Даша беззаботно фыркала в шаль, а Петя заметно важничал, похлопывая кнутовищем по сапогам. Карасев собрался было прикрикнуть на них, чтобы не смеялись, но в эту минуту в воротах показался Павел Васильевич. Следом, едва не наступая на пятки председателю колхоза, поспешала укутанная в пуховую шаль Анна Клюиха.

— Зачем эту привел? — сердито шепнул Карасев.

— Она сама кого хочешь приведет, — тихо ответил Гончаров. — Разблаговестили по всей Утевке. Надо было пораньше выехать.

— Петя! — крикнул Карасев, быстро обертываясь. — Ступай, гони его скорее! Копается, сухой черт!

Петя одним прыжком взбежал на крыльцо. Он отослал к подводе милиционера, смирно сидевшего за столом, и остался один на один с Дегтевым. Тот замотал вокруг шеи толстый шарф, надел новый полушубок, туго опоясался.

— Пошевеливайся, жила! — звонким от волнения голосом сказал Петя.

Дегтев только покосился на него и принялся креститься в пыльный угол, увешанный иконами. Потом, как полагается перед дальней дорогой, плотно уселся на скамью и, опустив глаза, застыл. Петя вдруг взорвался, подбежал к Дегтеву, ткнул кнутовищем в его расписной красный валенок и гневно закричал:

— Сымай, гад!

Дорофей косо взглянул на Петину руку, стиснувшую кнут, и медленно, аккуратно стянул валенки. Молча вышли они во двор, где уже толпился народ, — Дегтев впереди, Петя сзади. Дегтев помедлил на крыльце. Петя подтолкнул его, Дегтев проворчал: «Чего ты-ы!» — и неторопливо пошел по ступенькам. Мягко шагая по снегу, он с нарочитым усилием влез в сани и встал во весь рост — высокий, сухой, без шапки и в одних чисто промытых портянках.

Разговоры смолкли, толпа окружила сани, все взгляды устремились на необутые ноги Дегтева.

— Смерзнет! — по-кликушески закричала Олена Семихватиха и всплеснула короткими ручками. — Мир честной!

Дегтев прижал рукавицы к груди, согнулся в поясном поклоне и сказал высоким обрывающимся голосом:

— Не гоните из рядов народа! Отведите от лихого конца!

Он поклонился еще ниже, и все увидели, что полушубок у него вместо кушака подпоясан толстой веревкой.

Карасев обогнул сани и сильно дернул Дегтева за полу:

— Чего разыгрываешь? Где валенки?

— Сами отобрали! Воля ваша! — все тем же высоким, не своим голосом прокричал Дегтев, и в черных глазах его председатель сельсовета увидел желтые горячечные огоньки.

Карасев грозно обернулся на смущенного Петю и, задыхаясь, крикнул:

— Молокосос! Отдай сейчас же!

Петя в общей сумрачной тишине дробно простучал к крыльцу, вынес валенки и кинул их в сани. Дегтев принялся обуваться, В добротных, выше колен, расписных валенках он обрел привычный справный вид. От этого сочувствие толпы сразу переломилось. Семихватиха пропела было жалостливым голосом:

— От корня отрывают!

Но люди несогласно закричали, и Дегтев понял, что заступников у него немного. На всякий случай он повинно опустил голову: может, еще опомнятся, пожалеют…

— Глядите, какой стал смирный! — смеялись в толпе.

— Веревкой обвязался, бедность-то обуяла!

— Не над чем охальничать! — прокричал женский голос, но кто-то из толпы тут же со злостью отозвался:

— А ты поплачь с ним!

Семихватиха, может, и завопила бы, но, увидев рядом с собой суровую, с сомкнутыми губами Авдотью, боязливо осеклась. За спиной у Авдотьи стояла Наталья, поодаль, возле конюшни, — Николай. «Все Логуновы слетелись… как вороны!» — раздраженно подумала Семихватиха, но не посмела поднять головы.

Тут из толпы вывернулся Ивлик. Он сорвал с себя шапку и метнулся в гущу людей, бестолково вскрикивая:

— Вон ведь как!.. Куда ж это его?

Выбравшись совсем с другой стороны, он с размаху налетел на Карасева. Тот оттолкнул его. Тогда Ивлик, обезумевший от собственной суеты и крика, ударился о чье-то железное плечо и едва не упал: перед ним, широко расставив ноги, стоял Нефед Панкратов, колхозный конюх.

— Куда, дура! — пробасил Нефед так гулко, что по толпе пробежал смех.

