Султан добрался до Гянджи уже после того, как грузины сожгли Тифлис.

Когда на этот раз Шараф ал-Мулк расстался [с султаном], который направлялся в Хилат, он арестовал кади Муджир ад-Дина 'Умара ибн Са'да ал-Хорезми и оштрафовал его на двенадцать тысяч динаров, обвинив его в измене султану во время миссии, с которой он послал его. Кади находился под стражей месяц, пока не внес в казну назначенной суммы. Упомянутый говорил, что сумма, взятая у него в виде взяток и «услуг» (хидам), превышала в несколько раз то, что он внес в казну.

Шараф ал-Мулк не хотел, чтобы Муджир ад-Дин оставался среди близких слуг султана после [этой] вражды, так как тот был знатен, занимал высокое положение и имел давние заслуги. Он назначил его кади Табриза, отнюдь не на то место, [которое подобало бы ему].

Рассказ о прибытии Шамс ад-Дина, посла Магриба, в шестьсот двадцать третьем году [555]

Когда султан в этот раз вернулся в Гянджу, сюда прибыл посол Магриба[556]. Они встретили его /151/ с уважением и почестями, и для него были устроены приемы и чествования, несмотря на то что у них были сомнения в его деле и подозрения относительно действительности [его миссии]. Так продолжалось до тех пор, пока не вернулся посол султана в ар-Рум[557], который сообщил, что этот посол пересек на пути в ар-Рум море [и прибыл] при нем. 'Ала' ад-Дин Кай-Кубад, владетель ар-Рума, встретил его лично, для него был воздвигнут посольский шатер, и к нему относились с уважением и почтением, пока не выяснилось, что он послан к султану, а не к ним. Тогда прекратилось гостеприимство и было нарушено обычное уважение. После этого [сообщения] исчезло сомнение в его положении и в действительности его посольства. Султан вызвал его к себе, и я был у них переводчиком.

Я не вижу никакого смысла в том, чтобы повторять то, что он передал в качестве посла, и это скучное [дело].

Одной из причин, прекративших сомнения и устранивших подозрения в правдивости этого посла, было то, что он обладал благородством в намерениях, совершенным мужеством и душа его не жаждала ни накопления, ни приобретения. Он оставался в Гяндже год или больше, пока ему не разрешили возвратиться. Сумма, предоставленная ему за это время, составляла около десяти тысяч динаров, а когда он покидал [Гянджу], то у него из этих денег не осталось ничего. Он даже взял взаймы у некоторых купцов большую сумму и приобрел на взятые в долг [деньги] благодарность и восхваление, [раздавая их].

При возвращении он обратился к султану с просьбой дать ему барабаны и знамена, и султан согласился на это. Он просил написать для него указ о [владении] ал-Джаннат аз-Забаданийа[558] близ Дамаска и заявил, что это владение он унаследовал от предков и оно было несправедливо отобрано у него силой. Султан ответил согласием на все, о чем он просил, и сопроводил его Таки ал-Дином ал-Хафизом в качестве посла со своей стороны потому, что не пожелал отсылать в дальние страны [в качестве сопровождающего] лицо, занимавшее высокое положение в государстве или известное в стране.

Когда они выехали, то со стороны Ирака дошли слухи о том, что отряд татар достиг этой страны. Султан решил, что следует спешить к Исфахану. Он отправился и остановился только в Майанидже, одном из округов Азербайджана, расположенном на берегу Белой реки. На его просторах он устроил смотр своему войску.

В то время как султан, проводя смотр, объезжал отряды (атлаб), прибыл посол Магриба, вернувшись из Мараги, а султан сказал мне: «Спроси у него, /152/ почему он возвратился?» Я спросил его, и он ответил: «Когда я узнал, что приближается враг и султан выступил в поход, я решил получить преимущество усердствующих над сидящими [дома]»[559]. И султан поблагодарил его за это и сказал: «Такими должны быть сподвижники халифов!» Он приказал мне сопровождать его и показать войска отряд за отрядом, и я сделал это. Когда мы вернулись к султану, он спросил посла: «Войско Эмира верующих[560] больше нашего?» Он ответил: «Войско Эмира верующих в несколько раз больше, чем эти войска, так как там больше ополчения и пехоты, а эти люди — все настоящие воины».

Затем пришло известие о том, что войска, прибывшие в Ирак, — это часть султанских войск, которые [ранее] располагались в Индии, а их командир — это Билге-хан[561]. Султан возвратился в свой лагерь в Учане, и посла Магриба вновь обеспечили всем необходимым.

Когда посол достиг Мосула, ночью к нему ворвалась группа людей, они увели его, и он больше не вернулся. В дальнейшем выяснилось, что он был увезен в Багдад[562]. Его ткани и кони были возвращены султану нетронутыми, а судьба его так и осталась неизвестной.

Рассказ о передаче султаном владения городами Байлакан и Ардабил [563] с их округами Шараф ал-Мулку в шестьсот двадцать четвертом году [564]

Когда султан в этом году направился в Ирак, он нашел оба города после разорения в таком состоянии, что не было надежды заселить их[565]. Он даже не нашел в них корма для своих коней: те, что ушли туда запасаться им, возвратились с пустыми мешками.

Шараф ал-Мулк завладел ими (городами), зная, что они, находясь в числе [земель] ал-хасс[566], будут разорены еще больше я останутся в запустении. В том году он возвел вокруг них две стены из кирпича для того, чтобы подданные (ра'иййа) склонились к возвращению в оба города, и оба они стали заселяться лучше, чем прежде. Они дали такие доходы, что деньги, получаемые с Гянджи и Табриза, казались небольшими /153/ по сравнению с ними.

Через год или немногим более султан остановился близ Байлакана, и Шараф ал-Мулк через меня представил султану записку такого содержания: «Ничтожнейший из рабов целует землю и сообщает высочайшему престолу, что он доставил на кухни, в пекарни и конюшни из доходов Байлакана следующее: дозволенных овец — тысячу голов, пшеницы — тысячу маккук и ячменя — тысячу маккук[567]».

Когда султан ознакомился с этой запиской, он только улыбнулся.

Рассказ о Малике Хамуше [568] , сыне атабека Узбека, и его прибытии на султанскую службу

Атабек Узбек оставил после себя только одного сына — Малика Хамуша. Он был глух и нем от рождения, не понимал никого, а его самого понимали только по жестам. Никто не мог объяснить ему или понять его, кроме того человека, который его воспитал. Его отец женил его на правительнице [крепости] Руйиндиз[569], которая была одной из внучек правителя Мараги — атабека 'Ала' ад-Дина Корпа [Арслана][570].

Когда султан, отправившись из Хилата, прибыл в Гянджу, как мы об этом уже говорили[571], прибыл Малик Хамуш. Они называли его «Хамуш» (Молчаливый) потому, что он был не в состоянии говорить. В числе своих подарков [султану] он преподнес пояс древнего царя персов Кай-Кавуса[572], который был усыпан многими драгоценными камнями, не имеющими цены. Среди них был один бадахшан[573], имевший великолепные грани и размером в ладонь — самый прекрасный и великолепный из самоцветов. На нем были выгравированы имя Кай-Кавуса и имена ряда царей, [правивших] после него.