Другой-Тео стоял с довольным видом и рассматривал чистое небо, причём яркий голубой лоскут отчётливо виделся чистым пятном на грязном сером покрывале — туч не было над домиком и вокруг него, безоблачность простиралась почти до леса. Потому, не встречая преграды, лучи Алатуса хлынули на землю, согревая её. От земли повалил пар.

— Ого, здорово ветер разогнал хмарь! — Дарден изумлённо обозревал небосвод, который, кажется, теперь благословлял на пахоту. Но внезапное подозрение обожгло, и мальчик, заикаясь и указывая на небо, обратился к алатусу. — Э-это ты, что ли, сделал?

Другой-Тео усмехнулся, перевёл добродушный взгляд с неба на мальчишку, достающему ему едва до груди и похлопал по плечу:

— Возделывать земли настала пора! Вкусив благостно, отправился на помощь!

— Святой Алатус, где ты только набрался этого? — корявая речь снова привела Дардена в чувство. Раздражение оказалось лучшим лекарством как от горя, так и страха. — Пошли есть твоего зайца! Буду учить тебя… благостно…

Спустя час жирный завтрак был оценён по достоинству челюстями троих едоков.

— Ничего, на ужин приготовим ещё, — сыто обозревая мелкие кости, Дарден похлопал себя по тугому животу. — Посмотрю, кажется, в прикопке ещё остались корнеплоды, они хоть и безвкусные, но с зайчатиной должны быть ничего…

— Возделывать земли? — настойчиво напомнил Тео, и в этот раз Дарден кивнул согласно.

Хирама отправили на полати отдыхать, сунули ему кружку, если вдруг «заяц» запросит пить, и отправились на поле. Якуша взяли с собой — попастись на свежей траве, заметно подросшей за ночь и полдня от дождя и сырости. Гость зачем-то прихватил мешок, в котором притащил зайцев, но отмахнулся от попытки мальчика догадаться — зачем опять.

До темноты, останавливаясь лишь на короткие передышки (Дардену-то чего, не он же тянул соху, но тоже устал), не заметили, как возделали большую часть влажной и оттого охотно распадавшейся на мелкие куски земли.

— Хватит на сегодня. Здорово мы потрудились. Ты как? — Дарден участливо посматривал на помощника, вытирающего грязные босые ноги о влажную траву. — Придём, я тебе воды нагрею. Мне-то не надо много, а ты, я смотрю, настоящий эве — тебе чистую одежду подавай…

Немного приведя себя в порядок, парень натянул одежду, с сомнением посмотрел на ноги и решил не обуваться.

— Более зайцы достать? — спросил совершенно буднично.

— Чего? — моргнул Дарден. — Прямо сейчас?

Алатус кивнул, поднял мешок, засунул в него обувь, но потом обернулся, протянул руку на север, словно пощупал воздух. Отчего-то успокоился, перекинул мешок через плечо и притянул к себе мальчика, чтобы удержать его, если тот испугается.

В следующее мгновение, перед ними вспыхнула разноцветная стена и превратилась в масляное пятно. Другой-Тео, крепко держа Дардена за плечо, подтолкнул его вперёд и шагнул, не отставая, не видя, как зажмурился мальчишка и побледнел.

— Идти вперёд! — Дардена похлопали по спине, и ему пришлось открыть глаза. Никакого пятна рядом и в помине не было, должно быть, показалось.

Но впереди стояла незнакомая хижина. Мальчик покрутился, осматриваясь, и понял, что алатус его куда-то утащил.

— А-а… — приготовился он кричать, но парень взял его за руку, как маленького, и повёл куда-то в сторону, показывая пальцем руки, удерживающей мешок, в разные стороны:

— Заяц… Заяц… Их тьмы и тьмы.

Ещё не успокоившись до конца, Дарден отвлёкся невольно и точно приметил шастающих по всему лесу ушастых. Настоящее заячье царство, чтоб их Алатус благословил!

Путь другого-Тео закончился возле небольшого прудика. Алатус начал раздеваться, всем своим видом показывая намерение искупаться в тёмной воде.

— Сумасшедший! — Дарден только потрогал ледяную воду и передёрнул плечами. Тогда ему указали на родник и намекнули: стоило хотя бы умыться.

