— А куда мы идем?

— Ах, я забыл тебе сказать. Сейчас я поведу тебя в одно место, где ты увидишь двух своих старых товарищей. Ведь ты не позабыл еще Аслана и Саго?

— Аслана и Саго! — воскликнул я, не в силах удержать охватившее меня радостное волнение, которое постороннему показалось бы странным при сравнении с хладнокровием и спокойствием моего спутника. — Где они? Скоро ли я их увижу? — нетерпеливо спрашивал я.

— Скоро, скоро, — ответил Каро, продолжая идти. Ночь была ясная, лунная. Я четко различал предметы. Город остался за нами. Сады Хосровии, окутанные легким флером серебристого тумана, дремали неподвижные и молчаливые. Ручейки, протекавшие у зеленых нив, сладко журчали. Нежно-прохладный воздух был напоен ароматом трав.

Мы шли все в одном направлении. Но я не знал еще куда мы идем. Вдруг Каро прервал молчание и обратился ко мне со следующими словами:

— Я не хотел, Фархат, чтоб кто-нибудь из знакомых здесь меня видел, но случилось так, что мы с тобой встретились. Я хотел бы надеяться, что никто о нашей встрече не узнает…

— А нельзя-ли мне узнать причину этого? — спросил я.

— Пока — нет. После — сам поймешь. Через несколько дней…

— Я буду молчать как мертвец, если ты этого хочешь.

— Да, хочу. Мне нужно некоторое время скрываться.

И он снова погрузился в свои мысли.

Предупреждение Каро меня очень удивило.

Казалось странным, что человек, который ушел из родного города двенадцать лет тому назад, которого все считали погибшим, теперь каким-то чудом появился и почему-то не хочет никому показываться, скрывается, не хочет встречать знакомых и родных. В чем же тайна? Этот вопрос стал тревожить мой ум.

Пройдя по степи мили полторы, мы дошли до того места, где с незапамятных времен стоят развалины каких-то зданий. Об этих развалинах бабушка рассказывала мне множество чудесных легенд.

Среди развалин уцелел лишь один минарет, который при лунном свете казался красивее, чем при дневном. Синяя мозаика на нем сияла чарующей красотой. Минарет возвышался среди обломков как богатырь и, казалось, мстительно грозил векам, говоря им:

— Вы уничтожили вокруг меня все, что было создано искусством, но я останусь и еще повоюю с вами. Но меня тогда занимали не эти мысли. В тог миг, когда мы подошли к развалинам, мной овладело страшное волнение. Все, что было рассказано мне в детстве об этих развалинах, вновь воскресло в моей памяти вместе с тем суеверным страхом, который даже днем не позволял мне подходить близко к этим заколдованным руинам. А теперь я пришел к ним ночью!

Не безумие-ли это? — мелькнуло у меня в голове. Я внутренне уже был недоволен, что Каро привел меня сюда.

Когда мы подошли близко к минарету, Каро свистнул. В ответ из минарета послышался такой же свист. Каро пригласил меня войти в минарет, и я переступил порог в глубоком смущении.

Посреди минарета на полу был разведен костер, красные отблески которого освещали темные и глухие своды минарета таинственным светом. У костра сидели два человека и жарили мясо, надев его на штыки, которые им служили вертелом.

Около них лежал хлеб и бурдючок с вином. Недалеко от них на голом полу лежали еще три человека.

Увидя Каро, они отвели его в угол минарета и неслышным голосом говорили с ним о чем-то. Это длилось более десяти минут. Меня, казалось, они и не заметили и никто не обращал на меня никакого внимания. Я чувствовал себя обиженным. Я не мог понять о чем они говорили, но, видимо, то что им сообщил Каро, их не обрадовало, так как по их лицам в это мгновение пробежала тень недовольства и печали. Я думал, что разговор касается меня. Когда они кончили свою таинственную беседу, один из них обернулся ко мне и, уставившись на меня своими косыми горящими глазами сказал:

— Ого! А ты-то откуда взялся?

Я был задет и смущен этим грубым вопросом и не нашелся что ответить. Тут Каро, как бы вспомнив о моем существовании, ответил за меня.

— Разве ты его не узнаешь, Саго?

Затем, обратился ко второму своему собеседнику и, указывая на меня, сказал:

— А я забыл его вам представить. Видите какого я вам гостя привел?

