- Когда это случилось? - спросила она, понизив голос, как будто был риск, что слоны поймут.

- Вчера в сумерках она была на ногах. За одну ночь, вот так.

Агриппа болела уже много сезонов, постепенно теряя силы. Но она сохранила свою власть матриарха, и Гома позволила себе думать, что слониха будет жить по крайней мере до ее отлета, что ее смерть - это проблема, с которой ей не нужно сталкиваться.

- Спасибо, что позвонил мне.

- Я знал, что ты захочешь быть здесь. - Ру снова намочил губку, вода в ведре уже стала пыльной. - Как только я увидел, насколько плохи дела, я позвонил тебе.

- Мы ведь ничего не можем сделать, не так ли?

Это был риторический вопрос. Она знала ответ так же хорошо, как и Ру.

- Сделай все как можно проще. Береги ее глаза от пересыхания, береги ее от солнца. Мне следовало сказать Томасу, чтобы он прислал с тобой несколько одеял.

- Думаю, что он это сделал. Коляска была довольно хорошо нагружена.

- Она была такой сильной, - сказал Ру, замерев из-за того, что у него дрогнул голос. - Я считал, она вытерпит дольше этого момента. Даже когда я узнал, что она больна, то не думал, что это будет так внезапно.

- Она демонстрировала силу, - сказала Гома. - Ради блага стада.

- Как всегда.

Через мгновение Гоме пришло в голову спросить: - Как давно ты здесь, Ру?

- Ты сердишься, что я не позвонил тебе раньше?

- Нет, я беспокоюсь, что ты проводишь здесь много часов, не думая о себе. Ты принес воды для Агриппы, но я ничего не вижу для тебя.

- В моей коляске есть вода.

Гома обогнала другую машину задолго до того, как добралась до стада. Она сомневалась, что Ру вернулся к ней с тех пор, как добрался до павшей матриархини. - Подожди здесь, - сказала она, рискнув положить руку на плечо Ру в качестве утешения.

Она двигалась так быстро, как только могла, но не настолько поспешно, чтобы ее движения еще больше смутили стадо. В коляске Ру она нашла фляжки с водой и широкополую шляпу. Чуть дальше, там, где она припарковала свой собственный электромобиль, она нашла пару одеял для спасательных работ и коробку с запасными пайками. Она завернула все в одеяла и направилась обратно в Ру.

Ру сначала рассеянно взял свою фляжку, как будто напоминание о необходимости выпить было досадной помехой. Но проглотив глоток, он выпил остальное, почувствовав внезапную жажду.

- Спасибо, - сказал он с некоторой опаской, как будто эти слова могли оставить его в каком-то неопределенном долгу перед Гомой.

- Все в порядке. У меня тоже есть эти одеяла. Они должны держать ее немного в прохладе.

Одеяла прикрывали только часть слонихи, но они сделали все, что могли, чтобы ей было удобно. Гома открыла набор с пайками и показала Ру содержимое, затем сорвала фольгу с энергетического батончика и откусила от него кусочек.

- Интересно, нужно ли нам еще что-то сделать, - сказал Ру, вытирая рот. - Теперь я задаюсь вопросом, не слишком ли много мы уже делаем. Продлевая то, что не должно быть продлено.

- Ты не мог просто оставить ее, - сказала Гома. - Я тебя знаю. И это проявление доброты, так что не начинай сомневаться в себе. Все, что ты делаешь, - это облегчаешь ей жизнь, а не делаешь ее хуже. Серьезно, сколько времени прошло?

- Семь часов. Может быть, восемь. Я прибыл сразу после восхода солнца.

- Тогда я хочу, чтобы через некоторое время ты вернулся в здания. Держу пари, ты не захватил с собой свои лекарства, не так ли?

- Сейчас главное - это она.

- Нет, ты тоже важен - во всяком случае, для меня. Ты поезжай обратно, а я останусь здесь. Мы можем дежурить по очереди.

- Я не оставлю ее.

- Она может оставаться такой несколько дней.

- Я думаю, будет быстрее. Ее дыхание слабее, чем было несколько часов назад.

- Тем не менее, ты все равно должен думать о себе. - Гома снова положила свою руку на плечо Ру. Это было то, что один коллега сделал бы для другого, сказала она себе, жест эмоциональной поддержки, который не имел ничего общего с их общей историей.

