Низам ад-Дин ас-Сам'ани[300] был из семьи достойных ученых и ра'исов, обладал добродетелями, унаследованными с тех времен, когда свет стал приходить на смену мраку, а ночи и дни стали чередоваться. Члены благородных семей не отрицали [древности] их происхождения, а если кого-нибудь из них встречали, то говорили: «Я встретил господина». Упомянутый был благородным, достойным, даже скорее звездой достоинств. Светило падало к стопам его, знатоки красноречия чуть ли не поклонялись ему. Когда он произносил речь, говорилось: «Да не сомкнутся [его уста]!», а когда /71/ писал, то просили: «Да не остановятся его десять [пальцев]!»

Он был переведен в Хорезм по желанию султана, с тем чтобы подобный человек постоянно находился при нем и он [мог] советоваться с ним о делах и устроении государства. Он получил от султана завидный чин и высокое положение. Когда он оставил султанскую службу, то захотел укрыть в какой-либо крепости то, что сохранилось, страшась утратить последнее, еще не захваченное бедой. Он прибыл в крепость Хурандиз и пробыл там два месяца. Несмотря на свою знатность и высокое положение, он несколько раз выступал в крепости с проповедями из-за жара его души и колебания его надежд. Возможно, если бы его попросили выступить с проповедью в Хорезме, когда люди были [обычными] людьми и время — [обычным] временем[301], он отказался бы от этого. Когда он в своей проповеди упоминал о султане, то не мог удержаться от плача, начинал рыдать и слушавшие тоже начинали плакать и кричать.

Когда татары овладели Насой — а это был первый из захваченных ими городов Хорасана — и он узнал о том, что они убили имама Шихаб ад-Дина ал-Хиваки — да смилостивится над ним Аллах, — его охватил страх и им овладели испуг и трусость. Вместе со мной он обходил укрепления крепости и показывал мне места, с которых соскользнули бы муравьи, если бы поднимались, и куда не могла бы залететь птица в высоком полете, и говорил: «Вот здесь появятся татары!»

Случилось так, что один из главных [татарских] тиранов, Начин-нойан[302], на третий день после захвата ими Насы прибыл к крепости и подступил к тому единственному месту, откуда можно было спуститься [из нее]. Едва Низам ад-Дин увидел это, его терпение истощилось и он впал в панику. Он настоял на том, чтобы я проводил его по горам какой-либо /72/ безопасной стороной вместе с его свитой, вьючными животными, гулямами и всем скарбом. Я сделал это с неодобрением скрытым, даже явным и удивился страху, который овладел столпами и вельможами державы. Они при этом не верили, что крепость может [их] защитить и что какая-то сила может отразить и отогнать [врага]. Да сохранит Аллах нас от беспомощности!

И вот упомянутый (Низам ад-Дин) ночью спустился [из крепости] по горам с западной их стороны, татары же расположились с восточной стороны. Когда они спустились с горы, то оказались на холме, по которому нельзя было пройти, и они катились до самого подножия холма. При этом у них разбилось несколько вьючных животных. Упомянутый прибыл в Хорезм, где в то время находились вернувшиеся с острова сыновья султана, и прислал указ Узлаг-шаха [о пожаловании мне] богатого икта'.

Так вот, когда проклятый Начин-нойан увидел, что эта крепость как орел в воздухе — нет [к ней] ни доступа, ни приступа, он направил посла и предъявил требования. Он потребовал десять тысяч локтей сукна и предъявил несколько других подлых требований на свой позор, а он был отмечен его бесчестьем и клеймен его огнем или, скорее, срамом. Для него не было достаточно одежд, захваченных у жителей Насы! Я согласился на то, что он требовал, чтобы отвратить большую беду при помощи меньшей.

Когда ткани были собраны, никто из крепости не осмеливался отнести их, так как все знали, что они (татары) убивают всякого, кто выполняет их желание. Наконец два дряхлых старика из жителей крепости добровольно согласились на это. Они привели своих детей и завещали заботиться о них и делать им добро, если они оба будут убиты. Это сукно было доставлено проклятому, тот принял его, убил обоих стариков и удалился. Затем он стал совершать набеги на всю округу и согнал столько скота, что им наполнились степи и стали тесны для него равнины и пустыни. Ничто не миновало его рук, а селения сжигались дотла.

/73/ Очень удивительно следующее: в то время как гибель распространилась по всему Хорасану, а упомянутая крепость отличалась от других мест тем, что уцелела от их набегов и избежала их мести, в ней появилась чума и принесла гибель большей части ее жителей. В один день из крепости выходило столько похоронных процессий, что они догоняли одна другую. Ангел смерти избавил их от мучений осады. И слава Тому, кто назначил смерть [уделом] для тварей! И хорошо сказал тот, кто сказал:

Когда Джалал ад-Дин узнал, что его брат Узлаг-шах и эмиры, выступающие заодно с ним, решили схватить его и сговорились его уничтожить, он пустился в путь с тремястами всадников во главе с Дамир-Маликом. Он за несколько дней пересек пустыню, отделяющую Хорезм от Хорасана, а караваны ее проходят за шестнадцать дней пути при обычных чередованиях переходов и остановок. Он вышел из пустыни к округу Насы.

Чингиз-хан же, получив сообщение о возвращении сыновей султана в Хорезм, направил туда огромное войско и приказал войскам в Хорасане рассеяться по границе упомянутой пустыни и наблюдать из засад. Они устроили вокруг этой пустыни кольцо от границ Мерва до пределов Шахристаны[303], а это один из округов Фаравы[304], с тем чтобы схватить сыновей султана, когда те, вытесненные из Хорезма, задумают уйти в Хорасан. На границе пустыни, близ Насы, стояло семьсот всадников из них (татар), и люди не знали причины их пребывания здесь, пока /74/ из пустыни не вышел Джалал ад-Дин. Он сразился с ними, и каждая из сторон достигла предела возможного в поражении врагов, в ударах, наносимых мечами и копьями. Битва закончилась поражением татар. Они бросили награбленную добычу, свои пожитки, снаряжение, оружие и припасы. Из них спаслись лишь редкие одиночки и бежавшие заранее. Это был первый мусульманский меч, обагрившийся их кровью и игравший частями их тел.

Джалал ад-Дин говорил мне после того, как его дело возвысилось и его власть укрепилась: «Если бы не твои татары — то есть татары округа Насы — и не подмога лошадьми, принадлежавшими им, нам не удалось бы добраться до Нишапура из-за слабости наших коней, на которых мы пересекли пустыню». А часть татар, потеряв надежду спастись от мечей и копий, в беспорядке бежала, [скрываясь] в каналах округа, но крестьяне извлекали их и гнали к городу, где им рубили головы.

В ту пору я находился в городе Насе на службе у эмира Ихтийар ад-Дина Занги ибн Мухаммада ибн Хамзы. Упомянутый еще не знал, чем закончилось дело с татарами, как вдруг к нему прибыло письмо от ра'иса Джаванманда — а это одно из селений Насы. В нем говорилось: «К нам сегодня днем прибыли всадники в количестве около трехсот человек с черными знаменами. Они утверждали, что среди них Джалал ад-Дин и что они истребили татар, находившихся близ Насы. Мы не поверили им, пока кто-то из них не подошел близко к стене и не сказал: “Вам простительна эта осторожность, и султан благодарит вас за это. Спустите нам что-либо из съестного и корма для коней, чтобы утолить голод и помочь нам продолжить путь. Иначе вы, потом узнав положение, пожалеете”». /75/ Он (ра'ис) продолжал: «Тогда мы спустили им то, в чем они нуждались, и через час они тронулись в путь».