Вывели меня на свет божий все те же служки, и я, хромая на правую ногу, с сапогом без каблука, поплёлся с ними по длинному тёмному коридору, полого спускающемуся к тюремному блоку. По ходу движения мы свернули несколько раз. Тюремщики освещением себя особенно не баловали, обходились одним плохоньким факелом, позволяющим не столько увидеть путь, сколько не стукнуться лбом о низкие своды.

Наконец, мы прибыли к очередной двери, которая хоть и выглядела неказисто, но на поверку оказалась прочной, из дубовых досок, сшитых полосами зачарованного железа. Вот оно как. Словно колдуна какого сажают.

— Располагайси, значица, будь как дома, но ни забывай чо в гостях! Га-га-га — шарканье мерзопакостных служек отдалилось после того как в двери дважды проскрежетал ключ. «Ну вот, есть время подумать», — сказал я себе располагаясь на копне слегка подопревшей соломы, сваленной в углу маленькой темной камеры и закрывая глаза.

Выход!

Запивая привкус биогеля ароматным сладким чаем, я сидел, нахохлившись, на кухонном стуле, завернутый в банную простыню и грея ладони о кружку. Всегда мерзну после выхода из Игры. Это у моего организма привычка после психиатрической реабилитации. После Бразилии полгода моим единственным другом была бутылка. Никого не хотел видеть, на звонки не отвечал, растерял друзей-приятелей. Только деду дверь и открывал. А когда он приходил и наводил в моём гадюшнике порядок, привозил еду, я тупо сидел в углу и смотрел на стену. Дед однажды не выдержал, задействовал свои связи, нажал какие нужно кнопки. Приехали пара молчаливых санитаров в веселеньких салатовых комбинезонах и улыбчивый техник с парой граммов счастья в автоинъекторе. Очнулся уже в Игре. Там мне была предоставлена полная свобода выбора. Но только там. В перерывах — в реале — здоровое питание, никакого алкоголя, прогулки за забором и терпеливый дед. Он не пришел только один раз. Я уже потом узнал. Бабулю похоронил. Светлую нашу, Ирину Сергеевну. И ведь ни словом, ни взглядом никогда не упрекнул.

Так и подсел я на Игру. Кем только не переиграл за первые пять лет. И танкистом, и летчиком, и космодесантником. И везде — хардкор, везде огонь, мясо, кровь и кишки! Словно клин клином вышибал. От моего напора даже транквилизаторы в крови испарялись, и сигнал автоотключения оскомину набил. У меня от того времени в памяти дыра черная с огненными сполохами. Да ещё вот этот озноб после выхода из виртуала. Но потом как-то всё просто надоело. Зацепился меня банальный магический мир. Как-то легко и свободно стало на душе. Понравилось всё делать руками. Просто жить, просто играть. Заскучал и по любимому делу. Дед с комиссией и восстановлением помог. Хоть медкарта и с ограничениями была. А когда я первый день на работу помощником медицинского техника вышел, первый раз увидел на его лице улыбку. Скупую ещё, но зато первую за пять лет. Всем он стал для меня. И нянькой, и другом, и поводырём. Мне даже в Игру удалось его затащить, не смотря на изначальный скепсис. Вместе Высших Эльфов отыгрывать начали. Дед в игре в десять раз реже меня появляется, но и тут нос утёр! Архимаг эльфийского Дома! Я его всё пытаюсь потрясти, как он добрался до своего 270-го уровня? А он улыбается в усы, да приговаривает, что меньше по лесам шлятся надо, да с шушерой всякой связываться. Да персов менять… Ко всему требуется приложить терпение и труд. Курочка по зернышку. И прочее, прочее… Ага. Да ему просто феноменально везет! Дед почему-то всегда находится в нужное время в нужном месте…

Кстати о везении. Я теперь заключённый. Вот так, батенька. Шеф, конечно, поможет. Магистр как никак. Целого Ордена. Но что-то мне подсказывает, что вляпался я знатно. Высший дом не просто так обратился к бургомистру. Эльфы людские власти на дух не переносят. Что заставило их наступить на горло своей гордости? Ну грохнул я их мага? Развеял в пыль охрану со всей их амуницией. Но ведь о том, что шкатулка цела, они знать не должны. Пояс и Жемчужина — вещи редкие, я их два года назад на другом конце материка добыл. В этих местах о них не то что неписи не знают, я и от игроков о них ничего не слышал.

