Готов руку себе откусить, что жрецы все эти годы пытались говорить ей правду, а правда-то ей как раз была не нужна. Не хотела она помнить погибшего отца и жеваный свиток. А если я все испорчу? Сейчас она проснется и набросится на меня… добро, если с кулаками, а если со слезами? И так с девчонками не знаешь, как себя вести. Вечно у них какие-то выкрутасы, прям как у эльфов.»

Он протер глаза. Показалось, или на самом деле стало труднее дышать? От пола шло ровное тепло, и хотелось пить. Хорошо, что он напился перед самым обвалом - дольше протянет без воды.

Надо продолжать эту болтовню, а то в тишине так жутко, словно он не в знакомом штреке, а в зеленом лесу на материке. Видел он тот лес на картинках: вот ужас-то! Все заросло высокой травой, ветки покрыты мхом и плющом, листья то зеленые, то желтые, а еще цветы разноцветные повсюду, как там вообще можно тварей различить? Это ведь не снег! Цветы, цветы…

– Привезут тебе цветы, как в книжке, конфеты, красивое желтое платьице. И еще белое. И мама сказала: Юна! Ты должна расти большая и учиться хорошо! Ничего не бояться. Даже во сне. И просыпаться всегда счастливой. И никого не ругать…

Опять его не туда заносит. Конечно, было бы неплохо, если бы Юнка проснулась не занудой, а просто веселой девчонкой. Но как-то это нечестно получается. Какая она есть, такая есть, а ругается бригадирша все-таки по делу.

– Не ругать, если не за что. Только за дело. - Уф! Ничего себе, рассказать ей 20 лет жизни. А если коротко, как в сказке? Что-то ведь она помнит, не надо пересказывать каждый день.

– И тетя отвела тебя в малышатню. Там было очень весело. Мы там играли, играли. И читали книжки. И делали крепости. И рисовали на тепловых экранах пальцами исчезающие картинки. И бегали по качающимся мостам. И рыли машинами опилки. И росли, росли, росли… Только тетя-жрица часто тебя забирала к себе в гости. Потому что… потому что Юна хорошая. И ты там жила у тети, а потом снова приходила к нам играть.

А мама и папа тебе писали письма, но очень-очень редко, потому что были заняты, и далеко. А братик уехал еще дальше, он даже за море поплыл на корабле. Он тебе привезет оттуда большую раковину, как у Рудуса-морехода. Ты росла, росла, и очень хорошо училась. А потом ты выросла еще больше и пошла в школу. И стала командовать бригадой, потому что ты… хорошо командуешь. И сегодня был совсем не страшный обвал, просто ерунда для таких крутых ребят, как мы с тобой. Скоро за нами придут дяди и тети… э-э… спасатели, и мы пойдем домой.

Тех, кто под обвалом побывал, в этот день к тачкам уже не ставят, а до вечера еще куча времени, часа два! Можно будет покататься на санках с Большого отвала, или попросить у Мерты ее бочкоход… Все хорошо, Юна, все хорошо. Я теперь с тобой, и я тебя не дам в обиду. Скоро за нами придут…

Дышать стало определенно тяжелее. Далк растянулся на полу, насколько позволяли размеры клети. Юнка продолжала глубоко спать, уткнувшись ему в бок головой.

Слышала ли она хоть слово из того, что он тут наболтал? Или опять проснется с детским голоском? Если она проспит до прихода спасателей, то это будет уже не его забота. Юнкой опять займутся жрецы. Только смогут ли они помочь?

Не стоило бы засыпать, но во сне реже дышишь, а воздух нужно беречь. Гном может пробыть без воздуха дольше, чем все другие разумные, но не бесконечно. И голова потом раскалывается. Они тренировались на занятиях. Почему-то когда бежишь от обвала, умирать сташно, нелепо. А когда засыпаешь в душном штреке, то вроде уже все равно. Почему?

А в бою, когда на тебя бросаются монстры, вовсе не верится в смерть. Эта смерть не настоящая.

Почему же иногда умирают навсегда? Кто там решает, что Далокус, сын Яра, больше не должен существовать? Кто не дал родителям Юнки очнуться в городе, отряхая рваную одежду и содрагаясь от пережитого? Неужели, действительно за каждым созданием следит неумолимый бог разрушения Грэн Кайн, точно знающий, когда настал твой черед? Приказывает ли он Хранителям душ оставить подопечного, или это сами Хранители обращаются к нему с просьбой избавить их от того, кому вышел срок?

Иногда Далк думает, что без всяких богов мир был бы проще. Вода течет, камень падает, ветер дует, огонь горит. Не нужно думать, что огонь может быть просто огнем, а может стать вопрощением Паагрио. Не нужно гадать, отчего умирают. Правда, не будет никаких чудес. Чудеса жалко.

Отец брал Далка в элморскую деревню, где живут дружинные. Там один маг показывал чудеса. То вынимал из пустоты огромную кошку в кафтанчике, то такого же гигантского кота с косичкой. То усыплял разом всех самых злющих орков на поляне, то что-то поджигал. При этом вокруг него метались огни, радужные дуги, светились рунические кольца.

Интересно быть магом. Жалко, что у гномов так мало магических сил. Марф полагала использование магии слишком кривым путем для освоения мира, а вот другие создатели так не думали. Интересно, если очень-очень попросить Богиню, она сможет дать ему чуть-чуть больше магии? Наверное, нет. Так бы все просили. Был бы в Сердце Гор магический цех, Далк бы пошел туда. И пока учил бы каждое новое заклинание, не ел бы, не пил, не спал…

Магическая книга тяжело падает на пол рядом с ним. От нее пахнет чем-то пряным, чешется в носу. Далк стискивает ее крепко, но не может понять - это настоящая книга или она ему снится?

А дышать все тяжелее, словно они погружаются в воду все глубже и глубже. В воде надо использовать защитку Поцелуй Евы. Это очень простая защитка, только она мало кому нужна. Только охотникам до подводных богатств.

Далеко-далеко на юго-востоке, где на песке лежат огромные витые раковины, а море теплое и соленое, как кровь… Там, возле самого прекрасного в мире человеческого города… Там он возденет свои мечи над головой… прочитает заклинание и будет дышать под водой…

Далк непонимающе посмотрел на танцующие в воздухе синие дуги и закрыл глаза окончательно. Сон обрушился на него стремительнее обвала. Дышалось легко.