— Ты — алатус? — сглотнув страх, резко произнёс Дарден, глядя в светлые глаза и добродушное лицо.

— Алатус, — после паузы подтвердил гость. — «Арженти я и ваш спаситель, повержен будет ваш мучитель. На то Алатусом я благословлён, в серебряном яйце рождён. И даже в имени моём сребро сияет, я поражу...» Э-э-э!

Дарден опустился на колени, не в силах совладать с благоговейным ужасом. Если оборотень отвратительно говорил на бытовом языке, то стихи он читал слишком выразительно, словно до этого притворялся.

— Не стоит плакать, о друзья! Я помогать малая часть, — гость заставил мальчика подняться, обхватил его за плечи и повёл в жилую, человеческую часть домика. — Настанет время вкушать благостно.

Ну, вот, чокнутость возвращалась к гостю, и Дарден признался себе, что благодаря пафосному косноязычию другого-Тео, он чувствовал себя уверенней. Над огнём провернул зайца, чтобы прожаривался сырой бочок, рядом подвесил котелок с остатками каши, а пока еда готовилась, приступил к расспросам. Тем более распахнули ставни, и в домике посветлело — теперь стало возможным получше рассмотреть гостя, севшего у окна. Алатус оказался вовсе не страшным. И Дарден признался себе: ему вчера не померещилось — этот оборотень в самом деле был похож на Тео, только на повзрослевшего и набравшего массу. Хирам со своей возвышенности тоже внимательно слушал, но не встревал, притворялся немощным.

По всему выходило, что этот Тео прибыл со звезды, а не из-за гор. Гость помогал себе с объяснениями, рисуя в своей книге с пустыми страницами из дорогой бумаги и очень необычным пером, которому не требовалась чернильница. Он показал фонарь, умевший гореть без огня, и посветил его лучом, показал маленький чудо-нож с несколькими лезвиями и прочие необычные вещи. Этот Тео хотел бы помочь Дардену и его отцу, а на вопрос, что вообще собирался здесь делать, пожал плечами: он сам не знал, но полагал, что скоро вернётся назад, на свою звезду.

Слушавший его Хирам не выдержал, хрипло предупредил сына:

— Не бери у него ничего. Если ликторы что-то найдут у нас от алатусов, решат, что мы пособники оборотней. Может, и не убьют сразу, а пытать будут.

Дарден, думавший о том же, согласился с отцом.

— Надо спрятать это! — мальчик принёс котомку гостя, подивился её стежкам, искусно отполированным металлическим пряжкам и начал складывать внутрь принесённое из чужого мира. Тео-алатус его понял и начал помогать. Ненужную прозрачную бумагу скомкал и отправил в огонь, туда же ещё несколько обёрток с ярким рисунком, а всё съедобное оставил на столе. Мягкое одеяло тоже свернул, улыбнулся изумлению Дардена, не верившего, что такое тёплое толстое покрывало может занимать мало места. Оно было убрано в отдельный мешок из шелестящей гладкой ткани — и в котомку. Только нож и книгу с пером алатус оставил при себе.

Хирам подсказал, куда можно спрятать опасные вещи — на крыше весной и осенью сушили траву, если её накосили много, а дожди лили не переставая. Дарден согласился: лучшего тайника невозможно было бы придумать. Залез по лестнице из хлева, спрятал на крыше вещи гостя, закидав их сеном, не пожалев охапку. Лестницу вынес на улицу, чтобы любому, кто здесь окажется, та не подсказала желание наведаться наверх.

Пока Дарден выходил, алатус что-то рисовал в своей книге. Когда мальчик вернулся, показал развёрнутый лист, на котором стоял, растопырив руки человечек, рядом — печка и на ней — второй.

— Сие есть Дарден, сие есть твой отец, — Тео потыкал своей рисовальной палкой в человечков. — Мать… не предам… М-м-м… (неразборчиво).

Похоже, алатус злился сам на себя за несостоятельность. Дарден кивнул, мол, понял он: его спрашивали, вся ли это их семья. Сначала показал жестами — мать умерла, есть сестра, маленькая, и брат, был, такой же, как Тео. Алатус схватился за голову, пробормотал на своём явное ругательство и протянул волшебное металлическое перо:

— Создавать новое… Само…

— А можно? — Дарден не поверил ушам: ему предлагали нарисовать что угодно в чудесной книге.