Тут я понял, что их разговор не имел ко мне никакого отношения.

— Но я вам ничего не скажу. А ну-ка узнайте его! — добавил Каро.

— Я его закрыв глаза могу узнать, — ответил косоглазый парень, подойдя ко мне ближе.

— Разве это не Фархат? — сказал он. — Но боже! Как ты изменился Фархат! Гляди, каким славным парнем стал!

При этих словах другой собеседник Каро, до этого с любопытством разглядывавший меня, вдруг весь просиял и, подбежав ко мне, крепко обнял меня.

— Да это Фархат! Господи, как это я не узнал его?

По пути Каро уже предупреждал меня, что я увижу моих старых товарищей, поэтому мне нетрудно было, в обнявшем меня молодом человеке, узнать Аслана, а в косоглазом — Саго. Они оба когда-то были моими школьными товарищами. Они ушли из школы в то же самое время, когда ушел оттуда Каро. Я сразу не узнал их, потому что они были одеты не так, как одеваются армяне в Персии. На них был костюм мушских или багэшских армян-горцев. Почти так же одеваются многие курдские племена.

Настоящее имя Саго было Саргис, но его у нас в школе прозвали «ноготком сатаны» вследствие его хитрости и живого характера. Ростом он не только не стал выше, но как будто стал даже ниже. При этом округлился и стал каким-то шарообразным. В выражении его лица появилось что-то кошачье. Но его дьявольские глаза нисколько не изменились и по-прежнему выражали живую, кипучую энергию.

Аслан почти не изменился. На его лице, сохранившем тонкие, мягкие черты, горели голубые глаза, осененные густыми ресницами. На губах его мелькала постоянно та же невинная улыбка. Только его когда-то светлые, русые волосы потемнели и кожа на лице утратила прежнюю белизну. Он несколько возмужал, сохранив однако тонкость стана и изящество движений.

В школе больше всех я любил Аслана. Он был одним из лучших и способнейших учеников и отличался необычайной добротой. Он иногда целыми часами занимался со мной. Почему он покинул нашу школу, я не знаю. Помню только, что школу он оставил с сожалением точно его что-то привлекало к этому «аду».

В школе Каро, Аслан, Саго и я жили в тесной дружбе и составляли неразрывную «четверку». Но когда они задумали покинуть наш город, меня не приобщили к своему плану, видимо считая меня неудобным для себя товарищем, так как я был значительно моложе их всех.

С тех пор я о них не имел никаких точных сведений. Правда, приходили какие-то странные, а порой и страшные вести о них, но я этим слухам никогда не верил. И вот, наконец, после двенадцатилетней разлуки судьба меня снова свела с ними.

Те два незнакомца, которые у костра жарили мясо, совершенно не тронулись с места и лишь изредка кидали на меня подозрительныe взгляды. И Каро не объяснил мне, кто такие эти незнакомцы.

— Видно ты прямо из школы и явился сюда? — спросил Аслан улыбаясь.

Саго не дал мне ответить.

— Да ты разве не видишь, что он совершенно скисся от учебы… Бедняжка, как посмотришь на него — сразу вспоминаешь все эти «азы» и «буки»… Ха, ха, ха! Не правда ли, Фархат? А как ловко я избавился от всей этой чертовщины! Подумай только, прошло уже целых двенадцать лет с тех пор, как я сжег эти проклятые книги в тонире[5] на радость чертям… Ха, ха, ха!..

Шутки Саго уже меня не задевали, а рождали во мне горестные размышления о тех ужасах, которые мы терпели в этом застенке…

— Ребята, присаживайтесь, кто голоден, — сказал Каро.

Болтливый Саго тотчас подсел и начал ужинать. Я и Аслан остались вдвоем.

— Ну, а как поживает она? — дрожащим от волнения голосом спросил Аслан.

Я тотчас догадался, что он говорит о Соне.

— Да все так же, как прежде, — ответил я. — Улыбается, стыдливо краснеет, когда говоришь с ней и быстро убегает, когда хочешь ее обнять… Тихо плачет, когда отец бьет любимого ученика. Все по-старому, как ты видел. Единственная перемена, которая произошла после твоего ухода, это то, что она выросла и стала красивее, чем прежде…