Следователь сделал вид, что не заметил мой откровенный ляп. Позвонил в колокольчик, шепнул что-то дежурному, и через пару минут явился мужчина с очень пристальным взглядом. Он достал короткую палочку и принялся водить ею вокруг моего тела наподобие металлоискателя. Насколько я смог рассмотреть, палочка только рядом с моими руками изменила цвет, да и то чуть-чуть.

– Можно ваше оружие?

Я немного напрягся, но молча выложил на стол все, что у меня было. Метательные ножи и меч прошли проверку без проблем, а вот мой собственный нож чем-то заинтересовал местного криминалиста. Тестовая палочка не среагировала, но спец начал вертеть нож, словно пытался разглядеть там нечто особое. Несколько раз косился на меня, будто хотел спросить что-то, но сдержался. Потом пошептался со следователем и ушел. Тот тоже как-то враз потерял интерес к разговору. Отложил бумаги в сторону, оглядел нас с Вероной уже без прежней подозрительности:

– Вопросов больше нет, леди Верона.

Мы направились к выходу, и вдруг следователь выдал странную фразу:

– Надеюсь, для вас случайности будут более удачные.

Я даже обернулся, но следак не стал объяснять свои намеки и предпочел уткнуться в бумаги.

После посещения следователя мы сразу вернулись в дом Вероны. Время уже было позднее, да и денек выдался насыщенный.

– Может, спать пойдем? – спросил я у Вероны.

– Да, конечно.

Вернувшись в ее спальню, я решил хоть немного отработать зарплату телохранителя. Прошелся по комнате, заглядывая во все закоулки. Проверил замок на двери, зачем-то залез в большой шифоньер. Но там, кроме женского белья, ничего не было, да и Верона недовольно скривилась, так что я побыстрее закрыл дверки. Что там еще положено проверять? Вроде как все возможные пути проникновения. В камин я не полез, хотя труба там была широченная, но больно уж закопченная. Так, глянул мельком. Окно было высоким и широким. Открыв створку, высунулся наружу и осмотрелся. Деревьев поблизости нет, вьющихся растений тоже, до земли метров пять. Да еще из подоконника торчал ряд изогнутых к земле, заостренных стальных штырей. Очень своевременная добавка. К моему удивлению, такой же ряд штырей, но уже загнутых вверх, торчал и над окошком. Верона заметила мое удивление и чуть улыбнулась:

– Муж был очень ревнивым и, хотя я не давала повода, оборудовал дом некоторыми приспособлениями, затрудняющими проникновение в дом в неурочное время.

– И правильно сделал. – Заметив изменившийся взгляд Вероны, я уточнил: – Мало ли кто в гости захочет прийти без приглашения. И спокойнее так.

Я оглядел спальню еще раз:

– Вроде все нормально, можно ложиться.

Верона покосилась на кровать:

– А ты где будешь?

– Во второй комнате. (Спальня Вероны соединялась с неким подобием кабинета-будуара). Там у тебя диван очень даже приличный.

Верона не стала ничего уточнять. Позвонила в колокольчик, что-то сказала прибежавшей служанке, и минут через десять я с удивлением рассматривал, что они сотворили с диваном. Вроде было нормальное ложе, широкое, просторное, с плавно изогнутыми спинкой и боковушками. Уже предвкушал, как я на нем развалюсь, а тут все испортили! Простыня была из какой-то тончайшей ткани с розоватым оттенком. Подушка большая, очень мягкая, но с кружевами по краям. Даже пододеяльник был чуть ли не с вышитыми узорами. Ну как, спрашивается, валяться на этом в сапогах?!

Спасибо, конечно, Вероне за заботу, но меня эта постель почему-то раздражала. Но не ругать же хозяйку. Пришлось выдавить из себя короткое «спасибо». Верона чуть нахмурилась, но не стала выяснять причину моего недовольства. Ушла к себе и стала устраиваться на ночь. Я дождался, пока она затихнет, и стал укладываться сам. Для начала запер окно и дверь в коридор, подтащил стол поближе к дивану и разложил на нем свое оружие. Немного поколебавшись, все-таки разделся, задул все свечи, кроме одной на столе, и тоже улегся.

