Прибежала челядь, увела госпожу, взяв под белы руки. А дружинники Люта повязали юношу и конец верёвки прикрепили к седлу Батуры. Так что Милонегу пришлось где вприпрыжку бежать за его конём, где тащиться волоком, в кровь сдирая себе колени. В результате он оказался оборванным, грязным, с мокрыми от снега портами. Стёртые верёвкой запястья саднили. Но возлюбленный Настеньки не издал ни звука, прикусив нижнюю губу. Появился Лют, задышал ему в лицо винным перегаром:

— A-а, попался, который кусался? Скоро тебя посадят на кол. В этот раз не отвертишься. Ты предатель — предал Святослава. Князь погиб по твоей вине.

Милонег не выдержал:

— Я — предатель?! Я, который сражался рядом с ним до последнего вздоха?!

— До его последнего вздоха, да? — Мстиша хохотнул. — Ловко говоришь. Но тебе больше не поверят. Ярополк будет беспощаден. Мой отец выступит видком...

— Твой отец — видком?! Он, который не выполнил княжеский наказ и ушёл от битвы?!

— Хватит врать! — оборвал его воевода. — Возводить напраслину на заслуженных воинов. Пусторосл, Шарап, в яму его немедля. Завтра князь волю свою объявит...

Милонега столкнули вниз, а Мстислав крикнул сверху:

— Помолись пока своему христианскому Богу. Может быть, спасёт, если будет охота! — и заржал издевательски-нагло.

И дружинники задвинули камень на дыре. Савва оказался впотьмах. Выхода он не видел — как в прямом, так и в переносном смысле...

...Неожиданно к Ярополку в одрину прибежала Настенька. Всю её трясло. Князь закашлялся, а потом спросил:

— Что случилось, ж-жёнушка? Разве тебе не велено соблюдать покой, не ходить по дому?

— «Велено — не велено», — огрызнулась та. — Что вы сделали с Саввой? Почему он в яме? Чем он провинился, что хотите его уморить?

Муж нахмурился. Речь его сделалась прерывистой. Глядя в пол, он проговорил:

— Как ты смеешь, п-подлая?.. Приходить и просить за этого?..

— За какого «этого»? Что он сделал злого?

— Будто ты не знаешь! Не даёт п-проходу княгине — лезет в нашу жизнь! Или ты забыла? Чьё п-письмо захватил Мстислав и тебя принудил быть с ним тогда в купальне?

— По твоим словам, виноват не Мстиша, а Савва?

— Да, конечно! Не было б п-письма — не было б причины.

— О, мой Бог! Логика, достойная варвара.

Ярополк болезненно проглотил слюну:

— Милонег умрёт.

У неё закружилась голова, и она привалилась к стенке:

— Если хоть один волосок упадёт с его головы, нам с тобой не жить... Или я тебя заколю, иль сама заколюсь — так и знай.

— Не пугай, пожалуйста. Я п-приставлю к тебе охрану, ты не выйдешь боле из одрины. Терем станет твоей темницей. Шагу сделать не сможешь б-без моей на то воли.

Настенька заплакала:

— Хочешь, упаду на колени?.. Отпусти Милонега. Разреши ему уехать из Киева. В Овруч, в Новгород — да куда угодно — только не убивай...

Ярополк упёрся:

— Так я и п-послушался! Чтобы вместе с Олегом и Добрыней двинулся на нас? Князя сбросить, над его женой надругаться? Никогда. Это решено: дядя мой умрёт. Сколько ни п-проси. Хватит этих игр.

У гречанки подогнулись колени, и она стала терять сознание. Находясь на корточках, прошептала:

— Я люблю его... Можешь и меня убить заодно...

Князь не стал её слушать, позвонил в колокольчик и велел прибежавшим слугам отвести княгиню в её покои. Сам прилёг, вытер пот со лба и подумал: «Да, не повезло мне с супругой... самодур-отец слушал Калокира... Надо выбрать себе другую. Вот немного окрепну — и выберу».

...А Меньшута, придя в себя и одевшись как следует, побежала в город. Пёс Полкан бросился за ней, будто чувствовал: надо помогать бедному хозяину. Начало смеркаться, и они успели проскочить в Подольские ворота чуть ли не за четверть минуты до их закрытия. Девушка внесла за вход несколько резаней — так, без счёта, — слышала, как створки сомкнулись у неё за спиной. Прошмыгнул и Полкан. Снова побежали по Боричеву спуску, мимо старого капища, огибая детинец, к дому Жеривола. Постучала в ворота в полной темноте. Бабка Тарарырка из-за дверки спросила:

— Кто?

