— Къярт...

— Не беспокойся, я больше не буду донимать тебя расспросами. Оставь свои тайны при себе, если тебе так проще. Просто говори мне, что нужно делать, чтобы сегодняшняя победа не была последней.

— И ты продолжишь доверять мне? После всего?

— Чего «всего»? — Къярт устало вздохнул. — Почему ты не выстрелил в Мерлен? Ты ведь мог это сделать и уже потом убить то существо. Тогда я бы по-прежнему считал, что использовал печать второй ступени, и этого разговора не было бы.

— Однажды ты уже видел ее смерть. Хватит с тебя.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос о доверии. То, что ты считаешь неправильным рассчитывать на меня, еще не значит, что я не могу рассчитывать на тебя.

Къярт отвернулся и принялся осматривать Клыка.

Что за ерунда...

— Я не был уверен, что печать сумеет восстановить глаза, но нам повезло, — резюмировал он. — Может быть, они пострадали не так сильно, как я думал.

Он поднялся, взял одну из шкур, лежащих скрученными поверх седельных сумок.

Райз уступил ему место под боком Когтя и покосился на Клыка. С лысой мордой, покрытой розоватой кожей, он выглядел почти забавно, если бы не оставшийся вместо пасти обрубок. Раны затянулись, но, как Райз и предполагал, челюсти заново не отросли, и теперь грив не переставал ощупывать их языком.

— Спасибо, что подлечил его, — Райз поблагодарил спину Къярта.

— Я немного отдохну и займусь его лапой, — не оборачиваясь, ответил тот.

Он заснул сразу же, едва его голова коснулась шкуры.

Недолго потоптавшись на месте, Райз сел на покатый камень возле морды Клыка.

Дурацкий вышел разговор. Уж лучше бы Къярт злился или читал нотации, а не это его смиренное принятие. Еще и слова какие подобрал! Намеренно или нет, но у него отлично получилось заставить Райза чувствовать себя последней сволочью — вроде тех, кто отнимает конфеты у детей и привязывает к кошачьим хвостам всякий громыхающий мусор. Проклятье. Так недолго и до мук раскаяния докатиться.

Райз тихо фыркнул и покосился на напарника. Манипулятор-недоучка.

Рядом завозился Клык.

— Лежи, неугомонный, — Райз опустил ладонь на его лоб. — Вылечат твою лапу, тогда и будешь бегать.

Молодая гривья кожа на ощупь была совсем мягкой. Такую и ногтем поцарапать можно. Хоть намордник надевай, пока шерсть не отрастет. Она же отрастет?

— Спасибо, зверюга, — Райз погладил оставшийся от гривьего носа обрубок. — Ты меня здорово выручил с тем гадом.

Клык искоса посмотрел на него и, убедившись, что тот не шутит, точно пес завилял хвостами и положил голову хозяину на колени.

— Полегче! Ты тонну весишь!

Райз хотел было спихнуть обнаглевшую морду, но передумал.

В какой-то момент он обнаружил себя почесывающим шею Клыка, а штаны — мокрыми от текущей на них из несмыкающейся пасти слюны.

— С этим мы тоже что-то придумаем, зверюга, — пообещал он.

Вскоре появилась Риэ-рэ, неся мясо на кости, по форме напоминающее освежеванную коровью ногу.

— Ужин для грива?

— Для всех желающих. Половина повозок с припасами разбита, но мы нашли лошадей. Некоторые еще бегали. Это же не проблема?

— Это вам тащить на себе паладинов до Эсшена, не мне.

Райз отрезал несколько ломтей, устроил их жариться у костра и занялся разделкой оставшегося куска. В нынешнем его состоянии у Клыка наметятся проблемы с охотой — если не с поимкой, то уж точно с разрыванием добычи на части.

Отрезая кусок за куском, Райз бросал мясо гриву. Тот хватал его на лету и тут же проглатывал.

Когда солнце вынырнуло из предрассветной дымки и начало карабкаться вверх, вернулась Кара. Села у костра; перевернула шипящее на камнях мясо.

— Уже спит? — шепотом спросила она, взглядом указав на Къярта.

— Да, как младенец, — с натянутой усмешкой ответил Райз и в очередной раз отогнал сгущающуюся над напарником синь.

Нужно было признать: как бы он ни храбрился до этого — разговор с Карой пугал его. Она уж точно не станет молчать. И пускай вокруг нее не витали ни багровые искры злости, ни металлическая крошка грусти, и не было пурпура обиды, но Райз все равно дышал через раз: мешало застрявшее над солнечным сплетением беспокойство.

