Хотя первым делом какая-то тётка во всеуслышание предупредила, что насильников здесь сразу кастрируют и отправляют рыбам на корм. Глядя на эту барышню забальзаковского возраста у меня возникли серьёзные сомнения в том, что на её невинность кто-то в здравом уме может позариться, но в целом такие строгие условия меня порадовали.

Ещё бы отдельные личности не пытались навести тут привычные порядки, и это место вполне могло претендовать на звание обычного общежития. Ближайшими моими соседями стали молодой улыбчивый парень с золотыми зубами, а так же темноволосая девушка в потрескавшихся очках. И если сосед сразу признался, что он тут за незаконную мародёрку в городе, то за что её посадили — непонятно. Вроде бы на вид ничего криминального в ней не просматривалось. Хотя мне ли не знать, что за безобидной внешностью может скрываться та ещё мегера.

— Зря ты поцапался с Приморскими, — предупредил меня парень с явным беспокойством. — Они лютые беспредельщики.

— Что же их тогда не перетопят, как котят? — задал я резонный вопрос.

— Не знаю. Не хотят обострять, наверное. У них крупная группировка на берегу, и они до сих пор контролируют свою часть города.

— Бандиты? — удивился я.

— Они называют себя «народной дружиной», — поморщился мой собеседник. — Но во время нападений помогали удерживать район, за что некоторые за них до сих пор стоят горой. А когда большинство отступило на корабли, эта «дружина» и прочие упрямцы остались.

— Получается, военным выгодно, что на этих бравых хлопцев оттягивается часть монстров, — догадался я. — Но зачем их коллеги здесь без дела прохлаждаются?

— Вроде бы они набедокурили серьёзно, подробностей не знаю. Раньше за такое сразу топили, но в последнее время сюда сажают вообще всех подряд. Тебя вот, тоже…

— Да не дикарь я, расслабься. Да и вообще, почему их так боятся?

— Они что-то вроде городской страшилки, — охотно просветил меня парень. — Никто их толком не видел, зато россказней целый вагон, и одна другой круче. Одному сторожу якобы голыми руками голову оторвали, другого съели живьём. Так что не удивляйся, если от тебя будут шарахаться. У меня дружбан был друидом, но зелёным он так и не стал.

— А сейчас он где?

— Погиб на крайней вылазке, — вздохнул мародёр. — Сунулись слишком далеко, вот и отхватили люлей. А уже на обратном пути меня патруль принял вместе со всем добром. Плохой был день…

Особо раскаянья мой сосед не испытывал, свято уверенный в том, что таскать бесхозные вещи — не преступление. Но одно дело выносить всё полезное из разорённых посёлков и деревень, а совсем другое — шариться в осаждённом городе, часть жителей которого по-прежнему в добром здравии. Я как бывший разведчик и сталкер эту разницу прекрасно понимал, так что сочувствия от меня неудачливый расхититель имущества не дождался. Но его это ни капли не смутило и остаток вечера мы скоротали за интересной беседой. В последнее время у меня случился дефицит общения, да и узнать поподробнее о текущей обстановке тоже было совсем не лишним.

Когда же речь зашла о моём обвинении, скрывать правду я не стал. Мне утаивать нечего, хотя в моём положении это ничего не меняет. Странно только одно — почему меня не отправили сразу за борт с камнем на шее.

На что рассчитывала старушка, отправляя меня сюда — решительно непонятно. Тут не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать моё фиаско. Или это тоже часть плана?

Перед закатом нас покормили, спустив за несколько ходок тележки с едой. Их явно позаимствовали с какого-нибудь круизного судна, а вот содержимое меня разочаровало. Даже в заточении на тральщике кормили получше. Здесь же в меню имелась лишь жидкая каша, луковый суп и пара кусков хлеба на каждого. За раздачей следили сразу четыре законника, так что еду никто друг у друга не отбирал. Хотя самых медлительных гурманов настойчиво просили поторопиться.

Дело в том, что освещение внутри трюма отсутствовало, и с наступлением темноты все расползались по своим койкам. Сторожить нас это не мешало — все надзиратели обладали ПНВ и прочими аналогами ночного зрения.

