Остаток утра я провожу со Славой, играя в разные развивающие игры, а потом обедаем в столовой, только вдвоем, а Людмила выносит все блюда.

«Головная боль», — сообщает она мне, когда я спрашиваю об Алине. — Ты сам себя ешь, ладно?

Я киваю, сдерживая смех неудачной фразы. Может быть, жена Павла согласится на уроки английского, пока я здесь? Надо будет как-нибудь у нее спросить. Пока я сосредотачиваюсь на том, чтобы дать Славе щедрую порцию всего, что есть на столе, а затем сделать то же самое для себя, пока Людмила исчезает на кухне. Я не вижу ее снова до обеда, который Алина тоже пропускает, оставляя меня ужинать наедине с моей подопечной.

Я не возражаю. На самом деле это облегчение. Несмотря на роскошную одежду, которую мы со Славой надели в соответствии с «домашними правилами», ужин кажется гораздо более непринужденным, когда мы вдвоем, в атмосфере отсутствуют все напряжение и напряжение, которые приносят с собой братья и сестры Молотовы. Я играю со своей едой, заставляя Славу хихикать как сумасшедший, и продолжаю учить его словам, обозначающим разные продукты, а также основным фразам во время еды. Вскоре он по-английски просит меня передать ему салфетку, и, используя множество жестов и выражений лица, нам удается обсудить, какие продукты ему нравятся больше всего, а какие нет.

Только когда Людмила уводит Славу, чтобы уложить его спать, а я поднимаюсь в свою комнату, я понимаю, что мне нужна Алина. Это она должна создать для меня учетную запись на защищенной платформе для видеоконференций. Сомневаюсь, что Николай позвонит мне сегодня вечером — он, скорее всего, все еще в воздухе, — но он мог бы легко позвонить мне завтра утром. Или посреди ночи, если он приземлится.

Тем не менее, я не хочу беспокоить ее, если она плохо себя чувствует.

Решаю начать с настройки самого компьютера. Это элегантный MacBook Pro высокого класса, и когда я распаковываю его из коробки, я понимаю, что у меня никогда не было такого дорогого ноутбука. Трудно поверить, что у Николая она лежала в ящике стола, как запасная ручка.

Опять же, чему я удивляюсь? У этой семьи явно есть деньги, чтобы сжечь.

Я загружаю ноутбук и выполняю новую процедуру настройки компьютера. Но когда я пытаюсь подключиться к Wi-Fi, я не могу — он защищен паролем. Мне нужна Алина для этого тоже. Полагаю, я могу спросить Людмилу, но она сейчас укладывает Славу спать, и нет никакой гарантии, что она знает пароль, учитывая, насколько параноидально Молотовы относятся к безопасности, цифровой и прочей.

Раздосадованно выдохнув, я закрываю ноутбук. Без интернета это практически бесполезно.

Думаю, сегодня вечером я буду бездельничать и смотреть телевизор.

Я переодеваюсь в вечернее платье и надеваю пару мягких леггинсов и хлопчатобумажную футболку с длинными рукавами — оба новых приобретения — и удобно устраиваюсь на кровати. Включив телевизор, я нахожу шоу о природе и провожу следующий час, изучая равнины Серенгети. Повествование Дэвида Аттенборо, как всегда, великолепно, и я полностью поглощен историей, разворачивающейся на экране, и впервые за несколько недель мой разум спокоен. Только когда я смотрю, как лев преследует газель, мои мысли возвращаются к убийцам, преследующим меня, и ко мне возвращается беспокойство.

Я до сих пор не знаю, кто эти люди и что они хотели от моей мамы — почему они убили ее и выставили это как самоубийство. Наиболее логичная возможность состоит в том, что она наткнулась на них, когда они грабили квартиру, но тогда почему она была одета в халат, как будто отдыхала дома? И почему полиция не заметила следов взлома или пропажи вещей?

По крайней мере, я предполагаю, что они этого не заметили. Если они это сделали и все равно сочли ее смерть самоубийством… что ж, это поднимает множество других вопросов.

Другая возможность, более вероятная и гораздо более тревожная, заключается в том, что они пришли специально, чтобы убить ее.

