— Врёшь, сучка, я тут не подохну!
В его татуированных пальцах оказались зажаты обычные игральные карты, в которые он предлагал мне перекинуться накануне. Только теперь по их ободкам пробегали ярко-алые искры. Наш сокамерник от души размахнулся и запустил карты прямо в женщину, словно фокусник в цирке. Только каждая оставила после себя отчётливый инверсионный след в воздухе, прежде чем попасть в цель. Мимо неуклюжей женской фигуры пролетела всего лишь одна, глубоко вонзившись в кирпичную стену коридора, словно это не картонка, а какой-то японский сюрикэн.
Хрупкому человеческому телу пришлось ещё хуже. чем стене. Карты перебили руку, что уже почти вставила новый магазин, излохматили в лоскуты разгрузку, а последняя распорола горло, хотя и остальные раны были никак не совместимы с жизнью. Качнувшись, женщина повалилась рядом со своим расстрелянным напарником.
— Интересно, а у них есть при себе ключи? — тихо пробормотал я себе под нос.
Сидеть взаперти, когда вокруг творится чёрт знает что, не было никакого желания. Тем более, что здание то и дело снова потряхивало. Один только Анатолий Чугуй отнёсся к нашей победе с уже привычным пофигизмом. Даже не знаю, что должно ещё случиться, чтобы он наконец встал с кровати.
Массовая культура невольно приучила меня к мысли, что для успешного побега обязателен ключ или на худой конец — отмычка, но современная реальность диктовала другие условия. Наш пример вышел очень показательным, как отсутствие одного магического артефакта позволяет вытереть ноги об все старые нормы содержания заключённых.
— Навались, братва!
Как известно, мокрая ткань рвётся куда хуже, чем сухая. Связав две простыни, мы получили отличный канат, с помощью которого отогнули эластичные прутья в стороны. Степан вымотался не хуже кузена, но его странная способность позволяла даже крепкую сталь сделать резиновой. Когда сопротивление вещества резко возвращалась на место, вещи оставались в той же форме, в какой были до этого момента. Поэтому самый обычный на вид выпивоха мог при желании раскатать обычную монету в блин и слепить из неё пельмешек. Или затянуть бантиком тонкую арматуру.
Через пару минут прутья разошлись настолько, что между ними можно было спокойно вылезти в коридор. Чем мы незамедлительно воспользовались, оставив флегматичного здоровяка в одиночестве зализывать раненую руку. Оба стража закона оказались бесповоротно мертвы и грозили вот-вот рассыпаться пеплом. Мы с Горьким первым делом обыскали тела на предмет полезных вещей, а вот побледневшие братья Самохваловы сразу отошли подальше, стараясь не наступать на многочисленные потёки крови. Видать, им подобные картины были в новинку.
Здание трясло всё реже, а вот гул вдалеке и не думал затихать. Это для нас происходящее растянулось в часы, а снаружи прошло всего лишь несколько минут.
Коридор до самого тамбура был чист, приоткрытая дверь так и манила проверить, что там за ней. Тем более, что кое-где в расстрелянных камерах ещё доносились стоны людей, которые упрямо не желали умирать. Я сразу же вспомнил про медсестру, которая располагалась совсем рядом, и её рабочий чемоданчик. Может, получиться хоть кого-нибудь спасти? Вряд ли одержимые вели прицельную стрельбу, они больше на кучность полагались.
Но Горький оказался другого мнения о дальнейших действиях. Разжившись оружием — тем самым пистолетом-пулемётом, что не дозарядила женщина, он окончательно почувствовал себя хозяином положения:
— Так, Каратист, сиди тут на стрёме, а я к соседям в гости метнусь. Эй, Степашка, подь сюды! Надо ещё чутка поработать.
Ключей у погибших при себе всё же не оказалось. Видимо, выпускать кого-то отсюда живым не планировалось. А без них попасть в остальные камеры можно было только тем способом, каким мы выбрались сами. То есть, при помощи очередного надругательства над «сопроматом».
Интересующая Горького клетка вычислялась без особого труда. Там, совершенно не боясь развеивающихся трупов, стояла давешняя демонесса в соблазнительном облачении из выделанной кожи, изобиловавшем ремешками и заклёпками. В комплекте шли наплечники с наручами, высокие сапоги, юбка из всё тех же кожаных полос, а на груди что-то вроде топика. Само собой, с декольте.
