— Дело в Асторе — вздохнула я и уронила голову в ладони.

— Ааа, этот необычный юноша, что строил из себя юнчжара… значит вот кто наконец похитил твое сердце! — я промолчала в ответ — Надо же, он такой женственный — холодный и рассчетливый. Не мужские качества. И все равно нравится тебе настолько, что ты в первый раз на мою память маешься от любовной тоски⁈

— Кажется, так и есть — я вздохнула еще горше.

— С ума сойти! Никогда не думала что этот день вообще настанет — Брисса не переставала удивляться — где ты его раздобыла? Ты не рассказывала!

— Помнишь… несколько недель назад, я подобрала избитого парня на дороге? — я наконец решилась, и рассказала Бриссе всё. И про пари, и про свои подозрения насчёт Астора. Ну и что уж там скрывать, о причине своей печали — невозможности быть с ним.

Брисса слушала рассказ с широко открытыми глазами. На особо острых моментах вставляя удивленное «ой!» и «как так⁈»

Когда я закончила, подруга подвела итог рассказа фразой

— Ну и дела-а…

— И что мне теперь делать? — я посмотрела на нее.

— Ари, знаешь, я не такая опытная в любовных похождениях как ты, но думаю, смогу тебе помочь.

— Надеть ему на голову мешок и отвезти на другой край страны, чтобы он не нашёл меня? — с надеждой предположила я

— Он же мужчина, а не котёнок — фыркнула Брисса — судя по тому как он смотрит на тебя, то и с другого конца страны вернётся, чтобы требовать свою награду за пари. Попробуй просто…- она сделала паузу — поговорить с ним?

— Ты что! — я замялась, смущённо дергая край камзола — Я так не могу!

— Сама посуди. Он тебе нравится, и это очевидно взаимно. Но ты уже по женски всё за него решила и придумала будущее в котором ваши отношения невозможны. — я попыталась возразить, но Брисса меня перебила

— Постой, дай я договорю. Ты ведь даже не знаешь кто он такой! Для начала выясни это, а потом решай. К тому же тебе не известно будущее. Возможно матушка сосватает тебя за такой же книжный шкаф как Инвар. Или того хуже. И твоему будущему мужу будет глубоко безразлично на интрижки жены, лишь бы ты тревожила его пореже. — зерно истины было в ее словах. Я задумалась.

— Ладно. Возможно я и впрямь решила всё за него.

— Ты женщина. Это нормально — она похлопала меня по плечу — кстати, что за история с юнчжарами? После которой ты больше не пьешь? Командор много всего вспоминала о Юнче, когда мы вместе следили за допросом. И о этом случае тоже.

— А…это — я смущённо кашлянула — даже не стоит вспоминать о такой мелочи.

— Да? Жилина сказала, что тогда настолько боялась гнева княгини, что прятала тебя в казармах неделю, пока та не остыла.

— Ну — я смутилась ещё больше — ладно. Раз уж сегодня день откровений, я расскажу. Как то раз…на балу в честь первого дня Империи, я перебрала с горячительным. И среди религиозной группы из Юнчи заметила стройного и приятного фигурой парня…

— Мне страшно спросить, что было дальше — Брисса смотрела на меня с ужасом — они же повернутые на религии монахи! И убьют любую, кто прикоснется к ним!

— Я затащила его в комнату для слуг и требовала, чтобы он показал лицо. К счастью мне хватило ума к нему не приставать. Но скандал был жуткий!

— Знаешь, за такое, маменька бы меня заживо выпотрошила, набила ватой и поставила в пару к чучелу медведя в библиотеке! А ты ещё боишься реакции княгини на Астора!

Кстати о маменьке. Она хотела видеть тебя, и как можно скорее.

— Тогда я пойду. И помни — о том, что я рассказала ни слова!

— Ты меня знаешь, твои секреты уйдут со мной в могилу. — серьезно кивнула Брисса. И я оставила ее в оранжерее, допивать цветочный чай.

Я постучала в покои баронессы, и после крика «войдите!», отворила дверь. В комнате, освещенной лампадами и свечами было тепло и уютно.

Милон Лизаветыч одевал свою маленькую сухонькую жену в большой домашний халат с кисточками. Точнее уже заканчивал, здоровенными медвежьими ручищами очень аккуратно застегивая последние пуговицы у шеи.

