Он так ждал этого обучения! Ему казалось, что там его никто не будет тыкать в спину, появятся друзья. Смешной старичок-наставник, у которого он прожил некоторое время, рассказывал о Школе только хорошее, играл с ним в интересные игры и совсем ничего не требовал.

Но первый же день в школе жестоко разочаровал его. Среди его одноклассников оказался мальчик, знакомый с его семейством и слышавший о проклятии его матери. Будущие маги повеселились от души: они то дразнили его, то задушевно предлагали снять проклятие. Когда же он наивно спрашивал, что для этого нужно сделать, ему советовали всякую чушь: то достать тины из протекающей под стенами Школы речушки, то набрать жабьей икры.

Вынырнув в первый раз из речки с полными горстями тины, он увидел хохочущую толпу ребят.

– Ой, какой он зеленый! - надрывался какой-то остряк. - Наверное, его мама была из орков!

Он пытался драться - неумело, с отчаянными слезами бросаясь на обидчиков, но их всегда было больше. Он пытался жаловаться наставникам - ему устроили суд, как ябеде и вымазали с ног до головы жирной сажей из кухонной трубы.

Два года он прожил в отчаяньи, потому что впереди не было никакой надежды. Никто никогда больше не заберет его никуда. Он закончит Школу и будет по-прежнему жить среди этих людей, становясь просто старше и старше. Зачем Алайя спасла его? Быть может, после смерти проклятие было бы снято, и его душа снова вернулась бы в этот мир, воплотившись в долгожданного ребенка в дружной семье...

Потом настал день, когда он увидел Змея. Он так никогда и не узнал, кто был этот проверяющий от Церкви Эйнхазад, посетивший их Школу. Молодой священник в расшитых золотом одеждах, ступал по земле так, будто весь мир принадлежал ему. Он не был высокомерен ни с кем: вежливо беседовал с учителями и даже со сторожем у ворот, садился на корточки перед новичками, делал комплименты старшеклассницам и трепал по плечу ребят. Когда каким-то образом очередь дошла до маленького изгоя, клирик тоже опустился перед ним на корточки - тот был до того тщедушен и сгорблен, что казался меньше ростом. Положив мальчику руку на плечо, жрец сказал несколько вежливых фраз и пошел дальше. Но в эти секунды мальчик увидел в нем Змея.

Грациозное и опасное создание скользило, подобно живой молнии среди людей, выбирая следующую жертву. От его удара-укуса невозможно было увернуться. Он всегда шел к своей цели - но не напролом, как бык, а плавными изгибами. И он получал все.

На другой день мальчик проснулся раньше других. Все, что нужно, он приготовил с вечера. Для этого пришлось выпить два кувшина воды, но задумка стоила того. В большой комнате дортуара все крепко спали. В три движения мальчик присоединил длинную камышинку к бурдюку из овечьей шкуры, купленому за гроши у какого-то матроса. Трубочка двинулась в полумраке к кровати главного обидчика и забияки. Теплое содержимое бурдюка ни капли не побеспокоило спящего. Минута, другая - и первая капля просочилась сквозь матрас задиры. Бурдюк и камышинка полетели в окно. Мальчик перевернулся на другой бок и спокойно уснул.

Задира был не просто опозорен. Не вынеся всеобщих издевок и намеков, он покинул Школу и доучивался где-то на материке, у бродячих магов. Следующей жертвой мальчика стал сильный и наглый курсант, который повадился отнимать у него добычу, ловко стреляя из лука. Мальчик несколько дней мелькал на одной и той же поляне, изо всех сил изображая, что заинтересован в монстрах, появляющихся на ней. Курсант злорадствовал, думая, что мешает заморышу выполнить задание наставников. В очередное утро мальчик привел туда наставника, попросив показать ему на практике сцепку из трех заклинаний. Не успел наставник прицелиться, как из кустов прилетела стрела. Тоже самое повторилось со следующим монстром, и с третьим... Надо ли говорить, что мальчик привел учителя на такое место, где раздвоенный ствол дерева совершенно закрывал его от сидящего в засаде мародера? У курсанта были крупные неприятности, кажется, даже клан, куда он собирался наняться после окончания учебы, расторг с ним предварительное соглашение.

Так и повелось. Змееныш учился скользить и кусать без промаха. А также отличать и уважать других Змеев. Он понял, что происхождение, богатство - все это может заменить собой власть. И стремился к ней изо всех сил. Старики, добившиеся власти по недоразумению, слабые, неумелые, мешали ему. Он расправлялся с ними так же, как и с обидчиками в детстве.

Он совершенствовал свое магическое искусство, понимая, что только этим он выделяется из толпы.

Родичей своих он больше никогда не видел.

Когда один из главенствующих в Церкви Змеев пришел к нему с рассказом о заговоре жрецов Шилен, Змееныш удивился. Среди Змеев не приняты подвиги и невыгодные поступки. Зачем жрецу Эйнхазад торжество чужой богини?

Но старый Змей пояснил ему: чтобы всемогущая Эйнхазад восторжествовала окончательно! Неужели глупые темные жрецы могли подумать, что всевидящая богиня не знает об их жалком заговоре? Конечно, она все прозрит. И во славу ее нужно позволить заговорщикам победить. Тогда-то презренная шлюха Шилен войдет в наш мир - и Эйнхазад наконец-то покарает ее. Ну а если не покарает, то нам-то что за беда? Мы же будем способствовать сторонникам Шилен, значит все равно будем на стороне победителей.

И вот, один за другим планы заговорщиков стали срываться. Не из-за усилий равных по могуществу магов, а из-за горстки каких-то дилетантов, недоучек, вмешавшихся не в свое дело!

Он должен найти их и нейтрализовать. Может быть, бескровно. Может быть, нет. Это зависит от многого. Змей скользит неслышно и действует хладнокровно. Зачем убивать врага там, где можно сработать тоньше? Зачем сохранять жизнь опасному союзнику? Ничего лишнего, только точный рассчет и молниеносный бросок.

Маленькое и теплое существо слушало его, буквально впитывая в себя обиды маленького сироты, безнадежность изгоя, змеиную мудрость. Оно пыталось восторженно делиться с ним своими воспоминаниями, но он, морщась, отстранялся, не погружаясь в их поток. Все как он и предполагал: какие-то шахты, обвалы, гнусные шипящие големы и снежные бури. Зачем ему это? Глубже, глубже он впускал это существо в себя, терпеливо подманивая его сочувствием, теплом, интересом, жалостью...