— Я Меньшута, дочка Вавулы Налимыча с Подола.

— Что тебе надобно, дитятко хорошее?

— Видеть господина кудесника, срочное у меня к нему дело.

— Доложу чичас.

Жеривол вышел сам — сильно похудевший, из мужчины в полном расцвете сил превратившийся в костлявого старика. Ласково сказал:

— Здравствуй, красна девица. Заходи, пожалуйста. Не случилось ли что худого, раз в такое время ты осмелилась прибежать ко мне?

— Ох, случилось, случилось, Жеривол Псресветович, ноженьки меня еле держат — от волнения и страха зловещего...

Оба, оставив Полкана во дворе, поднялись по лестнице и прошли в истобку к жрецу. Как увидел чародей щёку девушки, изувеченную хлыстом, так и ахнул:

— Кто тебя так, любезная?

— Да дружинник Батура, Лютов пёс... Не об этом речь. Лют схватил Милонега, мы должны его вызволить... — И Меньшута рассказала подробности появления Саввы на Подоле, всех последующих событий.

Жеривол сидел молча. Нос его с горбинкой походил на клюв. А глаза от запавших щёк странно округлились, сделались навыкате.

— Жив, курилка... — произнёс отец. — Стало быть, гаданье моё было верным... — губы у волхва удовлетворённо разъехались. — Вызволим, не бойся. Я поговорю с Ярополком. Коли заартачится — пригрожу порчей и болезнями. Он трусливый, не посмеет ослушаться.

— Но зато Свенельд не отступит. Милонег для него опасен: знает, что варяг предал Святослава.

— Да, придётся действовать с хитрецой... Вот что, девонька: ты останешься пока у меня. Всё равно ворота уже закрыты, возвращаться на Подол слишком поздно. Бабка Тарарырка тебе постелит. Я пойду кой-куда по делу. Ежели чего, мы тебя подымем.

— Я всецело твоя, господин кудесник...

Перво-наперво Жеривол поспешил в дом к отцу Григорию. Отношения у них были сдержанно-нейтральные: чародей не препятствовал деятельности христианской общины — православная церковь не имела особого влияния в Киеве; и священник никогда не клеймил веру в идолов, представляя язычников пастве не врагами, а заблудшими овцами. Но, само собой, дружбы у служителей разных культов не было никогда. И поэтому настоятель церкви Ильи-пророка был слегка удивлён посещением Жеривола.

— Мне нужна твоя помощь, — обратился отец Милонега к христианскому проповеднику. — Сына моего бросили в темницу и хотят убить. Я берусь уговорить Ярополка. Ты возьми на себя Клерконичей.

Поп задумчиво пригладил бороду:

— Но они не крещёные. Чем же их склоню?

— Страхом разглашения тайны...

— Ты о чём?

— ...тайны, о которой княгиня Ольга сообщила тебе в смертный час.

У отца Григория щёки стали багровыми:

— Но откуда тебе это всё известно?

Жеривол снисходительно улыбнулся:

— Я же, как-никак, чаровник. И могу погружать в состояние ясновидения тех, у кого есть расположение к этому. Ключницу мою, например...

Настоятель перекрестился:

— Дьявольские действа... Упаси, Господь, от нечистой силы!.. — А потом добавил: — Тайну исповеди не осмелюсь нарушить.

— Нарушать и не надо. Просто намекни, что тебе известно, кем Найдёна-Меланья Люту и Свенельду доводится. И что в случае издевательств над Милонегом сведущие люди это раскроют всем.

— Но они некрещёные, — повторил христианин. — И для них грех кровосмешения — не такой уж проступок, чтобы его бояться.

— Ошибаешься, милый друг. Наши догмы менее суровые, чем у вас, это верно, но славянские боги призывают жить в чистоте и опрятности. И, по нашим обычаям, свёкор не может спать со снохой, брат с сестрой, дочь с отцом или матерь с сыном. Мы не одобряем также однополой любви и покрытия человеком животного — как противных естеству нашего народа... Так что страх огласки для Клерконичей может возыметь должный отклик.