Крикун что-то злобно прорычал на ухо, но его фраза так и осталась набором непонятных звуков.

— Ц-Цузу, переводчик, — Райз коснулся своего виска, подкрепляя слова действием.

В следующей фразе он различил только гневное «Кальди», после чего Кальдеор отдал свое устройство, а сам отправился искать в разбросанных по полу ошметках то, которое до недавнего времени носил крикун.

— Если я тебе оторву голову, тоже отрастишь ее? — гневное рычание Ц-Цузу обрело смысл.

Как Райз и думал: крикун изображал праведный гнев, но для продемонстрированной им реакции вокруг плавало слишком мало алых сгустков. Так происходило каждый раз, когда тот срывался на других рыцарей, в том числе на Таана. Вот же позер. Если бы остальные знали, что это всего-то игра на публику, может, стали бы смелее. Конечно, откровенный страх испытывал только иллюзионист Буль-Буль, тогда как остальные не столько боялись, сколько не хотели лишний раз связываться. Интересно, было ли это известно самому Ц-Цузу?

— Ты сам просил показать, — пришлось потрудиться, чтобы с пробитой грудиной и сдавленным горлом выдавить хотя бы пару слов. — Никто тебя за язык не тянул, Ц-Цузу. Все, хватит, отпусти меня.

Неожиданно для самого Райза Ц-Цузу послушался. Отряхнул руку и, когда не помогло, вытер о штанину.

— Мерзкий человек.

— Не обижайся, Ц-Цузу, ты ведь сразу поквитался, — Райз посмотрел на разорванную на груди кофту. Снова-здорово. — Как ты так быстро отращиваешь голову? Ладно еще — руку, но голову...

— Не твое дело.

— Ты можешь делать так бесконечное количество раз или ограниченное? — не унимался Райз. Ц-Цузу пронзил его злым взглядом, и тот поспешил объясниться: — Если ограниченное, то я, конечно же, воздержусь от подобных демонстраций. Эй, да сколько можно?!

Без лишних слов крикун схватил Райза за загривок и приказал Кальдеору возвращаться. Многогранник с пленными сменился знакомой комнатой.

— Прости, Ц-Цузу, но удержаться было выше моих сил. К тому же, если бы я действительно замышлял что-то дурное, то бил бы по Кальдеору.

— Не заигрывайся, человек. Пока только я осознаю настоящую ценность твоего некроманта. Но даже когда она станет очевидна всему синклиту, никто не будет носиться с его призванным, мнящим о себе слишком много.

— Меня все чаще посещает мысль, что даже я не осознаю настоящую ценность Къярта. Тебе известно что-то, что неизвестно мне?

Устроившийся в своей меховой скорлупе Ц-Цузу самодовольно оскалился. От его напускной злости не осталось и следа.

— Я уже сказал Ластику: я не хочу повторять одно и то же по несколько раз. Прояви терпение. Или ты куда-то торопишься?

Если бы он только мог как-то связаться с Къяртом: попросить ни во что не влезать и просто дать ему немного времени. Тогда никакой спешки не было бы. А надеяться, что Къярт сам догадается не гнать лошадей...

Райз отрицательно качнул головой.

Он не знал, чего ждал Ц-Цузу, не знал, что делать ему самому, но дальнейшие расспросы точно следовало отложить до лучших времен.

Спустя пару проведенных в скуке и молчании часов появился Кальдеор и сообщил:

— Ц-Цузу, я все приготовил.

Окинув парня придирчивым взглядом, крикун велел Райзу не сходить с места и ушел.

Надо же, и суток не прошло, как крикун оставил его без присмотра. Или не оставил?

Райз решил не испытывать на прочность терпение Ц-Цузу: тот и без этого проявлял невиданную снисходительность, которая одновременно обнадеживала и вызывала опасение. На первый взгляд крикун был личностью неуравновешенной, не терпящей в своем присутствии резких движений. Но за его вспышками гнева, чередующимися с демонстративным унижением всех и вся, не стояло настоящей злости. Райз отлично знал эту модель поведения: он и сам применял ее долгие годы. Громче всех кричит именно преступник, да?

Кто-то и правда закричал. Женщина, кажется. Ее голос с трудом просочился сквозь перегородку и угас внутри. А Райз полагал, что многогранники обладают абсолютной звукоизоляцией.

