Больше ничего криминального я на телах не обнаружил, окончательно уверившись в своей правоте. Мелькнула, правда, крамольная мысль доказать с помощью собственной регенерации, что раны совсем свежие, но повернуться это могло и в другую сторону.

Петрович изолировал больных не просто так, а чтобы исключить распространение гипотетической эпидемии. И масочки отсюда же. А узнав, что они не заразны, он может сдуру затянуть их в жилую избу на ночь. Под пригляд. А там человек двадцать, и в основном женщины с детьми.

Нежити точно будет, где разгуляться.

Да, у обоих повреждения одинаковые, но от чего они? Мои предположения о вампирском происхождении укусов квалифицированный врач, скорее всего, отвергнет. Для него смена статуса — не симптом, а больше мне крыть нечем, только серебром их обложить.

Вовремя вспомнив про заветную цепочку, я приложил её к мохнатой груди перерождающегося мародёра и тот сразу же протяжно замычал, заворочавшись всем телом. Ему явно было больно. Извиваясь, мужик вслепую завозил руками по туловищу, пока не сбросил украшение на пол. После чего моментально затих.

Я повторил эксперимент с женщиной — эффект получился тем же самым. На липкой от пота коже, к сожалению, не осталось следов, но металл определённо доставлял парочке мучения. Привязывать его на долгое время я не стал — они и так настрадалась. Хватит уже с них.

— Всё, потерпите ещё немного, скоро всё закончится…

Я спрятал цепочку и пошёл выкапывать из палой листвы инструмент.

Проснулся я от противного скрипа открывающегося люка. Петли там не смазывали, наверное, со времён нерушимого Советского Союза. А, может, ещё раньше.

Нет, ночевать меня позвали совсем не в подводную лодку, а всего-навсего в старый погреб под одной из избушек. Раньше здесь, в холодке, хранили тушки убитых животных, поэтому запах крови намертво въелся в сырые стены. Обычному человеку ночёвка в таких условиях гарантированно подарила бы билет на больничную койку, но моему отбитому во многих местах телу здесь было даже неплохо. Один сплошной компресс.

Не вмешайся вовремя Сергей Петрович, меня бы точно растоптали родственники убитой женщины и прочие неравнодушные граждане. Даже усатый дежурный принимал в этом активное участие. Он-то тревогу и поднял, вернувшись аккурат к тому моменту, когда я выползал из палатки с окровавленным колом в руках. Неловко получилось.

Чувствовал я себя тогда паршивей некуда и никаких попыток сбежать с места преступления не предпринимал. Одно дело отправлять на тот свет людей, которые хотели сотворить со мной плохое, а совсем другое — убивать беззащитных, которые даже пальцем пошевелить не могли.

Тем более, с забитым в сердце колом они необъяснимым образом умудрялись жить ещё примерно с минуту, и даже активно пытались выдрать его из груди. Приходилось наваливаться на деревяшку всем телом и ждать, когда мои жертвы окончательно затихнут и прекратят вслепую по мне молотить. Тот ещё партер — смешанные единоборства отдыхают в сторонке. И всё это вдобавок в крайне стеснённых условиях двухместной палатки.

Хоть какой-то компенсацией мне за кровавую возню были системные оповещения, утверждавшие, что мной были упокоены обращённые в вурдалака, нулевого уровня. Никаких крокозябр или двоякого толкования. За каждого нейтрализованного кровососа честно отвалили по десять очков опыта.

Я всё-таки оказался прав. Хоть и выглядела моя теория высосанной, мягко говоря, из пальца. Но как теперь доказать этим дуралеям, что сегодняшнюю ночь они пережили лишь благодаря мне?

Проржавевшие петли, сдавшись перед человеческим упорством, медленно отвели крышку в сторону. По глазам резанул яркий свет галогенового фонарика.

— Эй, ты там живой?

— Не дождётесь! — хрипло ответил я.

— Тогда вылезай.

Вниз была спущена лёгкая алюминиевая лестница. Родная деревянная давно прогнила и валялась на сыром полу бесформенной грудой прогнивших досок.

