Отправляя своего посланца, Джалал ад-Дин передал ему несколько перстней с печатью и велел ему доставить их группе султанских эмиров в качестве знаков того, что он выражает им [свою] милость, [и приказал] прельстить их его устным обещанием, отвращая их от склонности к его брату, и придерживаться тайны [в переговорах] и с ними и с братом.

Некоторые из них, получив перстень с печаткой, промолчали и согласились, отколовшись, присоединиться к нему и отказаться от поддержки его брата. А кое-кто поспешил с ним к Гийас ад-Дину и передавал перстень ему. Он велел при этом схватить упомянутого посланца и охранять его.

Абу Бакр Малик, один их двоюродных братьев [Джалал ад-Дина] по матери, уклонившийся от сражения с ним, первый перешел на службу к Джалал ад-Дину. Он сказал, что сердца склоняются к нему и жаждут встречи с ним, стремясь совершить доброе дело, обязуясь подчиниться ему. Тогда Джалал ад-Дин поскакал с тремя тысячами обессиленных [всадников], уповая лишь на Аллаха /120/ и надеясь на обещанную [Аллахом] победу. Он проделал этот путь, словно облака, подгоняемые южным ветром, с воинами, которые если бы захотели [преодолеть] горы, то [сделали бы это], словно козлы, а если бы направились по равнине, были бы как горные потоки. Их уже настигали испытания и поражали бедствия, [но они шли], пока не остановились, ослабив поводья, в Укуте[447], ночью, в которой из-за пыли сражения звезды были [словно] зубы.

Гийас ад-Дин не успел привести в порядок [войско], он был застигнут врасплох, не имея подмоги. Как только к нему явился вестник с предупреждением, он, сменяя лошадей, умчался в крепость Сулукан[448]. Джалал ад-Дин вошел в его шатер, в котором находилась Баклава[449] — мать Гийас ад-Дина. Он обошелся с ней по принятому обычаю, оказывая ей почет и уважение, и не одобрил тревоги Гийас ад-Дина и то, что тот покинул свое место, сказав: «Кроме него, не осталось никого из сыновей моего отца, и я отдам ему все, что ему угодно и что он пожелает. Поистине, он для меня сегодня словно глаз для зрячего, даже еще дороже, или как мощная рука, а то и ближе». Тогда она отправила к сыну посланца, чтобы умерить его страх и успокоить его душу, и [Гийас ад-Дин] вернулся к нему на службу. Да!

Таким путем султан [Джалал ад-Дин] в этом кругу занял положение, [соответствующее] султанскому. Ханы и эмиры приходили к нему с саванами на плечах просить прощения. С лицами, испачканными землей, они становились перед ним с просьбой простить им совершенные ранее преступления — помощь выступавшим против него. В извинениях он услышал то, что восстанавливало их дружественность к нему и удаляло возобновление их зла. Стали чисты для него напитки власти, молоко [от доходов] правления обильно потекло к нему, и поступали сокровища городов и крепостей. Прошло лишь немного времени, и перед его порогом предстали те, кто находился в Хорасане, Ираке и Мазандаране из числа захвативших власть там. Страх перед ним заставил их спуститься с вершин крепостей, привлек из самых отдаленных их земель. /121/ Они стали без приглашения прибывать один за другим. Среди них [явились] такие, чей образ действий в дни смуты был добропорядочен; они выдворялись на свои места. Были среди них и вступившие на скверный путь: они испытали губительность своего тиранства, а ведь раньше они были стойкими в своем упрямстве. Были и такие, кто, отделившись, провозглашал хутбу [лишь] Гийас ад-Дину. Но вот погибли остатки призраков в своей борьбе и [исчезли] последние их Духи во взаимном уничтожении. Таким образом, дни султана очистились от удручавших его людей и погасли те огни смут, что еще горели. Вазиры и 'амили разошлись в разные концы [земель] с султанскими указами и контролировали их [исполнение][450].