Так и поступлю. Нет ларца, считайте всё, сгинул. Не то чует моё сердце, придётся в бега подаваться. Дом Дориен славится своими интригами и коварством. Амбиции у них на эльфийский трон. Это Вам не Холиены. Пацифисты травоядные. Тьфу! Ну да утро вечера мудреней.

Город Карагон. Столица майората Рыцарей Креста.

Цитатель. Внутренняя тюрьма майората. Узник.

Так за думами пролетело, пробежало… ух ты, два часа! Что-то не торопится магистр. Или непись-охранник тормозом оказался? Нет. Не должен. Уж больно глазёнки у него блестели, когда золотой прятал. Значит что-то пошло не так.

Выходить из вирта не хотелось. В реале до завтрашнего вечера делать было совершенно нечего. Да и лимита у меня больше десяти часов. Я осмотрелся. Добротная тюрьма в майорате. Винтажная. Классика. Камеры-ячейки перекрыты решётками с прутьями в руку толщиной из зачарованного железа. Лёгкое льдистое свечение по краю кромки прутьев тому подтверждение. Моя оказалась крайней справа в конце коридора. Глаза давно привыкли к полумраку темницы, окна в которой были под самым потолком и скорее напоминали узкие метровые горизонтальные бойницы. Ржавый камень стен покрывали то там, то здесь лепешки бурого лишайника, создавая причудливые географические узоры. Ну и сырость, как без неё? Да ещё неистребимый запах крысиного помёта. Тени сгущались в углах камер. Ближние ко мне были по-видимому пусты. В камере напротив, как только ушла охрана, раздался шорох, позвякивание цепей и глухое ворчание.

Не знаю почему, но моё внимание привлекла именно эта камера. В левом углу темнота была гуще, на границе света и тени, присмотревшись, я увидел чью-то ногу, тонкую и сухую, покрытую разводами грязи. Её щиколотку охватывал массивный браслет, блеснувший благородным серебром, когда узник пошевелился. Стало интересно. Меня запихнули в камеру, не одев никаких кандалов. А этот узник сидит в подвале майората на цепи, да на такой, что, боюсь ошибиться, очень напоминает мифрил. Не спроста, ой не с проста!

Я подошёл к решётке поближе и постарался рассмотреть узника. Но мало что увидел. Только услышал на пределе восприятия тихое размеренное дыхание. Сидеть было ещё долго и скучно, и я решил попробовать обратиться к нему:

— Приветствую вас, уважаемый! Не имею чести знать. Вижу, вы старожил этих мест. Не желаете ли скоротать время за беседой с товарищем по несчастью?

В первый момент, мне показалось, что я разговариваю сам с собой. Узник никак не отреагировал. Даже дыхание не сбилось. Спит он, что ли? Подождав несколько минут, я присел у решётки, подтянув под себя ногой горку прелой соломы, и облокотился спиной о прутья. Мне показалось, что здесь воздух был посвежее и не так воняло. Я уже хотел прикрыть веки и вновь удариться в размышления, когда неожиданно услышал:

— Глупый, глупый инеа, — голос говорившего был тихим и глубоким, каждое слово звучало отчётливо, — ты думаешь, что выйдешь из этого подвала, отродье Холиен?

Затем раздался звук, как будто чихала собака. Я не сразу понял, что это был смех. Так, так, так. А сосед у меня не простой. Это эльф! И он смог распознать вышивку на моей рубашке. Это Высший Эльф и очень-очень старый!

— Простите, как я могу к вам обращаться, уважаемый? — мне становилось всё интереснее и интереснее.

— Обращаться?! Ты кусок дерьма чёрного единорога! Отрыжка лешего! Выкидыш дома предателей! Тьфу! Да я бесконечно рада, что Великий Альв подарил мне перед смертью наслаждение наблюдать как день за днем палач хумансов будет превращать у меня на глазах одного из Холиенов в грязь и визжащего ублюдка! — я отшатнулся от решётки, настолько перехлёстывала через край ненависть узника… узницы.