- Со мной все в порядке. Но у меня было небольшое обезвоживание. Я не осознавал этого до сих пор.

Пока происходил этот обмен репликами, две старшие слонихи подошли ближе, проверяя своими хоботами, как поднимается и опускается грудная клетка Агриппы. Это было так, как если бы они нуждались в подтверждении того, что их матриарх еще не сделала свой последний вдох, в последний раз втянув воздух этого чуждого мира в свои легкие.

- Они знают, - сказала Гома.

- Конечно.

Из всех животных только слоны обладали утонченным пониманием смерти. Они знали разницу между дыханием и костями. У них были свои собственные обычаи скорби и воспоминаний. Не раз Гома ловила себя на том, что задается вопросом, не именно ли это предчувствие смертности побудило слонов сделать следующий шаг по лестнице познания, ступень, ведущую к языку и чувству. Познать смерть - значит познать время, познать прошлое и будущее. Большинство существ были полностью привязаны к настоящему моменту, блаженные пленники вечно движущегося сейчас. Им были знакомы голод или гнев, удовлетворение или похоть, но они не знали сомнений, тоски или сожаления.

Слоны знали, что их завтрашние дни не бесконечны, что каждый день - это подарок. В этом осознании заключалось как их величие, так и их трагедия.

Ру нельзя было уговорить оставить свое дежурство больше чем на несколько минут, необходимых для того, чтобы сходить в кусты и облегчить мочевой пузырь. На обратном пути он остановился у своей коляски, вымыл руки, лицо и волосы и смахнул пыль с глаз. Он снова наполнил переносные фляжки для воды и нашел дополнительные пайки, спрятанные в забытом отделении. Когда солнце зашло, они поправили одеяла.

Ру был прав, решила Гома. Через два часа даже она заметила, что дыхание Агриппы ухудшилось.

Это знание передалось и другим слонам. Следующие по старшинству самки Альфа-стада, Арпана и Агуэда, похоже, взяли на себя роль матрон у смертного одра, подводя других слонов к своему матриарху и следя за тем, чтобы никто не задерживался за счет другого. Даже молодые слоны выглядели более мрачными по настроению, чем когда прибыла Гома. Армистед, слоненок-самец, который чуть не сбил ее с ног, подражал прикосновениям хоботом старших животных. Возможно, он понимал значение этого события не больше, чем человеческий ребенок понимает более глубокий смысл человеческих похорон, но Гома не мог не быть тронут чувством общего участия в церемонии. Ру был прав. Они знали.

О чем мы только думали? - Гома удивилась про себя. - Почему мы вообще подумали, что слоны должны быть больше похожи на нас и меньше на самих себя?

Вскоре пробил час Агриппы. Они снова и снова перекладывали одеяла, но в течение дня ее дыхание становилось все менее различимым, реакция глаз ослабевала, туловище почти не двигалось. Они продолжили свое лечение, протирая губкой ее кожу и глаза, предлагая, насколько могли, утешение нежным прикосновением своих рук. До того момента, когда Ру сказал: - Она умерла.

Гома тоже чувствовала это, но у нее не хватило смелости сказать об этом, опасаясь, что озвучивания ее подозрений может оказаться достаточно, чтобы они стали реальностью.

- Да, это так.

Ру не мог перестать водить губкой по морде Агриппы. Поддавшись тому же порыву, Гома снова сдвинула одеяла. Не было ни судорожного последнего вздоха, ни очевидного признака ухода жизни. Это просто произошло, так же неуклонно и бесповоротно, как движение солнца.

Но она заметила перемену в поведении других слонов. Движения хоботов становились все более отчаянными. Теперь они трогали и подталкивали ее хоботами и ногами, демонстрируя силу, которая для человеческих чувств казалась почти неприличной. Это было так, как если бы они разозлились на то, что она сделала, и хотели отругать ее, чтобы вернуть к жизни. Они знают, - снова подумала она. - Они знают, но не до конца понимают. На это потребуется время.

- Спасибо, - сказал Ру, и на мгновение Гоме показалось, что его слова были обращены к матриарху. Затем Ру добавил: - Я хотел, чтобы ты была здесь. Я надеялся, что ты придешь, но не был уверен, что ты придешь.