Мы ещё немного поболтали с новым соседом, после чего улеглись спать. В темноте и на свежем воздухе сонливость накатывала очень быстро, и даже я стал зевать, хотя недосыпом в последние дни не страдал.

Правда, температура на борту стояла совсем не летняя, поэтому все предпочитали спать в одежде, завернувшись в пару-тройку одеял, позаимствованных с ничейных коек. Мне же прохлада совсем не мешала, вот только посреди ночи в левом боку вдруг резко закололо. Да так, что острая боль прошила вдоль всего тела.

Следом почти сразу бок обожгло ещё раз, намекая на то, что это вовсе не внезапный приступ панкреатита. Я инстинктивно дёрнулся, но тут же почувствовал чужие руки на моих плечах. Ночь окончательно перестала быть томной, и даже накинутая мне на лицо тряпка не смогла заглушить мой громкий и рассерженный рык. Он вырвался из таких тёмных глубин, куда не заглядывали даже работники профессора Кирсанского.

Зря они так — некоторых людей лучше не будить спозаранку. Здоровье крепче будет…

— Докладывай!

В голосе главного надзирателя (или кто он там) сквозило столько неприкрытой злости, что от него старались держаться подальше даже собственные подчинённые. Хотя дёрнули начальника не просто так от нечего делать, и поутру уже его самого будет раскладывать на ковре вышестоящее руководство. Такой вот круговорот скипидара в коллективе.

— В четыре тридцать два поступил сигнал… — затараторил было дежурный по форме, но офицер его тут же перебил.

— Давай по существу!

— Эм-м… На гауптвахте произошла массовая драка с применением самодельного оружия. Двое пострадавших средней тяжести, ещё один — неустановленной.

— Это как ещё? — с нотками удивления крякнул командир.

— Повреждения серьёзные, но этот заключённый не вполне… Человек. Однако его состояние удовлетворительное.

Ну да, ко всеобщему расстройству я не умирал, хоть мне и досталось по полной программе. А вот кто-нибудь другой на моём месте точно бы призадумался, не отдать ли богу душу?

Больше дырок, пожалуй, только в садовой лейке. Один из заключённых попытался сделать из меня решето при помощи примитивной заточки, но довести дело до конца он не успел. Можно сказать, чуть-чуть не хватило. Ярость, что захлестнула меня с головой, помогла мне вырваться из цепких объятий и она же толкнула меня броситься на обидчиков вместо очевидного бегства. Пусть ночные визитёры и превосходили меня числом.

Это оказалось не просто сильная эмоция — мои физические показатели ненадолго подскочили, что отразилось в логе интерфейса. Я натурально закусил удила, будто конь, ужаленный шершнем в самое мягкое и дорогое место. Перед глазами всё пылало красным, жутко хотелось рвать и убивать всех, до кого дотянусь. К счастью, это было не как во время демонической одержимости, так что худо-бедно я себя контролировал. Иначе без погибших точно бы не обошлось. Но и так им хватило. Один поцеловался с рамой кровати несколько раз, у другого рука оказалась сломанной в двух местах. Третьего я в порыве чувств цапнул слегка подросшими зубами, на зависть любому дворовому псу.

А потом на нас сверху обрушился шквал огня, окончательно загасив конфликт. И пусть пули оказались сплошь резиновые, жалили они очень больно. Одному заключённому даже выбили глаз, но никто по этому поводу не переживал, даже сам пострадавший. Могло быть сильно хуже. Лично я предпочёл закатиться под собственную кровать и там тихо истекать кровью.

Вскоре в трюм спустился карательный отряд, который приголубил дубинками всех и каждого, кто попался под горячую руку. Дежурные старались от души, так как понимали — скоро с них самих спросят по всей строгости. Мне тоже прилетело в порыве чувств, только я к тому времени уже не мог самостоятельно держаться на ногах, а выданная одежда насквозь пропиталась кровью. Но дело было не только в ранах — стоило ярости схлынуть, как из меня будто все жилы вытянули. Навалилась такая слабость, что хоть ложись и помирай. Поэтому меня быстро оставили в покое — какое удовольствие пинать безвольное тело?