Подышав на руки, я принялся взбираться. Побитое и закоченевшее тело слушалось плохо, и пару раз чуть не сорвался. Возле люка меня схватили за шиворот и силком вытянули наверх, на свежий воздух. Проморгавшись, я разглядел в узком помещении кладовой всю троицу знакомых разведчиков и Сергея Петровича в придачу. Вернулись-таки, защитнички хреновы.

— Всем доброе утро. Как сходили?

— Нормально, — хмуро ответил Виктор. — Надо было тебя с собой взять.

— Я и тут неплохо пригодился.

— Ты считаешь убийство людей приятным времяпровождением? — угрожающе спросил Плотников.

— Они уже не являлись людьми, — возразил я. — Это были почти готовые вурдалаки.

— Что за чушь!

Вчера мы уже разговаривали с ним, когда меня бросили в импровизированный зиндан, и повторять аргументы по второму кругу не было никакого желания. Вместо этого я озвучил более насущный вопрос:

— Сколько сегодня укушенных?

— Это не укусы, — упрямо заявил Айболит. — Характер этих повреждений…

— Сколько, мать твою, пилюлькину?!

— Трое, — вместо покрасневшего от злости лидера ответил Виктор.

— К вам стучится северный зверёк, — развёл я руками. — Открывать будете?

— Тебя это больше не должно волновать, — отмёл нависающую угрозу лидер. — На сходе общины было принято окончательно решение о наказании за твои зверства.

— И каком же?

— Расстрел.

Повисла неловкая тишина.

— Ну хоть не увижу, как вас тут всех по кругу мертвецы пустят, — криво ухмыльнулся я и зашёлся в долгом кашле.

— Жаль, что нельзя всё повернуть назад, — посетовал лидер, не делая попытки помочь. — Выводите его.

Мне стянули руки обычной капронкой и вытолкнули на улицу. Снаружи нас ждало ещё двое — усатый Востриков с лопатой и приятель покойного мародёра, с неизменной двустволкой. Принципиально имя его не смотрел.

— Не многовато ли эскорта для меня одного? — поинтересовался я у Сергея Петровича, сплюнув мокроту.

— Это чтобы тебя прямо здесь не растоптали, — он указал рукой на толпу, человек в тридцать, окруживших избу.

И пусть они почти все принадлежали к женской половине населения, к моему появлению народ отнесся крайне негативно. Полетели выкрики, самыми цензурными среди которых были: «Убийца!», «Психопат!», и моё любимое: «Да грохните его уже хоть кто-нибудь!». Настоящий бабий бунт, бессмысленный и беспощадный.

Мужики окружили меня плотным кольцом, и повели прочь из лагеря. Шоу получилось ещё то — будь инициированные в состоянии двигаться, они бы тоже приползли взглянуть на процессию хоть одним глазком. В собравшихся вдоль дороги людях я без труда различил зарёванную Ромашку и печальную Марию Илларионовну. Не хватало только Эльги Куклинскас, но та, в силу своей скрытной натуры, наверняка предпочла следить за происходящим издалека.

Мы дошли до южного выхода, который даже никто не охранял, но дальше двинулись в урезанном составе — к Плотникову подскочил всклокоченный мальчишка, выпалив скороговоркой:

— Дядь Серёжа, там маме плохо!

— Проклятье, — сдержанно выругался лидер. — Давайте без меня, потом отчитаетесь. Вить, ты за старшего.

Он подхватил вцепившегося в штанину мальчишку на руки и поспешил прочь. Колесников недовольно осмотрел пустующие укрепления и покачал головой:

— Нет, так оставлять нельзя. Илья, твоя ведь смена?

— Моя, — нехотя ответил усатый.

— Вот и стой, мы и вчетвером справимся.

— Но я тоже хочу…

— Дай струмэнт, — Анвар бесцеремонно забрал у него лопату. — Просрал больных вчера, вот и стой молча.

— Это всё он! — мужик обвиняющее ткнул в меня пальцем.

— Его сейчас за это шлёпнут, а вот что с тобой делать — надо вопрос будет поднять.

Постовой посерел лицом и побежал к тросу, чтобы освободить проход.

— Уговор ведь в силе? — бородатый с двустволкой, оставшись без единомышленников, заметно занервничал.

— Да успокойся ты, — Анвар с оттяжкой хлопнул его по плечу, едва не выбив облако пыли. — Петрович ведь обещал? Обещал. Ну и всё.