— Командование ошибается. Братство нарушило заключенное с ним перемирие. А он все так же борется против Орды.

— Да? Значит его здесь нет? Какое облегчение, — паладин неловко рассмеялся. — Я уже приготовился к тому, что нас пожрет его исполин, — он окинул Кару с ног до головы взглядом и приглашающе качнул лампой. — Серьезно, Далоран, хватит сидеть здесь. Те двое не вернутся, ты можешь выйти.

Не дожидаясь ее ответа, паладин прошел в центр вагона, пристроил лампу на крепеже и уселся на ящиках.

— Ну, ты выходишь? Это же ты жуткая призванная, а не я. Так и кто кого должен бояться? Иди сюда, расскажи мне об этом некроманте.

— С чего ты взял, что я буду рассказывать тебе о нем? — сухо поинтересовалась Кара.

Она все же поднялась со своего места: пускай конечности, в которых не бежала кровь, не могли затечь, но совершить привычный ритуал было приятно.

— Да, Далоран как всегда сама серьезность. Я же не секреты собрался выведывать. Разве мы не можем поболтать о всякой всячине, как старые добрые знакомые?

— Разве паладинам не приказано устранять всех призванных?

— Ты же сказала, что это недоразумение, — мужчина пожал плечами. — У меня нет причин не верить Руферонскому Палачу. Знаешь, об этом некроманте всякие слухи ходят, даже совсем невероятные. Вот, например: его изгнали из ковена за то, что он добивался принятия положения о правах призванных и умертвий, которое сам же и сочинил.

Улыбка просилась наружу: а ведь не случись всего этого безумия с Ордой, и Къярт наверняка устроил бы что-то в таком духе.

— Так это правда?

— Нет.

— Я тоже так решил, — паладин рассмеялся. — Надо быть отбитым на всю голову, чтобы додуматься до такого. Ох, прости, прости, мне как-то не выдавалось ранее возможности вот так посидеть и пообщаться с призванными, и я не знаю правил этикета. «Не говори плохо о некроманте в присутствии его призванных», и все такое.

Мужчина замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. Однако ее не последовало, и когда ждать надоело, он продолжил:

— Позволишь нескромный вопрос? Скажи, каково это находиться в мертвом теле? Ты чувствуешь холод? А голод? Вообще что-то?

— Зачем это тебе?

— Да так, хотелось бы знать, к чему готовиться, — паладин широко улыбнулся и почесал затылок. — Среди парней мало кто верит в благополучный исход. И глядя на тебя, мне начинает казаться, что лучше быть таким вот ходячим мертвецом, чем навсегда упокоиться в броне. Тем более если твой некромант радеет за права призванных. А скажи еще...

Он не успел закончить. Обшивка кузова захрипела, промялась, а затем металл скрутило, словно мокрое полотенце в руках прачки.

Весь состав, вагон за вагоном, сходил с рельс, и за стоном разрываемого на части металла стало не слышно грозы. Молнии высвечивали белые силуэты паладинов, успевших среагировать и воплотить броню. Остальные, погребенные под обломками, медленно обрастали посмертным камнем.

Прежде чем Кара облачилась в броню, ее ногу придавило ящиками.

Она отшвырнула их, вытащила из под завала говорившего с ней паладина. Он все еще был жив, но удар головой лишил его сознания и возможности воплотить броню. Схватив его, Кара выбила двери завалившегося на бок вагона и выскочила под дождь.

Нутро не выворачивало наизнанку, как происходило всякий раз, когда поблизости маячила нечисть, и Кара приготовилась встретиться с живыми слугами Орды. Но вместо них снаружи ее ждали ожившие корни деревьев. Они извивались, точно перекормленные, придавленные вилами черви, рвали вагоны на части, вытаскивали паладинов из-под завалов и утаскивали в лесную тьму.

Кара не стала исключением. Подгадав момент, корни сперва выхватили из ее рук паладина, а затем напали и на нее. Вторя движениям клинков, засвистел ветер, и на землю полетела древесная стружка и хворост.

Сколько бы Кара не рубила, напавшая на поезд тварь не выдыхалась. Она же не могла быть бессмертной? Или пока весь лес под спил не пустишь, не отстанет?

