— Будет ли второй указ, Ваше величество? — уточнил ликтор.

— Подготовить Её высочество Альдинию-эве Хедуин Аллезию ан-Дисан к принятию титула Её величества.

Ликторы поклоном отметили согласие.

Та, чьё имя упомянули, вздохнула и тихо сказала: “Ох, Касси!”

— Подожди! — Касси её оборвала.

— Будет ли последний, третий указ от Его величества Либериса Третьего? — следуя какой-то местной традиции повторил ликтор.

— Именем Его величества Либериса Третьего, приказываю: предателей мира Алатуса, шпионов Алатерры и зачинщиков бунта, Тимеуса-эве, Вирилада-эве и Алримеуса-эве схватить, заточить под стражу, провести дознание и вынести им и их подельникам наказание, соразмерное преступным замыслам и деяниям...

Ещё во время озвучивания имён среди стоящих возле гроба мужчин произошло движение. Кто-то побледнел, кто-то пошатнулся... И едва указ был озвучен, один из мужчин метнулся к Либерису, но его перехватила стража:

— Ваше величество! Я не признаю вину! За что?..

— Тимеус, имей достоинство! Его величество не потерпит ненужных ему людей, не так ли? — усмехнулся другой бледный, но гордо вздёрнувший голову камерир.

— Касси! Святой Алатус! Что происходит? — среди общего ропота лепетала Альдиния.

Обвинённых выводили, а того, кто решился на коленях вымаливать прощение, вытащили, ибо он потерял сознание.

Так началось правление Либериса Третьего.

— Ну что ж, — сказал чей-то мужской голос рядом с Кассандрой. — Традиции и укрепление державности — неплохо. Из Исэйаса получится король не хуже его отца.

Касси обернулась. Сказанные слова принадлежали опекуну.

— Да, дядюшка, — язвительно “согласилась” девушка. — Не хуже Либериса Второго. И если бы он умел держать обещания, я бы почитала его ещё больше.

— О чём ты, Кассандра?

— Я пошутила, дядюшка...

«Хорошо, положим, я знаю, что случилось с сыном Либериса Второго. Чем я могу помочь Её величеству?.. То есть, вам», — обратился к невидимой Кассандре Тео, наблюдая торжество на лице Альдинии, которой только что официально пообещали титул королевы.

Сон послушно подёрнулся рябью, но образ Альдинии не ушёл — он изменился, тонкое девичье лицо приобрело черты женщины лет пятидесяти. Глубокие морщины в углах уставшего кричать рта, мешки под глазами, серая кожа и бесцветные сухие потрескавшиеся губы — это была другая Альдиния, далеко не та счастливая влюблённая и гордая королева.

Чужие жеские руки провели по её лбу влажной тряпицей.

— Тебе нужно отдохнуть, Альди, — прозвучал голос Кассандры, — лекарство скоро подействует, и ты уснёшь, а завтра мы снова увидимся. Я приказала приготовить комнату неподалёку. Но если ты захочешь, я могу остаться с тобой. Мне только нужно сменить платье, я не хочу, чтобы ты дышала дорожной пылью и лошадьми. Подождёшь?

Всё это время, пока говорила Касси, Альдиния беззвучно шевелила губами, но её шёпот был слишком тихим. Сестра вынуждена была прилечь головой на подушку рядом, чтобы услышать ответ.

— Не уходи... Я сегодня умру... скоро... Я должна...

Касси протестующе сказала было: “Не надо, ты ещё...”, — но, видно, спазмы в горле помешали. Альдиния повернула голову к сестре, прошептала, а из её широко раскрытых испуганных глаз выкатилась слеза:

— Ты должна мне поверить. Нас обманывали... И Либерис знает, что знаю я... Послушай, у Тьмы есть недостатки, но она может быть честной... Она поможет тебе...

— О чём ты, я не понимаю, сестра, — тихо всхлипнула Касси. — Тебе надо отдохнуть.

— Последняя воля, Касси! Ты должна!.. Хочу пить... Моё нутро, словно в огне, его жрёт Тьма Либериса, я знаю... Он отравил меня ею...

Она коснулась кончиком языка сухой верхней губы, на большее её будто бы не хватило, и безумным взглядом уставилась в потолок. Кассандра принесла кружку и помогла сделать глоток, придерживая голову умирающей.

— Либерис там? — снова вспомнила про мужа Альдиния.