И как обычно, спать сразу расхотелось. Закинув руки за голову, стал перебирать события дня. Как-то все сумбурно, неправильно. Утром хотел навредничать Вероне, а к ночи оказался в ее спальне в качестве охраны. И охранять ее не очень хочется, и ухаживать за ней не хочется, и что теперь делать дальше – совершенно непонятно. Может, плюнуть на все и сбежать куда-нибудь? Куда только? И чем заняться, чтобы всем было по возможности плохо? Мысли получались сумбурными, но ничего толкового в голову не приходило. Да еще и Верона никак не могла уснуть и ворочалась в своей постели. На мгновение даже мелькнула мысль: кто мне мешает встать, зайти к ней и… Но я даже не стал просчитывать дальнейшие варианты. Грубо это, гадко и подло. Да и чего я, собственно, добьюсь? Криков, слез, ненависти? А мне это надо? Где-то в глубине души прятался невидимый ограничитель, который не дал бы мне это сделать. Ни за деньги, ни ради выгоды. Может, книжное детство, может, воспитание, но в некоторых ситуациях я через себя переступить не мог. Иногда это помогало, иногда мешало, делая объектом для насмешек более «продвинутых» сверстников. Ну и ладно, какой есть, такой есть. Как говорила Скарлетт, «об этом я подумаю завтра».

Я покрутился, устраиваясь поудобней, и тут, легкая на помине, появилась Верона. В красивейшей ночной рубашке до пола, с распущенными волосами. Покосилась на меня, несколько раз прошлась по комнате, будто что-то разыскивая, затем остановилась у дивана и вдруг, будто решившись, быстренько перелезла через меня и забралась под одеяло. Я даже удивиться не успел.

Диван для одного был даже широк, а вот двоим стало тесновато. Пришлось поднять руку, и Верона тут же прижалась к моему боку и притихла.

И как это все понимать?! Мы же не в дороге, кроватей много, сегодня никого, во всяком случае на наших глазах, не убили, на Верону никто при мне не бросался. Так какого черта она ко мне жмется? Опять какие-то страхи? Но устраивать разборки и выяснения сейчас было бы глупо. Ладно, одну ночку можно и потерпеть. Есть даже плюс – теперь не надо будет прислушиваться всю ночь. Если уж придут убивать, то начнут с меня. Живым охранником при мертвом нанимателе остаться не получится. Ну и ладно.

Я дотянулся до свечки, погасил ее и повертелся, устраиваясь поудобнее. Это оказалось ошибкой. Верона, поняв, что я не буду ругаться и выгонять ее, тоже решила улечься более комфортно. Мы и раньше спали в одной постели, но сейчас это было совершенно по-другому. На нешироком диване мы не могли отодвинуться друг от друга. Верона почти привычно обняла меня и даже положила на меня ногу. Но сейчас-то мы были не в грубой дорожной одежде, а в тончайшем белье, которое само по себе возбуждало своей нежностью. И вся жаркая упругая мягкость тела Вероны вдруг стала ощущаться до мельчайших подробностей. Сон отшибло напрочь, и рука, которой я приобнял Верону, невольно поползла по ее телу. Я успел ее остановить, но это стало новой пыткой. Женщина рядом, ощущаешь ее чуть ли не всем телом, желание внутри начинает бушевать вулканом, но трогать ее нельзя. Не знаю почему, но нельзя. От этих взаимоисключающих требований тело не знало, что делать. Прижать к себе – нельзя, просто лежать – невозможно. Мышцы начало сводить судорогой, дыхание стало громче и чаще. Через несколько минут понял, что так я точно не усну. Надо или Верону выгонять, или самому уходить. Еще пара минут, и что-нибудь с ней сотворю. Верона уловила мои мысли и чувства, да и чего там улавливать, если мужика уже всего колотит от обуревающего желания. Она приподнялась на локте, чуть навалилась на меня грудью и легонечко поцеловала. Мой ответ был даже не пионерским, а почти как у первоклассника. Верона замерла, будто пытаясь понять смысл моего странного ответа. Я было понадеялся, что она обидится и уйдет, но Верона после некоторой паузы начала целовать меня уже по-настоящему, чувственно, и я сразу сдался, не в силах терпеть эту сладкую муку. Одежда полетела в сторону, а дальше началось безумие. Верона была зрелой женщиной и прекрасно знала, что и зачем мы делаем. С радостью принимала мои ласки и, не скупясь, дарила свои. С каждой минутой возбуждение нарастало…