их окрестностями, присоединив их к Хою, Шараф ал-Мулк назначил в качестве своего на'иба ее вазиром[634] аз-Зайна ал-Бахарзи и распорядился взимать 'ушр в ее областях и вносить в его казну ежемесячно, так же как это делали все остальные его на'ибы в других [владениях] икта'.

Упомянутый (ал-Бахарзи) хотел управлять ею и властвовать над ней так, чтобы она отдавала распоряжения только по его разрешению и подчинялась ему во всем, к чему он ее обязывает. А если она препятствовала ему в каких-либо делах, то он писал Шараф ал-Мулку и восстанавливал его против нее. Так длилось до тех пор, пока Шараф ал-Мулк не затаил на нее неприязнь и гнев, скрывая это в душе. А когда султан направился в Ирак, он нашел подходящий момент для того, чтобы окончательно погубить ее. Он стал писать султану, что дочь Тогрула подстрекает сторонников атабека [Узбека] против султана, прельщая их властью. Затем он написал ей из Табриза письмо, в котором хотел ее запугать, а не ободрить и стремился к отчужденности, а не к примирению. Он хотел, чтобы при ее бегстве выяснилось такое, что [можно было] использовать с целью погубить ее. [Этим письмом] он усилил ее недоверчивость и боязнь.

После этого письма он (Шараф ал-Мулк) направился в Хой, а малика ушла оттуда в крепость Тала. Особенностью этой крепости было то, что она находилась на берегу озера Азербайджана. Она была построена на высоком утесе, окруженном водой, за исключением /179/ одной стороны[635].

Когда Шараф ал-Мулк прибыл в Хой, он остановился в ее дворце и изъял из ее тайников и казны столько добра, что от его тяжести согнулись спины [вьючных животных]: оно накоплялось в течение долгих месяцев и лет. Там имелись редкие самоцветы и превосходные древние одеяния, равных которым не видели глаза [людей]. Он увез ее луноликих служанок и распорядился ими так, как распоряжается хозяин рабами, и начал готовить средства осады, чтобы еще больше ее запугать.

Затем к нему прибыл ас-саййид аш-шариф Садр ад-Дин ал-'Алави с письмом от нее. Оно содержало просьбу о милости и о возвращении к тому, что было бы ближе к благочестию и более похвально и в начале [дела], и в конце. Это письмо только увеличило упрямство и несговорчивость Шараф ал-Мулка, его гордость и высокомерие.

Однако он хорошо принял Садр ад-Дина — соответственно его достоинству и положению и как этого требовали его родовитость и происхождение его.

Она еще раз обратилась к нему, после того как потеряла надежду на его милость и отчаялась в этом. Она стала просить его открыть ей доступ к султану, чтобы он сам решил ее дело. Шараф ал-Мулк отказал ей во всем и сказал: «Она должна только подчиняться моему распоряжению!» Затем он вдобавок ко всему сделанному, чтобы напугать ее, направил послом к ней Тадж ад-Дина Сахиба ибн ал-Хасана. Упомянутый был одним из самых больших злодеев Даркаджина[636]: о преступлениях этих людей говорили все.

И когда этот посланец уехал от нее и вышел из крепости, он угнал к Шараф ал-Мулку самых лучших ее коней. Это переполнило чашу терпения, и добавился еще один повод [для вражды].

Она убедилась, что просить милости бесполезно и ходатайство не даст результата, и написала хаджибу 'Али — на'ибу ал-Малика ал-Ашрафа Мусы ибн ал-Малика ал-'Адила Абу Бакра ибн Аййуба в Хилате. Она призывала его спасти ее от душителя и помочь освободиться с условием, что она передаст ему все принадлежащие ей крепости и земли.

Шараф ал-Мулк находился тогда на лугах Салмаса, где готовился осаждать [этот город], и не задумывался о враждебности соперника. Он не придавал значения сопротивлению противника и был убежден, что на горизонте нет кого-либо, кто сдержал бы его и соперничал бы [с ним] во владении.

Тогда к нему пришла весть о приближении хаджиба /180/ 'Али и о том, что он уже дошел до Сукманабада[637] со всеми войсками Сирии, находившимися в Хилате и его окрестностях, и что ему нужно быть готовым к необходимости встретиться с врагом. Однако он уже разрешил некоторым владетелям икта' возвратиться в свои владения и поэтому тотчас же двинулся по направлению к Табризу и бежал, покинув Азербайджан на произвол судьбы.

Хаджиб 'Али прибыл в крепость Тала, сопровождая ее (малику), и, получив крепость [во владение], вернулся[638].

Когда Шараф ал-Мулк находился вблизи Хоя, к нему в качестве из ар-Рума прибыл некто, известный по лакабу Имад ад-Дин, с письмом от вазира [султана] 'Ала' ад-Дина Кай-Кубада ибн Кай-Хусрау[639].

Его послание ограничивалось изъявлением дружбы и подготовкой основ для сердечных отношений. Там было упомянуто, что «если султан оказал предпочтение набегу, то его друг также направил [свой] набег на запад и захватил в этом году несколько крепостей, принадлежавших главарю безбожных[640]. Поистине, вокруг тебя группы [людей] подстерегают удобный случай для смуты и в такое время морочат сами себя ложными надеждами и пагубными желаниями»[641].

Вазир имел в виду то, к чему стремился хаджиб 'Али, когда направлялся в Азербайджан, побуждаемый к этому маликой.

«И вот, мы рядом с тобой, и если ты позовешь, то найдешь согласного, а если пригласишь, то пригласишь близкого. И нет никакой розни между двумя [нашими] державами. Если сильнее забьется сердце для сбора войск или же восставший возьмется за оружие, то мы поможем вам теми, у кого меч в ножнах, кто готов побеждать и спешит к самопожертвованию».

Шараф ал-Мулк выказал ему самое большое уважение, встретил его прибытие с почетом, а затем стал совещаться о том, чем руководствоваться при ответе. Бывшие при нем — а ад-Даркаджини[642] тогда управлял им как хотел — сошлись на том, чтобы попросить некоторое количество денег. Ведь если ожидать от него людей для подмоги, то нужду в них можно восполнить другими.

/181/ Когда они расхвалили ему эту мысль и я убедился в том, что отклонить его от этого намерения нельзя и отвратить от соблазна невозможно, я сказал ему: «Если это так уж необходимо, то сопроводи это [предложение] скромностью и покорностью и окажи ему любезность смиренно и почтительно. Поистине, деликатностью выражений и ласковыми словами можно оказать влияние на исполнение желаемого. Цари подобны горам — если ты будешь мягким в обращении с ними, то их эхо принесет ответ».

Он согласился с этим и поступил так, но из-за [своей] жадности к деньгам слишком далеко зашел в смиренности.

Среди его высказываний было такое: «От вас не скрыто, как из-за появления татар рассеялись толпы и были пролиты слезы и как было оставлено то, что веками собиралось в хранилищах султанов. Поистине, этот султан (Джалал ад-Дин) после смерти своего отца выступил, не имея ничего, кроме своего меча. И если вы в такое время обращаетесь с ним, как этого требует великодушие, то значение этого не будет скрыто от него и память об этом останется на века». Он говорил долго в том же духе, унижаясь так, что я стал раскаиваться в том, что советовал ему быть смиренным. Затем он одарил поста почетной одеждой соответственно своему [чрезмерному] усердию, достигавшему звезды ас-Симак и высоты небес. Он одарил его еще и бунчуком, конской сбруей, высокой шапкой и дал ему тысячу динаров.