— Поскачу вдогонку... Отобью, увезу!..

— Погляди на себя, чудак! — урезонит его Путята. — Весь в крови, двигаться не можешь один...

— Не один, а с вами.

— Настю не вернуть. Нужно убираться самим. Есть дела поважнее: надо предупредить Добрыню о походе Свенельда на Новый город.

Милонег поразился этой новости:

— Одного брата мало? Захотелось ещё второго?

А Немчин сказал:

— Я своими ушами слышал... Ну, приподнимись. Мы тебя обвяжем...

Выползли на крышу. Капал мелкий дождь, черепицы скользили под их ногами. Серый диск луны просвечивал через синие кудлатые облака.

Укрепив верёвку на коньке, размотали её и сбросили со стены детинца наружу. Первым спустился Путята; он спустился благополучно и негромко свистнул — дескать, всё в порядке, подавай Милонега. Раненый, удерживаемый Немчином, съехал на верёвке по черепице, но неловко ухватился за бортик крыши, тот заскрежетал ржаными гвоздями, оторвался и грохнул вниз. Беглецы замерли от ужаса. Шум показался им убийственным. На него не могла не сбежаться целая дружина... Нет, беззвучно сыпался дождь с небес. Овруч спал.

Ноги Милонега, наконец, коснулись земли. Друг Путята принял его внизу, усадил на камень, развязал верёвку; снова тихо свистнул, подавая знак. Савва сидел ссутулившись, еле слышно постанывал, тяжело дыша. Вскоре появился Немчин — спрыгнул, подошёл:

— Слава всем богам, вроде пронесло...

— Не кажи «гоп» — это только ещё детинец, — проворчал Путята. — Главное впереди — городские стены.

— Может быть, попробовать через северные ворота? Там горела башня и наверняка остались лазейки.

— Нет, опасно. Все лазейки, скорее всего, держат под охраной. Лучше пойти на юг. Помнишь, когда укрепляли подъёмный мост, то предусмотрели заслонку для воды, — можно се открыть, и вода уйдёт. А тогда откроется потайная дверка. Это — единственная возможность, коли преодолеем первую стену.

— Делать нечего. Надо уповать на счастливый случай...

Причта наклонился к лицу Милонега:

— Ну, ты как? Дай-ка посмотрю твою перевязку... Боги! Опять пошла кровь!..

— Наплевать... — прохрипел возлюбленный Настеньки. — Надо выбираться отсюда... Дайте только выйти... Ярополк заплатит за всё!.. — Савва покачнулся и упал на руки Немчина.

Молодые люди попытались привести друга в чувства.

— Зря теряем время, — отмахнулся Путята. — Понесли его на себе. Выйдем — разберёмся.

И они устремились по тёмным улочкам к южным воротам города.

Олаф Трюгвассон, выдав прошлой осенью дочку замуж, собирался отправиться на родину в мае нынешнего года. Но Малфрида написала письмо: у неё должен быть ребёнок, и, по всем расчётам, он родится не позднее июля. Разумеется, отплытие отложили на месяц. А пока муж со своими подручными делал последние приготовления для далёкою путешествия, мать Торгерда пожелала съездить в Ракому, где жила их дочка, чтобы находиться там во время родов.

Княжья вотчина, как и раньше, представляла из себя райский уголок. Тут, помимо Малфриды с матерью, наслаждались летом и его дарами повзрослевшие Савинко с Миленой (им исполнилось по одиннадцать), Верхослава с тринадцатилетним Улебом и беременная Неждана с Волчьим Хвостом. Часто приезжали князь и посадник — посмотреть на жён, справиться об их самочувствии, отдохнуть самим.

Жили припеваючи: в воздухе, наполненном ароматом хвои, звонко трещали крыльями голубые стрекозы; вечерами Неждана и Верхослава часто пели на два голоса. Несколько статичный Савинко любил удить рыбу: А Улеб немного ухаживал за Миленой — незатейливо и по-детски; сводная сестра ему нравилась — дочь несчастной Юдифи поражала воображение мальчика живостью ума и насмешливым взглядом ясных лазоревых глаз; в ней читалась порода Нискиничей, общие черты у Малуши, Добрыни и Владимира — круглое лицо, синие глаза, нос пупырышком... Верхославов сын мог часами сидеть на крыльце и строгать ножичком мягкую осиновую ветку, вырезая из неё разные фигурки: то собаку, то лошадь, то медведя, то зайца...

