Они пробыли в комплексе два дня. Тесты иногда были запутанными, в целом скучными, но совсем не болезненными, и снова у Гомы возникло ощущение, что многое из этого было формальностью, рядом юридических препятствий, которые необходимо было преодолеть, прежде чем кому-либо из новичков разрешалось свободно перемещаться по Крусиблу. У них были комнаты в пирамиде, которые были достаточно удобными, но строгими в плане обстановки, как будто хозяева опасались перегружать их хрупкое телосложение слишком большим количеством новшеств. Там было окно, из которого открывался вид на Гочан. Там, где город редел, Гома увидела полосу сверкающей зелени, полосу вельда, окаймленную деревьями, и между этими деревьями ей показалось, что она, возможно, видела далекие движущиеся фигуры слонов, крошечные, как пыльцевые зерна, и больше всего на свете ей захотелось оказаться там.

Несмотря на то, что новичков держали в состоянии мягкого карантина по отношению к остальной части Крусибла, они могли свободно общаться друг с другом и пользоваться залами ожидания и общественными зонами на одном уровне комплекса. Между испытаниями было достаточно времени, и Гома и ее спутники использовали его по своему усмотрению. Ру глубоко погрузился в литературу о слонах, пытаясь наверстать упущенное за триста лет исследований. Все они были снабжены старинными информационными консолями, примерно сопоставимыми с их собственной технологией. С помощью этих консолей, а также дополнительных уровней перевода и посредничества можно было получить доступ к общедоступным записям и новостным каналам.

Гома была неспокойна. Слоны значили для нее все, но она не могла просто вернуться к своей прежней роли исследователя, как будто ничего не случилось. Какой в этом был смысл, если у нее не было намерения оставаться на Крусибле?

Даже Ру, подумала она, действовал по правилам.

Она навестила Грейва, Васин, остальных. У всех был одинаковый слегка ошарашенный вид, как будто их только что сильно ударили по лицу. С ними обращались настолько хорошо, насколько можно было надеяться, но все равно это был шок - вернуться на Крусибл. Все они знали, что пути назад в их старый мир, в тот, в котором они жили до отъезда, нет, но до сих пор это было интеллектуальное понимание, не основанное на реальном опыте. Теперь они проживали это от мгновения к мгновению, видя все своими собственными глазами.

Только Кану, казалось, не интересовался тем, что произошло на Крусибле, что изменилось и что осталось.

Когда она пришла в его комнату, он использовал свою консоль, чтобы спроецировать изображение на одну из стен.

- Разве это не чудесно? - сказал он, кивая на изображение. Это было лицо планеты, сплошь красное, изумрудное и с небольшими вкраплениями синего. Не Земля, она была совершенно уверена.

- Это Марс?

Кану выглядел довольным тем, что она узнала это место. - Да. Но не такой, каким я это себе представлял. Когда я покидал Марс, единственными людьми на планете были послы, запертые в нашем посольстве на горе Олимп. Мы были в тупике в течение многих лет. На орбите были военные спутники, террористы агитировали за захват власти людьми, бесконечная напряженность... У меня не было больших надежд. Свифт пошел со мной, потому что мы оба думали, что должен быть лучший способ; способ существования, при котором машины и люди могли бы работать вместе, а не друг против друга.

- А теперь?

Кану просиял, словно демонстрируя новорожденного ребенка. - Просто взгляните на это. Эти зеленые насаждения, эти озера - это районы обновленного человеческого поселения! Наконец, был заключен договор о реколонизации. Строгие пределы, строгие границы - но это только начало, не так ли? Они даже начали терраформировать старое место. Пока купола, атмосферные палатки, но воздух сгущается, нагревается, набирает влагу. Это работа не только для людей! Сотрудничество человека и Эволюариума - совместное предприятие.

Гома хотела разделить его энтузиазм, но с того места, где она стояла, это выглядело как капитуляция машин.

- А что получили от этого друзья Свифта?