Когда султан находился в Индии и, как мы уже упомянули, терпел тягости продолжительной борьбы, встречаясь лицом к лицу с мечами и стрелами, к Гийас ад-Дину стали собираться самые мужественные из воинов его отца — [те], кого прятали леса и укрывали горы. С ними он вторгся в Ирак и завладел им. В Хорасане, Ираке и Мазандаране, как мы об этом говорили, была установлена хутба с его именем. И каждый из появившихся захватчиков в своей местности не вносил подати и выказывал свою покорность лишь на словах.

Тадж ад-Дин Камар овладел Нишапуром и прилегающими к нему областями, невзирая на их расстроенное положение и отсутствие средств. Илетгю[451], сын Илчи-Пахлавана, захватил Сабзавар[452], Байхак[453] и примыкающие к ним земли. Шал ал-Хита'и завладел Джувайном[454], ал-Джамом[455], Бахарзом[456] и граничащими с ними областями. Один военачальник (исфахсалар), получивший лакаб Низам ад-Дин, занял Исфараин[457], Бандавар[458] и прилегающие земли. А другой, который во времена великого султана [Мухаммада] был исфахсаларом в Вахше[459], известный под именем Шамс ад-Дин 'Али ибн 'Умар, опустошил крепость Су'лук[460]. Его огонь разгорелся, и столкновения между ними и ан-Низамом[461] следовали одно за другим, и в них погибло множество людей.

[В это время] Ихтийар ад-Дин /122/ Занги ибн Мухаммад ибн 'Умар ибн Хамза вернулся в Насу[462].

До этого на протяжении девятнадцати лет ему, его братьям и двоюродным братьям по отцу запрещалось выходить из Хорезма. И вот он возвратился в [земли], которые отец оставил ему в наследство, и завладел ими. Однако дни его пребывания там были сочтены. После него его место занял его двоюродный брат Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад ибн Хамза ибн 'Умар ибн Хамза. Тадж ад-Дин 'Умар ибн Мас'уд, а был он из туркмен, захватил Абивард и Хуркан[463] до земель, примыкающих к Мерву, и построил крепость Марга[464].

К этому времени противостояли друг другу даже звезды Симак и сшибались лбами небесные сферы. Таково было положение в Хорасане, и точно так обстояло дело в Мазандаране и Ираке, и нет нужды распространяться [об этом].

[Между тем] Гийас ад-Дин полностью предался своим удовольствиям, погрузившись в дела страсти и похоти, не присутствуя в достойном месте и не обнажая меча, покоящегося в ножнах.

Между тем татары отрядили против него десять тысяч конницы. Он не стал сопротивляться им и, услышав о них, отошел в горы, открывая им доступ в Ирак. И они творили все, что хотели, — грабили, убивали и жгли.

Когда тюрки увидели слабость в деле управления, они обнаружили порочность, опустошили страну и перебили скот, который татары еще оставили в Ираке. Они приходили в селение и скрывались в засаде до тех пор, пока крестьяне утром не выводили скот наружу, тогда они угоняли его средь бела дня в город. Крестьяне взывали о помощи, но ее не было. Бывало, владелец быка следовал за своим быком и несколько раз выкупал его обратно, если ему не удавалось купить быка подешевле.

Все это происходило из-за слабости узды его правления. Что до [остального], то он — да будет милостив к нему Аллах — был отважен душой, опытен, как рубящий меч, а то и острее, подобен сияющей луне, даже светлее [ее]. Но когда иссякли источники доходов его казны, он вынужден был как-то успокоить тюрок; и если кто-нибудь из них проявлял настойчивость в домогательствах и упорствовал в своем требовании, он удовлетворял его повышением его лакаба: если он был эмиром, то он давал ему лакаб малика; если он был маликом, /123/ то получал лакаб хана, и таким образом он тянул время, откладывая срок [новых требований].