Наиль шагнул к штурману вплотную и со слезами на глазах спросил:

— Ты прогоняешь меня?

Ватсон растерялся. Такой реакции он не ждал. Схватил юного мага за плечо и горячо прошептал:

— Никогда… Нет. О, дева Лизаветта, конечно же, нет!

Наиль выдохнул, устало уткнулся лицом в жесткую грудь штурмана. Происходило что-то непонятное. Почему так швыряет по эмоциям? Неужели страх, что прогонят с корабля так силен? Вот ведь пробрало...

— Виконт… — печально добавил Ватсон: — Тебе будет лучше там, в Королевствах… Ты же не знаешь, что я за человек… мое прошлое…

— Д-да? — голос всё еще дрожал, но Наиль попытался пошутить. — Твое прошлое изменит мое мнение о тебе?

Штурман промолчал, просто смотрел, но тьма в внутри него уже нашла выход наружу. И Ватсон не смог сдержать оковы памяти.

Наиль смотрел в потемневшие глаза Ватсона и одновременно видел пустой колодец его источника магии. Точнее, сначала показалось, что пустой, но звезды отразились в чернильной глади, и он понял: наполнен тьмой доверху. Поэтому штурман и не мог магичить, места для магии нет совсем. Но что это за херня? Это ведь не нефть, что это?

Внутри него самого что-то опять откликнулось... что-то странное… и оно радостно, слишком доверчиво кинулось в этот омут, будто в дом родной…

Перед его внутренним взором возникли картинки. Штурман, пока еще не штурман, а юноша, одаренный магическим талантом со всей щедростью. Очень красивый, белоснежный как снежный лорд: фарфоровая кожа, кипенно-белые длинные волосы, серебристые глаза, губы изогнуты в высокомерной насмешке. Он был слишком хорош и не мог без насмешки смотреть на нелепые потуги сверстников. Ему легко давалось всё, иногда слишком легко. Еще бы: ему повезло. Его отец — его учитель — учил его с пеленок. У него было всё: власть, сила, титул, деньги, слава. Не было друзей, но он не замечал этого: окруженный обожанием девиц и услужливым пресмыканием сверстников — им всем хотелось погреться в лучах чужой славы и занять место рядом с будущим властелином мира.

Чистокровный альв, не каждый мог похвастаться такими предками. Он стал бы королем. Королем королей.

Враги, конечно же, были. Те, кого он оттолкнул, посмеялся, а также брошенные девицы и их семьи, желающие мести. Враги отца и враги всей семьи, враги соседних стран, делящие власть на этом клочке побережья.

Так совпало, что ловушка была не одна и даже не три. С первой справился с легкостью, с тремя — приложив усилия, с пятой — теряя почти все. Но даже из шестой он выбрался самостоятельно, понеся повреждения тела и источника. Но эти травмы еще были поправимы... Если бы юноши, называющие себя друзьями, не бросили его умирать. Если бы они рискнули собой ради него. Потом они говорили, что считали его погибшим в пятой ловушке, но он им не поверил.

Он выжил, искалеченный магически и физически и не сдался. Месть давала ему силы, когда и семья и бывшие подружки-друзья отвернулись, вычеркнули его из своего круга общения, своей жизни. И он отомстил им всем. Не мог не отомстить. Честь рода превыше всего, пусть нечестными поступками он потерял собственную... пусть. Зачем мертвецу честь? Лишняя безделушка.

Нашел каждого, кто его бросил и расправился. Без магии. Теперь ему были доступны только мерзкие уловки: яд, удар в спину, подстава через купленных людишек. Отребье из воров, наемных убийц, взяточников — стали ему новой семьей. Он упал с вершины золотой горы на самый низ, на уровень портовых отбросов.

Собирался ли он и дальше так жить, когда живых врагов не осталось? Нет, конечно, нет. Но судьба посмеялась над ним. Раз за разом он выходил из всех передряг невредимым. Иногда единственным выжившим. Самые дерзкие преступления сходили с рук. Он искал гибели и не находил ее.