Проведенное в Эсшене время многое изменило — если не для Кары, то уж точно для него. Во время ночных дежурств у кровати напарника она не раз составляла ему компанию — за час или два до того, как Къярт просыпался.

В эти часы, проведенные в полумраке комнаты, освещенной робким каминным огнем, они успевали обсудить все на свете и раз за разом приходили к рассказам о прошлой жизни Райза. Больше всего Каре нравилось слушать о Республике: о сказочной стране, где по улицам быстрее гривов носятся автомобили, а кварталы щетинятся домами в полсотни этажей; о стеклянных туннелях под водой, соединяющих острова, и о мудреных устройствах размером с книжку, которые хранят в себе знания всего человечества. В научном прогрессе Республики Кара находила куда больше волшебства, чем в тех же стихийных магах.

Спрашивала она и о друидах: нечасто и совершенно ненавязчиво, но Райз говорил о них без труда.

Иногда ему приходилось пересказывать одно и то же. Поначалу он думал, что любопытство Кары продиктовано недоверием: что так она пытается подловить его на расхождении версий, доказать, что это пустые придумки. Но со временем, наблюдая за редкими проблесками ее энергии духа, Райз пришел к выводу, что Каре просто нравилось слушать, стоило признать, довольно посредственные истории. В первый раз услышать про невиданную страну еще могло быть интересно, но не во второй и уж точно не в третий. Но Каре нравилось. Не за тем же расспрашивала, в самом деле, чтобы слушать его голос.

Райз бросил Клыку кусок мяса и, разогнав полоумные мысли, признался:

— Твое нарочитое молчание начинает меня беспокоить.

— Оно не нарочитое, — возразила Кара. Она снова сидела рядом с гривом и с рассеянным видом гладила звериный бок. — Просто не хочу добавлять тебе головной боли после вашего с Къяртом разговора.

— Да вы сговорились.

— Нет, в этот раз не успели, — Кара улыбнулась и убрала прядку за ухо.

Она всегда так делала, когда речь заходила о чем-то личном. Жест совершенно бесполезный: не проходило и нескольких секунд, как прядь вырывалась на свободу, всякий раз сбивая Райза с мысли.

— Ты знаешь, что я не жду от тебя абсолютной искренности, — продолжила она. — Но ее ждет Къярт.

И правда, в этот раз сговориться не успели, вот и версии теперь разнятся.

— Он знает меня лучше, чем кто-либо, и понимает, что я не всегда бываю до конца откровенен.

— Понимает. Но все равно продолжает ждать.

Райз отсек от куска мяса еще один ломоть. Осталось меньше половины.

Кара была права. В их ночных беседах она ни разу не сказала ничего, с чем Райз не согласился бы. Иногда он продолжал возражать, но исключительно ради самих возражений и чтобы лишний раз увидеть морщинки у сощуренных глаз, выражающих ее несогласие и готовность стоять на своем до конца.

— Теперь и на шаг от него не отойдешь? — она посмотрела на спящего Къярта, и в ее взгляде Райз прочел беспокойство.

— Да. Кто-то из нас двоих должен постоянно держать его в поле зрения и следить, чтобы ни одна сволочь не подобралась.

— Из-за этой связи некроманта и призванного такое неприятно двоякое чувство, — Кара неловко, смущенно поежилась. — Будто мы собственную жизнь защищаем, а не его.

— А ты защищаешь не себя, а Къярта?

Кара окончательно стушевалась. Так всегда случалось, когда она говорила или делала в отношении Къярта что-то, что никак не укладывалось в рамки принятых отношений между паладином и некромантом. Привитая ей ненависть — не Братством, а собственным горьким опытом — все еще давала о себе знать. Вероятно, в такие моменты Кара чувствовала вину за то, что не думала о том, как изловчиться и оторвать Къярту голову.

— Он хороший человек, — словно через силу произнесла она.

— Не подумай, что я тебя переубеждаю, но в случае с тобой это кажется поспешным суждением. Он при тебе толком и не делал ничего такого, чтобы ты записала его в святоши. Да, на людей он не кидается и ведет себя, как смирный барашек, но не находишь, что этого мало, чтобы..., — Райз осекся, внезапно осознав, что такой момент упускать нельзя, и, хищно улыбнувшись, продолжил: — Как там Есхария говорил? А, вспомнил! Этого мало, чтобы «непримиримый Руферонский Палач» начал защищать одного из некромантов.