Женщина закричала вновь. Истошно, надрывно, раздражающе. Раздражал не столько сам крик, сколько то, что он казался смутно знакомым.

Райз посмотрел в сторону жмущихся друг к другу источников энергии. Один из них, вместивший в себе синь и желтизну, очевидно принадлежал кричащей.

Поддавшись разрастающемуся за ребрами беспокойству, он покинул многогранник. Его не настигло наказание и не случилось ничего, что дало бы понять: он перешел грани дозволенного. Впрочем, Райз не сомневался, что Ц-Цузу в скором времени исправит это вопиющее недоразумение и, вероятно, проделает в теле своего пленника очередную дыру.

Голос женщины становился все пронзительнее. Он быстро охрип от криков, но остановившись у последней отделяющей его от источника перегородки, Райз с уверенность мог сказать, что тот не принадлежит никому, ради кого стоило ослушаться Ц-Цузу. Но раз он все равно пришел...

Когда крик взял особо высокую ноту, Райз шагнул сквозь перегородку.

Вероятно, многогранники внутри этого октаэдра все же меняли свое расположение относительно друг друга, или же построенная в голове условная карта помещений оказалась слишком условной: «переступая порог» Райз никак не ожидал оказаться в трапезной в самый разгар обеда.

На столе полностью обнаженная лежала женщина. Несмотря на искаженное болью и страхом лицо, Райз сразу узнал в ней бросившуюся защищать дочь в загоне. Она истошно кричала и рыдала, скребла ободранными до крови пальцами столешницу в тщетной попытке высвободиться, но руки Ц-Цузу держали ее мертвой хваткой. Склонившись над содрогающимся телом, тот вгрызался всем набором клыков в ягодицу. Кровь ручьями лилась по столу, рясно капала на пол, подбиралась к Шикти, наблюдающей за действом с едва скрываемым отвращением.

Райз планировал тут же скрыться, но не успел сделать и шага.

Оторвавшись от трапезы, Ц-Цузу уставился на него и застыл. Воздух вокруг зарябил алым. Не к добру.

Крикун оттолкнул женщину, точно неугодную улику с места преступления, резким движением вытер окровавленную пасть и двинулся к Райзу.

— Я уже ухожу, ухожу. Извини, что прервал, — торопливо сказал тот, отмечая все больше не присущих крикуну красных вкраплений.

— Что ты, напротив, лучше оставайся, — едко бросила Шикти. — Ц-Цузу любит, когда другие смотрят. Почему ты сразу не взял его с собой? Такое развлечение, призванный был бы в восторге, — с сарказмом заметила она.

Стирающей Явь не нравилась роль зрителя, тогда как Кальдеор, застывший у стены безмолвной тенью, смотрел на происходящее с безразличием, с которым делал и все остальное.

— Несносный человечишка, — прорычал Ц-Цузу, хватая Райза за загривок.

В этот раз крикун не стеснялся демонстрировать скрытую в его пальцах силу: не ровен час, еще и голову открутит.

— Хватит руки распускать, сказал же: ухожу!

— Не нужно было вообще приходить! — гаркнул тот.

— Ц-Цузу, ты чего? — голос Шикти прозвучал удивленно. — Ты собираешься заканчивать, или я могу быть свободна?

— Можешь проваливать. Эта мошка весь аппетит испортила.

— Ты сам эту мошку поймал, так что нечего теперь жаловаться.

От гневного полу-рыка полу-крика заложило уши, а Шикти тихо пискнула, на мгновение поддавшись взявшемуся из ниоткуда приступу паники.

Ц-Цузу выволок Райза из трапезной и потащил сквозь многогранники.

— Да отпустишь ты меня или нет?!

Крикун не отпустил. Только оказавшись в своей комнате, он отшвырнул Райза, как куклу, и тот пролетел по полу пару метров, в итоге ударившись головой о скорлупу-кровать.

Неуравновешенный псих. Конечно, Райз и сам молодец — не постеснялся раз за разом дергать кота за усы, — но это не отменяло того факта, что крикун впервые по-настоящему потерял самообладание.

— Я велел тебе сидеть здесь! — набросился на него Ц-Цузу. — Такой тупой, что не понимаешь слов? Ноги тебе оторвать, чтобы было неповадно шнырять без спросу?

— Ну что ты так завелся, Ц-Цузу? Я не собирался тебе мешать, хотел поглядеть одним глазком, и все.