Карасев решительно крикнул Пете:

— Ну, давай, трогай!

Петя боком вскочил на козлы, замахнулся вожжами, но лошадь только высоко вздернула голову и попятилась: перед ней, загораживая дорогу, встала Анна Пронькина — Клюиха. Павел Васильевич навалился плечом на оглоблю, пытаясь повернуть лошадь, тогда Клюиха визгливо заверещала:

— Полегше! Велик ли, а тоже — командует!

В толпе взметнулся недобрый смешок. Дегтев, от толчка упавший было на сено, снова поднялся. Петя то раскручивал, то накручивал на руку вожжи, растерянно взглядывая на Карасева.

— Граждане! Порядочек! — нерешительно взывал милиционер.

Карасев, красный, с вспотевшими висками, обошел подводу и осторожно, обеими руками потеснил Анну. Нефед Панкратов, твердо хрустя снегом, сделал шаг вперед и легко плечом отодвинул ее в сторону.

— Ты чего? — пробасил он при этом, взглядывая на нее своими темными глазищами в обмерзших ресницах.

— Шайтан! — пробормотала Анна, кусая губы и с трудом поворачивая закутанную голову. Но вот она увидела мужа, Прокопия, — он стоял, засунув руки в карманы шубы, с лицом замкнутым и отчужденным: я, мол, тут ни при чем, я ведь уже отнес заявление в колхоз. «Труса празднуешь!» — с презрением подумала Анна. Она знала: будь у Прокопия воля, он бы заорал погромче ее.

Нефед еще стоял возле саней, а уж рядом с Карасевым появился другой Панкратов — Савелий. Он стал что-то толковать председателю, размахивая длинными руками.

— Гляди, Панкратовы-то!.. — удивленно заговорили в толпе.

Никто не заметил, как старик Левон, стоявший в переднем ряду, судорожно надвинул шапку на лоб. Он не спускал с сыновей мрачно сверкавшего взгляда.

Вот они, его сыны… Как будто не он растил, не он поил и кормил… Было время, когда ходили они под его властной рукой. И весь утевский народ покорялся ему. Да, было время и сгинуло. Но чего таить правду: не сынам ли надо сказать спасибо, что вот его, Левона, не тронули. А то посадили бы в сани, как Дегтева, и…

Левон содрогнулся, крепко стиснул зубы: молчи, не гное дело! И все-таки невольно загляделся на своего младшего — на румяного черноглазого Савелия. «Красивый, черт… дурак, тьфу!»

— Чего там заколодило? Зябнуть тут! — услышал он нетерпеливый голос сзади и сразу понял: это разоряется кривушинский житель Иван Корягин. «Вот они, новые хозяева!» — с тоской подумал Левон и, от греха, стал глядеть на задок саней: одна из коротких деревянных планок выскочила из гнезда, и в дыру пробился зеленый клок сена.

— Куда торопишь? — слезливо закричала Олена Семихватиха.

Хриплый голос Клюихи тотчас поддержал ее:

— Кукуша и та по бездомью горюет!..

— Кукуша в таких домах не живет, — произнес громкий женский голос, и Анна, взглянув в ту сторону, узнала Надежду Поветьеву. «Эта тоже!..» — со злостью подумала она и тотчас отвернулась. В толпе разноголосо кричали:

— Небось загодя добро упрятал…

— Глядите, плачет человек!

Дегтев поднял острое темное лицо. Впалые щеки его действительно влажно блестели.

— Ох, бабоньки! — испуганно простонала Степанида, Ивликова жена, до удивления отзывчивая на слезы.

Кое-кто из женщин уже начал было всплескивать руками, всхлипывать, сбиваться вокруг Степаниды. И толпа опять дрогнула, говор стал спадать, потом совсем оборвался.

Дегтев вскинул голову и прижал к груди смятую старенькую шапчонку: смотрите, мол, плачу перед вами… Почти звериное, донельзя обострившееся чутье подсказывало ему, что не все еще потеряно, — председатель сельсовета держится слабовато, Ремнева нет, а дружки у него, у Дегтева, еще не перевелись. Вон и Прокопий Пронькин пришел, стоит, вытянув шею… колхозничек новоявленный! Дегтев сделал над собой усилие, и слезы обильно полились по искаженному лицу. Он вытерся шапкой и снова низко, без слов, поклонился затихшим людям. Но тут-то Авдотья Логунова сказала своим грудным отчетливым голосом:

— На морозе у стервятника тоже слеза бежит!

И он выпрямился, как от удара хлыста.