По его приказу стали выводить людей одного за другим, поодиночке и группами. Было объявлено, чтобы ремесленники отделились и отошли в сторону. Те, кто так поступил, спаслись, а иные считали, что ремесленники будут угнаны в их (татар) страну, а остальные будут оставлены на своей родине и будут жить в своих жилищах, в родных домах, — и не отделились. Затем мечи, а также секиры и стрелы обрушились на них, пока не повергли их на землю и не собрали их во владениях смерти.

Рассказ о выступлении Джалал ад-Дина из Индии, прибытии его в Керман в шестьсот двадцать первом году [436] и о том, какие произошли события до того, как он завладел Ираком

Джалал ад-Дин и те, кто был с ним, испытали при столкновениях копий в огромных пустынях между Керманом и Индией душевные муки и потрясения, которые заставили их позабыть другие печали. Всех их подхватили потоки гибели, и они нуждались в тех пустынях в капле для губ и влаге для рта, не говоря уже о пище. Человек задыхался при дуновении самума, словно больной лихорадкой, его дыхание было постоянно отравлено, возвращаясь к нему [время от времени], пока не прекращалось вовсе.

Джалал ад-Дин достиг Кермана с четырьмя тысячами воинов, при этом некоторые из них ехали на коровах и ослах.

В Кермане на'ибом его брата Гийас ад-Дина был Барак-хаджиб. Этот Барак был хаджибом гюр-хана[437], государя хита'и, прибыл к султану [Мухаммаду] в качестве посла, когда только завязались отношения между ними обоими, и так понравился ему, что тот против его желания не дал ему вернуться к своему государю. Так он был задержан в Хорезме до тех пор, пока Аллах не оставил султана наследником земли и жилищ [хита'и] и не сделал его владыкой их страны и городов. Тогда султан призвал его, возвысил и включил его в число своих хаджибов. Он пребывал на этой должности до тех пор, пока судьба не исторгла то, что скрывали ее недра, — татарскую смуту. Столкновения бросали его туда и сюда, пока он не стал служить Гийас ад-Дину Пир-шаху, который в ту пору был властителем Кермана. Тот приютил его, оказал ему почет, осыпал его своей милостью и щедростью, имея в виду привлечь его и воспользоваться его способностями. Когда Гийас ад-Дину удалось овладеть Ираком, так как у него не было соперников в борьбе за эту страну, он назначил Барака своим на'ибом в Кермане, желая положиться на него и надеясь /117/ на его верность. Он полагал, что благодеяние, сделанное им ранее, принесет плоды и не будет забыто, а оказанная милость заслужит признательность, а не доверие, позабыв о том, что при отсутствии воды земля покрывается трещинами, относился с добрыми намерениями к тому, кто уже таил в себе [стремление] отделиться. И упомянутый (Барак) находился там, сочетая покорность с отчужденностью и скрывая свои замыслы.

Так продолжалось до тех пор, пока пустыня не забросила Джалал ад-Дина в Керман. И он нашел, что [хаджиб] внешне покорен, дружествен, чистосердечен в своем повиновении и расторопен. Джалал ад-Дин находился в Джувашире[438], столице государства и местонахождении престола, на протяжении месяца, пока не догадался, что тот замыслил предательство, затаив злой умысел и коварство. Тогда он посоветовался о его деле с лучшими своими сподвижниками, людьми преданными и верными, из числа своих на'ибов и хаджибов. Ур-хан посоветовал ему схватить его, очистить государство Керман и воспользоваться помощью [для похода] против других владений и областей.

С этим мнением не согласился Шараф-ал-Мулк 'Али ибн Абу-л-Касим ал-Дженди, известный по титулу Ходжа Джахан[439]. Он сказал: «Это первый из правителей и знатных лиц страны, добровольно изъявивший покорность. Не каждый удостоверился в его вероломстве и коварстве и убедился в лицемерии его мысли и веры. Если ты поспешишь с наказанием за его измену, сердца наполнятся ненавистью, души возмутятся, исчезнут симпатии и изменятся мысли и намерения».

После этого Джалал ад-Дин выступил в сторону Шираза[440]. К нему прибыл 'Ала' ад-Даула, правитель Йезда[441], он изъявил покорность ему и провозгласил клич подчинения, /118/ радуясь, что встретил его шествие и что его звезды взошли. Он доставил столько слуг и подарков, что заселил жилище [Джалал ад-Дина]. Султан даровал ему лакаб Ата-хан[442], и для него был написан указ, утверждавший за ним [владение] его страной.

Так как из-за обид, о которых говорилось выше, владетель Фарса атабек Са'д враждовал с его братом Гийас ад-Дином, Джалал ад-Дин захотел приблизить атабека к себе. Он направил к нему вазира Шараф ал-Мулка, выразив желание посвататься к его дочери. Атабек не замедлил согласиться, проявить покорность и поскакал галопом по ристалищу желаний [Джалал ад-Дина]. Упомянутый (Шараф ал-Мулк) возвратился, успешно добившись цели и щедро удовлетворив пожелание, он перевез благородную [невесту], доставив для чести султаната редкостную жемчужину из раковины [одного] из владений. Породнившись с атабеком, Джалал ад-Дин заручился его поддержкой, и благодаря этому усилилась твердость его намерений.

Затем из Шираза он направился в Исфахан. К нему навстречу вышел Рукн ад-Дин Мас'уд ибн Са'ид, страстно желая видеть его и радуясь [возможности] оказать ему помощь и содействие из любви к нему, не знавшей ни узды, ни недоуздка, и из дружбы, которая может и взнуздать и оседлать. Исфахан дал ему самое дорогое: оружие, изготовленное для войска, и снаряжение, собранное для ведения войны, и у [воинов Джалал ад-Дина] стало легче на душе, когда нашлось наконец, что оседлать и во что одеться.

Когда Гийас ад-Дин услышал, что он (Джалал ад-Дин) в затруднительном и неопределенном положении, он выступил против него с теми остатками султанских войск, которые были под его опекой и держались под сенью его знамени, числом около тридцати тысяч конных. [Он явился] для того, чтобы отвратить Джалал ад-Дина от того, к чему его влекло и на что он обратил свое внимание. И вот Джалал ад-Дин, услышав о его приближении, вернулся со своими приверженцами, утратив надежду [добиться] того, к чему стремилась его душа, разочарованный и печальный из-за неудачи его притязаний. Он отправил к Гийас ад-Дину амир-ахура Одека, одного из самых хитрых придворных, чтобы сказать [следующее]: /119/«Поистине, [если бы] ужасные бедствия, которые я испытывал после [смерти] султана, “пришлись на долю гор, то они отказались бы их понести”[443], находя их тяжелыми, и отказались бы смириться; когда “стеснилась земля там, где была широка”[444], а руки мои стали дрожать от того, что я унаследовал и добыл [сам], я прибыл к тебе, чтобы отдохнуть у тебя несколько дней. Когда я узнал, что для гостя у тебя имеется только быстрый меч, а для путника, желающего остановиться, — лишь отточенный клинок, я повернул вспять, не утолив жажды из-за мечей, преграждающих путь к источникам воды и отвращающих [от них], словно их пришли замутить»[445].

Он отправил ему [останки] Толи-хана, сына Чингиз-хана, его коня и его меч: как мы уже говорили, Толи-хан был убит в сражении у Парвана[446].

Услышав об этом послании, Гийас ад-Дин ушел, повернув в другую сторону, и возвратился в Рей расстроенным, а его войска разошлись по летовкам.