Высунув от усердия язык, он принялся изображать рядом с собой Уну — с её длинной косой, платьицем и неудобными деревянными сабами:

— Уна, сестра. Живёт сейчас в Ааламе… Она меньше меня, примерно вот так… На две головы…

Алатус внимательно слушал и кивал, кажется, понимая.

Подумав, Дарден нарисовал брата Тео и потыкал в него:

— Тео, брат… Старший. Высокий…

На лице гостя отразилось смущение, и Дарден торопливо дорисовал ещё одного человечка, такого же роста и со звездой над головой:

— Это ты — Тео, алатус Тео, — ткнул пальцем в гостя. — А это мой брат, Тео. Ты — Тео и он — Тео. Понимаешь? Зовут вас похоже… Мой брат — ратник. Вот, это меч… Но… он…

Дарден почесал в затылке, не зная, как показать смерть. Даже на рисунке это выглядело бы убийством, а убивать родного человека он суеверно не желал. Показал на себе — ткнул пером в сердце и упал на лавку, «поражённый» оружием.

— «Я смерть узрел — та, словно туча зла, не дождь, а смерть с собой несла»? — на лице алатуса отразилась грусть.

Дарден обрадовался: его поняли верно. Продолжил рисовать — Теперь изобразил похожего на брата человечка в горах, падающего вниз — и дракона сверху.

— Тео упал… понимаешь? Его убили алатусы, такие, как ты…

Дарден шмыгнул носом и начал сосредоточенно дорисовывать горы. Но на его плечо легла тёплая рука, мальчик поднял голову и увидел искреннее сочувствие.

— Мать? — напомнил гость.

Рисовать мать тем более не хотелось. Дарден поднялся, отложил книгу и сделал приглашающий жест следовать за ним. Они вышли из домика под, кажется, затихающий дождь, Дарден повёл Тео за собой, вокруг хлева, а потом вытянул руку в направлении хорошо видимых отсюда крестов семейного кладбища:

— Мать там.

— Мать там, Тео там? — догадался алатус.

Мальчик замотал головой:

— Нет, мать — там. Тео — та-а-ам, — махнул рукой на юг, в сторону далёких горных вершин.

Они помолчали, каждый думая о своём. В конце концов, легко одетый Дарден продрог, поёжился и потянул Тео в домик, в тепло. По дороге гость спросил:

— Возделывать земли… настала пора?

— Дождь идёт, какая пашня? Увязнем в грязи, ты, чистюля, потом не отмоешься, — проворчал расстроенный мальчик, не беспокоясь о том, поймёт ли его алатус. Мало того что небесный бог устроил испытание, ещё и гость разбередил душевные, не затянувшиеся раны. Поэтому зашёл в дом, придерживая дверь, но гость уставился на небо. Дарден плюнул и закрыл за собой дверь — пусть стоит болван, сколько хочет, если не боится промокнуть.

В домике Дарден занялся столом. От зайца уже исходил дух жаркого, мясо поспело. Можно было садиться за стол. «Эх, каравай бы к жаркому!» — вздохнул Тео. Пожалуй, стоит ещё раз попытаться сделать тесто. Кислый — не кислый хлеб, а всё одно — сытно… Объясняя отцу, откуда свежатина, мальчик мысленно планировал день: заняться квашнёй, наколоть дров, почистить у Якуша…

Вдруг ставни захлопали, будто дети в ладоши — Дарден вздрогнул и уставился в окошко, за которым бесился ветрище… Как бы гостя не снесло, подумал он. Хотя, чего алатусу бояться?

Пока Дарден раздумывал пойти за другим-Тео, наслаждающимся ураганом, отец запросился вниз — размять ноги и спину, и заодно разделить трапезу с гостем… Ясно, отец хотел сам рассмотреть гостя, и Дарден его понял. Помог отцу спуститься, усадил за стол и взялся ухаживать. Разлил отвар по кружкам, торжественно возложил горячее жаркое на противень, на котором когда-то мать укладывала сдобу для запекания.

— А дождь-то кончился! — отец тонким сухим пальцем показал на окно, от которого до стола потянулся игривый жёлтый луч.

Дарден, возившийся с котелками у очага, обернулся и понял: что-то не так. Ветер перестал шуметь внезапно, как и начался, и за окном действительно проглянул Глаз Алатуса. А гостя всё не было… Отбросив глупую безосновательную обиду, Дарден сказал отцу:

— Пойду, гляну, где он. Позвать надо, — и вышел.