Я смутившись, отвернулась. Парнейцы не стесняются публично выражать супружеские чувства. Заботу и мелкие жесты. Они в принципе открытый народ.

Но я была воспитана в ливандийской традиции. Где не принято было проявлять все это напоказ.

Лишь раз за всю свою жизнь я видела как отец обнимал мою мать. И то случайно, когда маленькой забежала в кабинет во время их совместной работы. Отругана я была тогда так, что навеки научилась стучаться. Максимум что позволяли себе родители, даже при семье — иногда соприкоснутся руками. И то, только когда думали, что их никто не видит.

Я могла сколько угодно открыто флиртовать с юношами, но эта теплая, супружеская любовь после многих десятилетий вместе — иное дело. Гораздо более ценное и сокровенное.

— Подойти, Ариана, дитя — я повернулась. Милон Лизаветыч поклонился мне и дойдя до двери посмотрел на жену

— Душа моя, не забудьте сменить грелку. Холонет она быстро, а у вас суставы болят. Олиса! — камердинес тут же вышла из — за двери

— Проследи.

— Да, господин — кивнула камердинес

— Ну что ж вы ворчите при ребенке на меня, Милон Лизаветыч! — фыркнула баронесса — вот вам Ариана, пример супружеской жизни — она потрясла костлявым пальцем — вечно поучающий муж!

— Не поучал бы, если б вы не забывали и пеклись о своем здоровье. — улыбнулся барон, и столько у него было тепла и любви во взгляде на жену, что я аж обзавидовалась.

— Все, иди — Баронесса махнула рукой. И барон вышел, оставив нас.

— Олеська, проследи чтобы барон свой чай лечебный выпил. Давай, ходу! — камердинес заколебалась в дверях. Получив два, противоречащих друг другу приказа.

— Иди уже, мне с княжной лично побеседовать надо.- камердинес поклонилась и вышла.

— Люба моя — баронесса подозвала меня, и взяла за руку — что же вы суета такая стали? Куда не пойдете — вечно гам и шорох! Раньше Брисса моя как не придумает что — хоть стой, хоть падай, а ты моя девочка, тихонькая всегда была. А сейчас? Ишь что удумала — посреди ночи асаков ловить!

— Простите, баронесса — я покаянно склонила голову — но это было необходимо, чтобы защитить наши границы. И Парн, тоже.

— Ты хорошая девочка, очень хорошая — Баронесса ласково потрепала меня по макушке — будь только осторожней, наводя свои порядки в Серолесье. При нас лично, без чужих ушей, скажу Верга Левицкая — та еще гадюка! Ждать от нее можно всего. Лучше сразу донеси на ее безрукость Императрице. Иначе крайней окажешься!

— Знаю — вздохнула я — но она моя семья. Я не могу ее подставить. И буду защищать перед Императрицей. Это мой долг, как Левицкой. — баронесса вздохнула явно огорченная моими словами.

— Есть весточка, что именно там случилось? — я покачала головой

— Отправила туда отряд, но они еще не вернулись. Дорога долгая, туда и обратно — несколько дней.

— Хорошо. Силами богини, никто и не заметит этого прорыва. — я попросила Бриссу ничего не говорить про приказ матери. И судя по реакции баронессы, подруга сдержала слово. Во всем повинной Густа считали только мою тётку. И меня это полностью устраивало.

— Дитя, подай мне вон тут саблю. С малахитовой рукоятью — я как раз хотела попросить баронессу провести меня в инфотеку, но та меня прервала. Пришлось подходить к увешанной оружием стене.

Нужная сабля оказалась парной. Я сняла одну со стены и принесла баронессе. Старая женщина привычным движением выхватила лезвие из ножен, я еле успела отшатнуться.

— Недурно — похвалила она меня — жаль здоровье меня совсем подвело. Не встать теперь, и не показать молодежи как держать оружие в руках — она вернула саблю в ножны и подала мне

— Теперь она твоя. — я встала на колено, принимая подарок с огромным уважением. Всё оружие что висело тут, было боевым, прошедшим войну вместе со своей хозяйкой.

У меня даже пальцы дрожали, держа в руках настолько благородное оружие.

— Все что я прошу у тебя — сруби этой саблей головы оставшимся двум асакам. Напомни этому лезвию что такое асакинская кровь.