— Я уже понял что облажался! Просто тогда это казалось проще всего — сидеть и нихрена не делать! Просто, как оказалось, именно это у меня получается хуже всего.
— Вот так сюрприз, — саркастично отметил Хагоромо, после чего надолго замолчал, обдумывая сказанное.
Наконец, по прошествии времени, Ооцуцуки медленно произнёс, словно бы опасаясь что сказанные слова могут набросится на него при первом же удобном случае.
— А что если пойти от обратного?
— О чём это ты? — взгляд серебряных глаз, с едва заметным зеленоватым отливом вперился в него словно гарпун.
— Ты хотел реализовать своё знание будущего, однако столь сильно повлиял на настоящее, что это стало едва ли возможно. Попытка вернуть всё на круги своя успехом не увенчалась, — тихий скрип клыков был ему ответом, — Но если сделать всё в точности наоборот? Внести ещё больше сумятицы? Переписать Книгу Судьбы с первой же страницы?
— Риски будут слишком велики. Твоя Мать сильна, и я не уверен что смогу победить её, а Я…
Тут перев взором Хагоромо возникла причудливая картина — протяжённый горный хребет, сплошь заросший деревьями таких размеров, что некоторые из них могли потягаться высотой со скалами, корни же этих исполинов простирались на многие десятки километров вглубь планеты, вплоть до самой мантии, где жадно питались её жаром и минералами.
По этим джунглям, визжа, хрипя, скуля, воя, рыча и вопя носились тысячи, нет десятки тысяч живых существ. Столь причудливых, что одного взгляда на них было достаточно чтобы понять, что они просто не могли появиться на свет в этом мире.
Огромные сороконожки длиной в несколько десятков метров, каждый сегмент тела которых парил отдельно от других, соединённый с остальными лишь изредка проскальзывающими цепями голубоватых разрядов.
Живые гуманоидные растения — проживающие прямо в телах своих Старших Братьев и Сестёр, чьи общины раскинулись по всему хребту.
Крохотные комки живого света, то и дело стайками снующие меж крон исполинских деревьев, и жадно улавливая и кормясь светом далёкого светила.
Гигантские животные, всех видов и форм, бродящие средь Леса, и сотрясающие своей поступью основания скал и их меньшие браться, что смиренно отступали при каждом их появлении.
Каменные Великаны, бродящие по редким скалистым отрогам, что не поросли травой и зеленью, жадно вгрызались в твёрдую породу, приобщая её к своему телу и становясь ещё чуть ближе к Небу.
Крохотные создания, чьи гуманоидные тельца укрывали разноцветные перья, а на спине трепетала пара невесомых крылышек. Они носились по всему Лесу и жадно припадали к каждому цветку, да бы насытиться его нектаром. Иногда с пронзительным писком и хрустом полых костей погибая, попав в плена мускулистых лепестков хищных растений.
И так куда не глянь. Жизнь в прежде мёртвых заснеженных горах била ключом, но цепкий взгляд Мудреца Шести путей тут же заметил неладное. В этом круговороте не было места Смерти. Её словно бы навсегда вычеркнули из этого места. Каждое убитое существо, каждый сломанный стебель, в мгновение ока ассимилировался другим организмом, не умирая, но сливаясь с ним, запуская новый виток эволюции и бесконтрольных мутаций. За одну минуту в этом Зелёном Аду могли родиться и зачахнуть сотни новых видов, и так без конца! Ужасающая в своей первобытной жестокости картина… пленяла. Мир в котором нет места Смерти, где каждое существо лишь становиться неотъемлемой частью своего убийцы, давая ему силу и неизменно преображая его по своему подобию, создавая нечто новое — уникальное. Бесконечная бойня — гонка эволюции ускоренная в миллиарды раз. И что впечатляло больше всего — творец этого места стоял сейчас перед ним.
— Это… — Хагоромо не находил слов дабы передать всю глубину своего восхищения, и вместе с тем ту бездну ужаса, которая настигла его, когда он осознал что же ему показали, — Это… не должно вырваться наружу. Если подобное произойдет… они пожрут всё и вся на своём пути.
— Этого не будет, — спокойно ответил ему Кагуя, — Я позаботился. У них теперь свой Мир, не самый большой, но им и много и не надо, так что о вторжениях не беспокойся. Кончено, с этой стороны попасть туда всё ещё реально, но только местным — им подобного на светит.