- Землю, - сказал он. - Или ее части. Это была вторая половина договора. Машинные анклавы на Земле! В океанах, на массивах суши. И это работает! Должен сказать, что в основном при посредничестве Панов. Но на это стоит посмотреть. - Взволнованный, он поработал с настройками консоли, почти перебивая себя в нетерпении. - Хотя подождите. Подождите, пока не увидите это! Подождите, пока не увидите, что делают машины на Марсе...

Вид повернулся, открывая взгляду новую часть планеты. Было все еще светло, но тени были резкими, они надвигались справа, проецируя длинные штрихи на ландшафт.

Кану увеличил изображение. Он увеличил изображение одного участка Марса. Что-то обрело четкость. Гора или, возможно, очень большой валун на плоской и безликой местности.

На нем было лицо, высеченное на верхней стороне валуна так, что оно смотрело в космос. Это был минималистичный портрет - глаза, нос, рот, малейший намек на личность. Но она узнала это.

Ее лицо. Или, скорее, Юнис.

- Это сделал один из их штаммов, - говорил Кану. - Фракция среди машин. Называйте это культом, если хотите.

- Зачем они это сделали?

- Я спрошу их, когда у меня будет возможность.

- Я избавлю вас от хлопот, - ответила Гома. - Это я должна отправиться на Землю. Марс будет всего в нескольких шагах оттуда.

Она спросила его, как продвигаются дела с Ниссой. Ответы Кану были сдержанными, и ей стало интересно, как много ему, в свою очередь, рассказал медицинский персонал.

- Есть некоторые осложнения. То, что они вложили в нас - эти маленькие машины? Я полагаю, что с точки зрения микроскопической тканевой инженерии они мало что не могут сделать. Они могли бы восстанавливать поврежденный мозг синапс за синапсом.

- Разве это не то, что ей нужно?

- Трудность в том, чтобы знать, какой шаблон восстановить. - Речь Кану была в высшей степени собранной, но Гома почувствовал силу эмоций, которые он, должно быть, сдерживал. - Даже если у медиков есть технические средства для восстановления ее поврежденной коры головного мозга - что отнюдь не просто, - все равно остается этическая проблема.

- Этическая проблема в том, чтобы вернуть кого-то к жизни?

- Их закон проводит тщательное различие между восстановлением поврежденной нейронной структуры и полной заменой одного набора структур другим. Если бы они могли убедиться, что перестраивают личность, а не изобретают ее с нуля, я полагаю, они согласились бы на эту процедуру. Или, по крайней мере, согласились на попытку. Но специалисты по этике не спешат принимать решение, а тем временем...

- Ниссе ведь не станет хуже, правда?

- Нет, - признал он, кивнув. - Она в безопасности. Но если эти люди не могут ей помочь, я должен искать в другом месте.

- Земля?

- Возможно.

Она дотронулась рукой до его предплечья. - Я хочу самого лучшего для вас обоих, дядя.

Он сжал ее руку своей. - Не беспокойтесь обо мне, Гома Экинья. Вам и так есть о чем подумать.

Утром, когда их выписали из медицинского комплекса, наземный транспорт - бесколесный блок с рифлеными бортами и острыми углами на концах - ждал их на погрузочной площадке перед вестибюлем.

С ней были Кану и Ру, а также два правительственных чиновника: одетый в темное административный представитель и одетый в белое медицинский представитель. Обе были женщинами; их звали - или, по крайней мере, теми именами, которыми они были готовы поделиться со своими гостями, - Малхи и Йефинг.

Гома знала, куда они направляются. Она спросила, возможно ли это, зная, что чем дольше она будет откладывать решение вопросов, тем меньше энтузиазма у нее будет, когда она столкнется с ними лицом к лицу. Не то чтобы сейчас у нее было много энтузиазма.

- Спасибо, что пришли, - сказала она Кану, когда они уселись на свои места.

- Мое расписание не совсем заполнено, - ответил он.

- А специалисты по этике...? - начала она.