А чокнутый алатус, словно температура воды ему была в самый раз, плавал себе и отфыркивался от воды, не обращая внимания на сидящего на корточках у родника мальчишку, который неохотно протирал ладошками тело.

Шлёп! Вдруг рядом с Дарденом, когда сумерки грозились окончательно сгуститься в чернильный мрак, упала и забилась рыбина. За ней — вторая и третья. Из воды выходил алатус, смахивая со своих плеч и груди влагу. Он оделся, не обращая внимания на онемевшего собеседника, поднял мешок, отошёл и прыгнул в сторону. Заверещал испуганный заяц, не ожидавший нападения.

Только из страха перед возможными дикими зверями, сейчас наблюдающими в сумерках за ними, Дарден, торопливо завернув рыбу в снятый армяк, пошёл за удаляющимся Тео, пытаясь не думать о том, что с чокнутого станется заманить куда-нибудь в своё логово и приковать магией.

Но, поймав несколько зайцев, тот спокойно поднял мешок, показывая Дардену улов, опять взял мальчика за руку — и вскоре они стояли на поляне рядом с фыркающим Якушем.

Уже на второй день Тео начал тяготиться бытом, в который попал. Он понимал, что так, скорее всего, живут многие, ведь по дороге сюда не заметил ни одной деревни и даже просто дома, который бы привлёк внимание своим внешним достатком. А значит, существенной помощи этому миру он не смог бы оказать так быстро, как хотелось бы. На то, чтобы накормить всех этих дарденов-хирамов, ушли бы десятилетия, если не столетия, — при условии, что Тео каждой семье будет таскать зайцев и помогать пахать поле.

Историки и антропологи давно дали ответ на вопрос, почему неохотно совершаются революции — привыкая к голоду и унижениям, народ боится оказаться в ещё худшем положении, потерять последнее. Оттого терпит и верит, что король ничего не знает, а всё его плохие слуги обирают простой люд. На второй день, наблюдая за деловитым мальчишкой, разделывающим заячье мясо на засолку про запас, пока ушастые не дошли до состояния тощего, вечно голодного коня, Тео спросил (как мог, разумеется) про отношение Дардена к Либерису. Ответ был по-детски непосредственным: король ничего плохого семье Хирама не сделал, зато ликторы — да. Поэтому королевских слуг мальчик ненавидел, а Либериса уважал.

Сознание этих крестьян было таким же, как и грязные пятки пацана. Перед тем как залезть на печь после пахоты, он просто тёр ногой об ногу, стряхивая пыль и высохшие комья грязи — вот и весь вечерний «туалет». К слову, о гигиене. Делфина страдала манией чистоты, в Шаолине не приветствовались дурные запахи, а Тео, только оказавшись в другом мире, испугался, что кусок мыла Мэйли, вероятнее всего, скоро превратится в мелкий обмылок, зубная паста — закончится. Тео недоумевал: ну, не может же этот мир обходиться без самого простого удовольствия — чувства чистоты! Он захотел для сравнения наведаться в столицу, но сделать этого пока не мог по нескольким причинам.

Два дня он ждал лётной или конной кавалькады из Аалама. Но то ли Менгал хорошенько треснулся при падении и до сих пор приходил в себя, то ли погода была нелётной для драконов, потому что дождь шёл по нескольку раз в день. Разгоняя тучи над полем, чтобы его возделать, Тео каждый раз терял часть силы. Она восстанавливалась за счёт добрых дел и позже опять обидно тратилась на поворот ветра в сторону Аалама и на восстановление выносливости тела.

Сравнив свою скорость на поле, многократно усиленную растительной и воздушной магией, и осторожное продвижении коня-доходяги, Тео сразу понял: выгоднее самому таскать плуг, чтобы быстрее вырваться из этого замкнутого круга. И он таскал, со временем привыкнув к холодной земле и колкой прошлогодней пшеничной стерне[1]. Тащил, обливаясь потом с головы до ног — противные капли лезли в глаза, мешая делать ровную параллельную колею, а спину то и дело хотелось почесать. Потом вспомнил про повязку, какую надевали спортсмены на голову, сделал себе такую же из пояса, и, по крайней мере, проблема со зрением решилась. Обиднее было то, что позже оказалось невозможным полноценно помыться в домашних условиях.