— Зачем это? — Ооцуцуки не мог не задать этот вопрос.
— Что бы было, — просто ответил аловолосый, — Вот его не было, а теперь есть. Здоров ведь!
— Опасно.
— Да ну тебя! — обиженно всплеснув руками, пробурчал Кагуя, — Существование не может быть опасным, оно само по себе благо, потому, если есть возможность, надо попытаться сохранить существующее — ведь если бы в Небытие был какой-то тайный и сокровенный смысл, то ничего бы и не было. Но всё наоборот. Вот и я сохранил. Тот дурак столько силы нахапал, столько создал! Да лишь ради собственных, откровенно говоря, жалких амбиций, да сделал он на тяп-ляп, не спорю, но просто взять и разрушить? Свести на нет? Никогда! Единственный вариант уничтожения который я и Жизнь приемлет — это когда уничтоженное идёт на благо создающемуся. По другому — нельзя. Это неправильно. Хорошее надо приумножать.
— И ты приумножил, — растерянно протянул Хорогомо, вглядываясь в чащу Леса.
— Ну ещё скажи что не нравится?
— Нравится, — даже не думал отнекиваться Мудрец, — Ничего прекраснее не видел за всю свою жизнь. А это… радуга? Живая?
— Нет. Птица такая. Преобразует часть солнечного излучения, разбивая его на спектр, а остатки отражаются от перьев и чешуи.
Причём летает она только над полями с особенными цветами. Вон теми — с кривыми, волнообразными лепестками.
— Чьи бутоны парят над землёй?
— Ага. Им такой спектр излучения на пользу идёт — быстрее растут, а птица кормиться их нектаром. Правда, когда она постареет, а её свет совсем ослабнет, они уже не разомкнутся, и она умрёт от голода, поскольку не способна питаться ни чем иным.
— То есть её вид обречён на вымирание?
— Скорее всего, — безразлично пожал плечами Кагуя, — Шансов на выживание и них не много.
— И тебе совсем не жаль?
— А должно быть?
— Её полёт… Когда её крылья преломляют свет, я вижу столько красок. Словно бы вся палитра мира, дождём пролилась на землю. Я смотрю как она делает взмах и думаю, что уже увидел всё, но стоит ей ещё раз опустить крыло — как я вновь открываю для себя новые оттенки. Она показала мне настоящее чудо, и факт того, что её вид обязан сгинуть просто потому, что недостаточно жесток для созданного тобой Мира — не справделив.
— Хех… Я уже говорил — справедливость не является одним из непреложных законов Вселенной. Это понятие — всего лишь порождение потаенной мечты всякого существа получить хоть какую-то награду за свои истинные и мнимые достоинства, не более того.
— И всё равно мне её жаль, — не отрывая глаз от всё скорее удаляющейся разноцветной кометы, прошептал Ооцуцуки.
— Мне, не поверишь, тоже.
— Тогда почему?
— Хм, просто мне равно так же жаль миллионы прочих чудесных созданий, что не появятся на этот свет, если я сейчас вмешаюсь и не дам ей умереть. В этом-то вся ирония.
В последний раз взглянув на непостижимое творение чужих рук, Хагоромо с трудом отвел взгляд в сторону и спросил:
— Зачем ты показал мне это?
— Похвастаться хотел, — словно бы это было само собой разумеющимся, ответил Кагуя, — Ну и показать, что в моём случае лекарство определённо будет хуже болезни. Я не могу уничтожить не создав. Не не хочу, а именно не могу. Это противно самой моей природе, а против неё не попрёшь. Поэтому-то сражаться с твоей Матерью должен не Я, а я. Не Сущность, но человек, ну или что-то на него отдалённо похожее, это не так важно! Главное что бы не Я. А то, сам видишь, из этого придурка получился неплохой, по моим меркам, Мирок. А Кагуя на порядок его сильнее, шутка ли — сожрать Зерно Нерождённого Мира. И ведь не то чтобы это давало ей какие-то преимущества передо мной, скорее уж наоборот. Весь нереализованный потенциал такого Семени будет взывать ко мне с одной лишь целью — помочь ему прорасти, и уж будь уверен, я в стороне не останусь, это ведь даже словами не описать — помочь родиться целому Миру, направлять его Развитие, кроить его Лик и Суть! Какой творец откажется⁈