У других паладинов дело обстояло не лучше. В льющейся с неба воде все чаще сверкали молнии и все реже — камень брони. Отчаянно хотелось верить, что ее попросту скрыла грязь и палые листья, но от правды было не спрятаться: это сражение паладинам не выиграть, как не выиграть его и Каре. Ей остается только бежать, надеясь, что удастся оторваться достаточно, прежде чем броня спадет.

Кара побежала. Круша свои весом состав, она ринулась по вагонам, прячась от атак противника за разорванным металлом. Двигаться вдоль колеи — единственно верное решение, а соваться в лес — самоубийство.

Что есть сил, Кара убегала от врага и от мыслей о том, что она бросила отказывающихся отступать паладинов на произвол судьбы. Она твердила себе, что ее присутствие никому не помогло бы и только помешало бы выполнить долг — вернуться к Къярту. И как так вышло, что она, Руферонский Палач, не по приказу некроманта, а по его просьбе, так легко отвернулась от Братства? Все из-за того, как обошлись с призванными в Руфероне? Или потому что ударили Къярту в спину? Какая же глупость.

Она неслась стремглав и в какой-то момент, совершенно неожиданно, осознала: ей удалось уйти. Шум сражения и охватившее состав пламя остались далеко позади — так далеко, что виднелось одно только зарево пожара. Лес отступил, и из мрака лишь изредка выскакивали темные пятна кустарника и черные остовы одиноких деревьев.

Кара не остановилась даже тогда, когда броня начала рассыпаться мелкой крошкой, и коснувшись земли босыми ногами, продолжила бежать — не оглядываясь и не разбирая дороги. Ливень застилал глаза, и она несколько раз споткнулась, но упала только тогда, когда притаившаяся в траве лоза обвила ее щиколотку и потащила обратно.

— Отвали!

Кара потянулась к кинжалу на поясе, но испачканные в земле пальцы наткнулись только на обрывок ремня. Извернувшись, она ударила пяткой свободной ноги по корню. И на что надеялась?

Ресурсов для сопротивления не осталось — только сила мертвого тела, но ее было недостаточно, чтобы справиться с лозами, и те опутывали Кару, карабкались вверх по бедрам, волокли к появившимся источникам мертвой энергии.

Ночь вспыхнула багровым пламенем, и на короткое мгновение оно выхватило из темноты нечто поистине безобразное, порождение темнейших лесных чащоб. Самое время было оцепенеть от страха, но хватка противника ослабла, и корни обмякли. Кара перекатилась на живот и, вынужденно пожертвовав штанами, вскочила на ноги. Но не успела сделать и пары шагов, как с неба обрушились хлопки крыльев, что-то подхватило ее под руки и потащило вверх. Чувство омерзения от близости к мертвецу на короткий миг вымело из головы все мысли.

Кара попыталась высвободиться, но светящиеся алым когти твари крепко вцепились в тело.

— Не дергайся, или брошу, — донесся сквозь ветер женский голос.

Вместо того, чтобы наворачивать вокруг Химеры петли и распугивать злым криком всех птиц в округе, Къярт выражал свое нетерпение постукиваниями пальцев по колену. Конечно, сейчас он мог связаться с Аелитт, узнать, что все в порядке, и нужно только проявить чуть больше выдержки, но... Но несмотря на все доводы разума, он все равно злился на Химеру, отказавшегося пройти даже пару жалких километров на запад.

— Не смотри на меня так, — сказал он, когда взгляд исполина стал уж слишком выразительным.

Как он это определял? Сложно сказать. Глаза Химеры были абсолютно черные, а лицо лишено мимики, но несмотря на это иногда Къярту начинало казаться, что он может отличить один взгляд от другого. Возможно, так сказывалась их связь некроманта и призванного? Хотя какая там связь, с третьей-то ступенью печати.

За проведенные наедине дни Къярт окончательно избавился от страха перед Химерой. Прежде он полагал, что этот мрак навеки пропитал его, но сейчас даже жуткое звериное лицо исполина не заставляло его вздрагивать. Глядя на него, Къярт невольно вспоминал, как Химера рыхлил грядки, а затем неловкими, неумелыми движениями пытался подобрать с земли рыбу — словно ребенок, чья сила была огромна, но разум оставался незрел. Может, Химера и в самом деле был блаженным среди исполинов? Или это смерть так сказалась на его душе?