— Я не знаю. Когда я пришла, его не было.

— Хорошо, значит, у меня есть немного времени...

Альдиния, казалось, собирала последние силы. И Кассандра снова прилегла рядом, обняла рукой сестру, и Тео ясно ощущал её печаль и отчаяние.

— Ты думаешь, мы так долго живём, потому что Тьма делится с нами силой?.. Или потому что выполняем всё, что нам говорят лекари Либериса?.. Касси, они нас обманывали... Мы не дизалатусы... Рождённые в драконьей колыбели, не могут лишиться крыльев бездумно... Наши родители искупили вину предательства, я знаю...

Тео весь превратился в слух. Он наконец слышал то, на что жаждал получить ответ, вернее, ответы. Слишком много важного говорила, с остановками, но растрачивая последние усилия, Альдиния. Кассандра же безмолвно плакала: уход сестры, последнего родного человека, крошил в прах застывшее от горя сердце.

Альдиния не пересказывала подробности своего замужества и отчаяния тех двухсот лет, что прожила с Либерисом. По обрывочным упоминаниям каких-то старых событий, Тео понял, что Кассандра знала о неудачном браке сестры и её безумных фантазиях. Однако на фразу о том, что Либерис Третий не тот, кем был до коронации, Касси подтвердила еле слышно: “Я всегда это подозревала, сестра!”

Либерис, после бракосочетания ни на йоту не походивший на того романтичного, наивного и неопытного юношу, начал пугать Альдинию слишком знакомыми интонациями покойного короля. Ей понадобился не один десяток лет, чтобы убедиться в своей безумной версии и по крупицам собрать очевидные доказательства. К тому времени Либерис догадался, что супруга чувствует, и перестал скрывать свою личину, сделался жесток и требователен. А в год, когда Альдиния стала узницей собственного мужа, народу официально объявили о болезни королевы, горевавшей о своих умерших детях — все они рождались обычными людьми: искусственная Тьма, которую взрастили в Альдинии и Кассандре ликторы, и подлинная, алчная и ядовитая Тьма Либериса, не смогли объединиться в созидающую силу.

По обрывкам каких-то спутанных воспоминаний, которые понимала Кассандра, Альдиния открыла секрет превращения алатуса в его полную противоположность. Задача Тени, которая оставалась потомкам настоящих алатусов, была проста — напоминать о всепрощении Создателя, о необходимой жертве ради возвращения крыльев. Но те младенцы, которых сразу после рождения поили человеческой кровью, взятой насильно, больше не могли быть собой. Тьма, то есть отравленная Тень и часть созидательной силы, становилась главной в сложном союзе, задуманном первым драконом — без Тьмы нет Света, и без Света нет Тьмы.

Сестрам Дисан внушали с детства, будто вина их родителей не искуплена, красивые дорогие украшения, которые полагалось носить юным эве по статусу, на самом деле, были артефактами, оковами. Либерис боялся, что потомки строителя Амидата Дисан, имеющие силу предков и власть над Ааламом, однажды станут причиной его разрушения — и узнают это, сбежав в Алатерру и вернувшись с подмогой. О, Либерис рассчитал всё!

— Уходи, Кас, сразу как только покинешь меня... Я не доживу до утра, я знаю... Песня Алатуса уже звучит в моём сердце и зовёт к звёздам... Обмани Либериса... Постарайся добраться до границы... Дети не отвечают за родителей — тебя впустят... И я буду знать, что ты в безопасности... Я буду знать, что моя последняя воля не напрасна...

Выговорившись, Альдиния попросила воды. И не столько пила её, сколько прислушивалась к ощущению прохлады, ласкающей обожжённые ядом губы и горло. За этим занятием их застал Либерис. Взгляд Кассандры метнулся по нему и обратился к сестре, поэтому Тео не успел толком рассмотреть повзрослевшего короля.

— Лучей Алатуса тебе, Кассандра, — он сухо обратился к гостье. — Ты не предупредила меня о визите.

— Я ехала к сестре, Ваше величество, и слишком торопилась, — голос хладнокровной Кассандры не дрогнул.

— Она что-нибудь говорила? — как можно равнодушнее спросил Либерис.

— Только бред про глаза Алатуса, ваше величество. Моя сестра умирает, и как супруг вы, вероятно, это чувствуете. А я... приехала слишком поздно.