Верхославе исполнилось тридцать восемь, и она была счастлива замужем за Добрыней; он своей любовью пробудил в ней женское начало, и она хотела подарить Добрыне ребёнка — и надеялась, что ещё не поздно... Образцовую парочку представляли собой Волчий Хвост и Неждана; Угоняев сын шагу не давал ступить жене на сносях, прыгал вокруг неё и влюблённо смотрел; весело было смотреть на них, жарким июньским полднем спрятавшихся в тени яблоневого дерева, ласково шепчущих друг другу что-то на ушко... А Малфрида переносила беременность тяжело. Если в первые месяцы пятнадцатилетнюю женщину мучили головные боли, тошнота, то потом начались отёки, кожа покрылась тёмными пигментными пятнами, а когда она смотрела на свет, то в глазах плавали какие-то точки. Мать Торгерда не отходила от дочери. Помогала и Верхослава. Обе подружились: новгородка учила норманнку блюдам из русской кухни, а жена Трюгвассона показывала, как обычно вяжут на спицах... В общем, ничто не предвещало неприятностей и ударов судьбы.

Безмятежная жизнь оборвалась вечером второго июля. Прискакал князь Владимир с несколькими гридями — взбудораженный, нервный. Он взбежал на крыльцо, двери распахнул, крикнул с придыханием:

— Собирайтесь! Живо! Завтра с утра уезжаем в Новгород!

Потрясённые обитатели княжьего дома высыпали из клетей, стали спрашивать: что, зачем да откуда. Раздражённо поблескивая очами, сын Малуши ответил коротко:

— На подходе Свенельд-мерзавец с полчищами воинов. Нам грозит опасность!

Понемногу остыв с дороги, выпив квасу, съев окрошки и пирога с капустой, Святославлевич смог поведать спокойно. Нынче утром появились в городе трое беженцев из спалённого Овруча — Милонег Жериволич, раненный в бою, бывший причта Немчин и Путята Ушатич, воевода Олега. Ярополк и Свенельд разгромили город, князь погиб, вместе с лошадью упав в ров с водой, и Древлянская земля перешла к Клерконичам. А на очереди — северные земли, Псков и Новгород. У Свенельда в войске — двадцать с лишним тысяч. А дружина Добрыни и возможное ополчение новгородцев — приблизительно втрое меньше. Беглецы рассказали, что буквально чудом вырвались из Овруча и решили как можно скорее сообщить о коварных замыслах Ярополка младшему сыну Святослава. Но болезнь Милонега помешала быстро двигаться: им пришлось в Полоцке застрять в доме у тамошнего князя Роговолда; он, потомок дружинника, верой и правдой служивший Рюрику Ютландскому и далёкий родственник самого Свенельда, собирается встретить киевлян хлебом-солью. А узнав, что Немчин с компанией убежал из Овруча и спешит к Владимиру, попытался их задержать под предлогом лечения раненого витязя. Даже дал собственный бальзам из целебных трав. Но пока Жериволов сын приходил в себя, доблестный Путята тайно раздобыл трёх коней, и друзья бежали и । Полоцка, разминувшись с войсками Свенельда чуть ли не на два с половиной часа, не больше.

— И поэтому мы с Добрыней приняли решение, подытожил князь, — забираем вас и бежим по Волхову в Старую Ладогу. А затем — вместе с конунгом Олафом — в Швецию и Норвегию Переждём опасность, сделаем Трюгвассона королём, а затем с варяжскими полками возвратимся в Новгород, отвоюем его назад. А иначе — смерть от людей Свенельда.

Все подавленно молчали.

— Мой Малфрид не мочь, — вдруг заговорила Торгерда. — Девочка родить не сегодня завтра. Как её возить?

— Что поделаешь, — мрачно посмотрел на неё Владимир. — Но оставить здесь, на возможное бесчестье и даже гибель, хуже во сто крат.

— О, не есть пугать, — засмеялась жена Трюгвассона. — Дедушка Клеркон есть родня и Свенельд, и я. Он не причинять для Малфрид плохое.

— Ошибаешься, матушка. Родственные узы ничего для него не значат. Чай, Олег для Свенельда тоже не был чужаком!

Побеждённая этой логикой, тем не менее варяжка тихо причитала:

— Но везти Малфрид в такой положений? Эр Дэ мёд? Очень есть опасность!..