Выключив телевизор, я встаю и подхожу к окну, чтобы посмотреть на быстро темнеющий пейзаж. Моя грудь стеснена, мой разум снова взбалтывается. С тех пор, как это произошло, я ломаю голову, пытаясь придумать причины, по которым кто-то может хотеть убить мою маму, и не могу придумать ни одной. Мама не была идеальной — она могла быть острой на язык, когда устала, и была склонна к приступам депрессии, — но я никогда не видела, чтобы она была намеренно злой или недоброй по отношению к кому-либо. Сколько я себя помню, она работала на двух или более работах, чтобы прокормить нас, оставляя у нее мало времени и энергии, чтобы общаться и заводить друзей — или врагов. Насколько мне известно, она даже не встречалась, хотя мужчины постоянно к ней приставали.

Она была красива… и едва исполнила сорок, когда умерла.

Мое горло сжимается, под глазами нарастает жгучее давление. Мало того, что я потеряла единственного человека в мире, который любил меня безоговорочно, так еще и ее убийцы на свободе. Полиция не поверила ни единому моему слову, репортеры, с которыми я связался, не ответили на мои электронные письма, и никто не ищет убийц моей мамы. Никто не охотится на них так, как на бешеных животных.

Вместо этого убийцы охотятся за мной.

К черту это дерьмо.

Повернувшись на каблуках, я подхожу к кровати и беру ноутбук. Я не могу сидеть и смотреть телевизор, как будто мой мир не рухнул месяц назад. Не тогда, когда я, наконец, в безопасности и у меня есть компьютер, на котором я могу проводить исследования на досуге. Неделями я металась от одного кризиса к другому, вся моя энергия была сосредоточена на выживании, на побеге, но теперь все по-другому. У меня сытый живот, безопасное место, где можно отдохнуть, и — если только я смогу узнать пароль от Wi-Fi — ноутбук с подключением к Интернету. Больше не нужно пробираться в библиотеку в каком-нибудь маленьком городке, чтобы сгорбиться над их медленными, древними рабочими столами, каждую минуту оглядываясь через плечо; больше никаких наспех написанных электронных писем, прежде чем бежать к машине.

Здесь, в уединении своей комнаты, я могу не торопиться и искать улики, подтверждающие мои утверждения, какие-то доказательства, чтобы передать их в полицию.

Я могу попытаться разгадать тайну убийства мамы и перевернуть столы с ее убийцами, заставить их бежать.

29

Хлоя

Я не знаю, какая комната у Алины, но она должна быть рядом с моей, чтобы она слышала меня обе ночи. Прижав ноутбук к груди, я стучу в ближайшую к спальне дверь и, не получив ответа, иду к следующей.

Все равно не повезло.

Пробую еще три двери в спальню и кабинет Николая, но безрезультатно. Осталась только комната Славы, а так как там все тихо, значит, он уже спит.

Подавив раздражение, я спускаюсь вниз. Я почти уверена, что комната Людмилы и Павла рядом с прачечной; Я слышала их голоса оттуда, когда вчера доставал белье из сушилки. Надеюсь, Людмила еще не легла спать и может сообщить мне пароль или найти Алину.

На этот стук тоже никто не отвечает — Людмилы нет ни на кухне, ни в других местах общего пользования внизу. Я уже собиралась сдаться и вернуться в свою комнату, когда до моих ушей донесся далекий взрыв смеха.

Это приходит извне.

Окончательно.

Оставив ноутбук на журнальном столике в гостиной, я спешу к входной двери и выхожу в прохладную туманную темноту. Дождь больше не идет, но воздух все еще хранит влажную прохладу, а густые облака блокируют все намеки на лунный свет. Если бы не свет, льющийся из окон, и солнечные фонари вдоль каждой стороны подъездной дорожки, было бы слишком темно, чтобы что-то разглядеть. На самом деле это все еще более чем жутко, и я обхватываю себя руками, чтобы перестать дрожать, и иду к задней части дома, следуя за звуками голосов.

Я нахожу Алину и Людмилу сидящими на паре валунов у края обрыва, перед ними весело потрескивает маленький костерок. Они смеются и разговаривают по-русски — и, как я понимаю, подойдя ближе, делят косяк.