Постепенно сколотил команду из верных ему людей, угнал королевский флагман и ушел из родных вод в южные Харибы. И слава самого удачливого пирата была больше прежней славы талантливого мага. На своем корабле он установил свои правила — кодекс чести. Разбойники и пираты тоже могут быть благородными, держать слово и выполнять обязательства. Он стал неофициальным королем Харибского моря и правители других стран не гнушались заключать с ним мирные договоры и торговые соглашения. Мерзости и насилия стало меньше, но зло не перестало быть злом. Ватсон передал командование пиратской флотилией БарриБоссу, а позже командование бригом своему верному товарищу Вуду, остался здесь в роли штурмана, потому что делать дальше он не знал. Пока не появился юный мироходец и не возродил надежду вернуться к прежней жизни.

Наиль вынырнул из омута чужой памяти, ошарашенный и растерянный. С точки зрения любого здравомыслящего человека, давать магические силы такому отморозку — это позволить ему подняться обратно на свою золотую гору, вытаптывая соперников как сорняки под ногами — стать пособником нового зла. Однако то, что Наиль видел среди пиратов — внушало надежду: добро победит злобу.

И всё же... То, как Ватсон расправился со всеми своими товарищами, которые его бросили... Пусть неправильно называть их товарищами — не были они ему друзьями. Но и сам высокомерный гений магии не был хорошим другом.

— Мне нужно время подумать, — сказал Наиль и сделал полшага назад. Мысленно закрывая шторочкой всё то, что натворил Вилл из мести. Слишком тяжелая гирька упала на чашу весов. Черная.

А на другой чаше весов лежали собственные воспоминания: шторм, инициация, терпеливое выхаживание бредившего мальчишки, разговоры за общим столом, молчаливое, но уютное времяпрепровождение в каюте, верное плечо и крепкая рука, когда он болтался над стылой пропастью как сосиска на ниточке. Ни слова оскорбления, ни грамма презрения к недотепе-магу. Это всё стоит того, чтобы подумать как следует и принять решение в пользу Ватсона. Вернуть штурману магию и силу...

Вот только для этого придется опять нырнуть в этот черный колодец памяти… на это нужно решиться.

Он сделал еще полшага в сторону, избегая смотреть в глаза штурману. Боялся увидеть там чего-то такого, что качнет чашу весов в другую сторону. А еще боялся, что его собственное лицо сейчас выражает весь тот хаос, который творится внутри.

Наиль наугад открыл портал в куда-нибудь и замер. Его внутренняя сущность сопротивлялась, не желая оставлять тьму, что была в штурмане. «Схожу с ума» — решил Наиль. Потом подумал, что тьма должна находиться там, где и другая тьма — в космосе — и позвал её с собой. Выждал мгновенье, пока тьма перетекала в портал, и шагнул следом.

Магическое пространство раскинуло перед ним яркие и ароматные огоньки. «Милый, куда хочешь?». Он проследил, как черные искры тьмы радостно и свободно прыснули во все стороны, уже через миг затерявшись на фоне бесконечно-глубокого бархатного великолепия Вселенной. «К Элис» — решил он.

Остаток ночи он провел в раздумьях, сидя на крыше самой высокой башни замка Бордо. Прошлое Ватсона ужасало. Но знаете что ужасало самого Ватсона? Нет, не смерть бывших товарищей. Его мучил позор того, что убивать пришлось не в честном поединке, а в спину, исподтишка, бесчестно.

С первыми лучами солнца Наиль принял решение, что не ему менять этот мир. Эти правила и традиции складывались веками. Он может всего лишь не быть таким, как те, кто бросили Уильяма умирать в одиночестве. Теми, кто наполнил источник штурмана тьмой сгоревшего света. Как знать: может в этом и есть его предназначение? Может именно за этим он здесь и это его путь домой?

* * *

— Теперь он точно не вернется, — обреченно сказал штурман и рухнул в кресло за столом. Сфера корабля мягко и успокаивающе мерцала, но вот этот конец конца — когда больше не на что надеяться и верить — принес спокойствие. На душе стало легко.

Капитан сначала тихо, а потом всё громче рассмеялся. Уильям посмотрел на него удивленно. Кажется, Оливер был счастлив. С чего бы это?

Но в ответ капитан хитро прищурился и показал кончик языка: «Не скажу, хочу посмотреть когда сам поймешь».