Экипировка так себе, больше подходит для ролевых игр, которые практикуют уставшие от долгой семейной жизни. Выглядит откровенно и вызывающе, однако в реальном бою польза от всего этого крайне сомнительная. Сейчас же она и вовсе сыграла отрицательную роль.
С мерзкой ухмылкой Горький подошёл к решётчатой двери, демонстративно поигрывая трофейным оружием.
— Ну привет, тёлочка! Не ожидала такого поворота?
— Удивил, — признала синекожая девушка с рогами. — Думала, вас всех тут как жертвенный скот забъют.
— Ага, сейчас ты ещё больше удивишься!
— Горький, стой.
— А?
— Не смей её выпускать.
Мои слова заставили замереть его притормозить и обернуться. Ведь я тоже стал счастливым обладателем пистолета-пулемёта, полностью заряженного и готового к работе. И сейчас оружие смотрело дулом точно в сторону недавнего сокамерника. У меня и раньше никаких иллюзий на его счёт не имелось, но сейчас он опасно близко подошёл к черте, переступать которую нельзя. Если не хочешь иметь проблемы со мной.
— Каратист, тебе чё, моча в голову ударила?! — с плохо скрываемой яростью поинтересовался он. — Проблем захотел?
— У меня к тебе ровно тот же вопрос.
— Не боись, я её выпускать не собираюсь, — пояснил свои действия Горький. — Сам уж как-нибудь… Войду, хе-хе.
— А что, если это она контролировала этих двух?
— «Мусоров»? Не, там внутри точно такая же приблуда висит. Не хлопни мы их, они бы и её тоже нафаршировали, вместе с остальными.
— То есть, ты решил просто поразвлечься?
— В точку! Если у тебя там обет безбрачия висит, то не ломай кайф другим…
Но я его уже не слушал, присматриваясь к тому, что творится чуть дальше по коридору. И в тот момент мог вполне безнаказанно получить пулей по лицу, но Горький при всей своей напускной простоте глупцом не был и верно истолковал мой взгляд:
— У меня что-то за спиной, да?
Братья Самохваловы дружно покачали головами, а вот я уверенно кивнул. Лампы в коридоре изолятора работали через одну, порождая причудливые тени. Которых точно не должно быть при люмисцентном освещении. Слишком тёмные, да и двигались они совсем не в такт движениям татуированного любителя экзотических удовольствий.
— Беги, — без всякой иронии посоветовала ему демонесса, уставившаяся в том же направлении.
Большинство на месте Горького сочли бы это обычной провокацией, на которых ловят только доверчивых идиотов, но видимо опытный сиделец и сам успел что-то почувствовать. Но вместо того, чтобы побежать к нам к нам, он резко прыгнул вбок и перекатился до ближайшей стены, где до сих пор торчала брошенная им карта. А уже там вскинул оружие и принялся выискивать притаившуюся опасность. Но все тени в коридоре теперь вели себя, как полагается. Кроме той, что была у него за спиной.
В какой-то момент ей надоело копировать все движения хозяина, и она стала отклеиваться от стены, обретая собственный объём. Я и глазом не успел моргнуть, как из груди Горького с влажным хрустом вырвалась угольно-чёрная рука, пробив его тело насквозь, вместе с одеждой. Заключённый захрипел, судорожно пытаясь вырваться, но вторая рука одним взмахом отсекла ему голову.
Самохваловы завизжали так, что у меня временно заложило уши, после чего галопом рванули прочь по коридору, в сторону тамбура. Тень же вновь втянулась обратно в стену и чёрной молнией метнулась им куда-то под ноги. Движение было столь стремительным, что мой взгляд за ним едва поспевал. Чего уж говорить про то, чтобы прицельно стрелять.
— Стойте!
Но они меня не слушали, пока внезапно вспучившаяся тень не отсекла Михаилу правую ногу под колено. Если до этого он орал, то теперь издаваемый им звук был похож на верещание животного на скотобойне. Правда он очень быстро сменился на хрипящее бульканье, а вот второй Самохвалов продолжал нестись вперёд, не сбивая дыхания. В сторону кузена он даже не повернулся. Но у меня были серьёзные сомнения в том, что он успеет добраться до тамбура. На нас открыла охоту тварь куда опаснее, чем целый десяток сонамбулических марионеток с пулемётами. И ещё непонятно, навредят ли ей пули даже при удачном попадании.
