В зале воцарилась абсолютная тишина. Казалось сам мир застыл, не в силах поверить в значение произнесённых слов, однако через секунду события сорвались с места, словно стая гончих псов. Раздались первые крики, кто-то возмущался, иные спорили, третьи выражали поддержку, и только Глава Клана Учиха хохотал. В голос, даже не думая хоть как-то себя сдерживать. Он хохотал, понимая, что все те кто списали его Клан со счетов, все кто решил что место Хокаге уже их, только руку протяни, теперь обречены на провал!

Кагуя — как много в этом слове. Ненависть, сила, жестокость, история… и власть. Казалось бы — один Клан пусть и Основатель, имеющий под собой две вассальные семьи — и что с того? Позиция тех же Сарутоби куда как крепче, да и альянс Ино-Шика-Чо всё так же силён, а с Хьюга и вовсе идёт паритет, но… вся эта система мер и противовесов распадается на куски всего от двух слов — Тэкеши Кагуя.

В своём Клане он сам Дайме и Ками в одном лике, это ни для кого не секрет, вот только и за его пределами его имя внушает страх и благоговение. Если среди кандидатов будет это Древнее Чудовище, то иные варианты просто поблекнут и растворятся на его фоне, ведь как не погляди, выбери они кого-то другого и их просто не поймут — никто, даже собственные соклановцы! Ведь это Тэкеши Кагуя! Основатель Конохи, и пусть все прочие Страны хоть своих кишки сожрут отрицая это — Сильнейший Шиноби, Глава влиятельнейшего и самого многочленного Клана Листа, ветеран двух Войн, тысяч битв и сотен тысяч схваток, и словно бы гвоздь в гроб — второй кого Тобирама Сенджу желал видеть на своём месте.

Что можно было противопоставить подобному? Альянсы Кланов? Хех, Сенджу давно, пусть и во многом благодаря усилиям Первого Хокаге, стали союзниками Кагуя, и выбирая между Сарутоби и Повелителями Костей, те не станут колебаться. Да — столь сильного влияния как на первых у них никогда не будет, но и как-либо вредить их Клану Кагуя не станут, а договориться с ними будет проще и куда спокойнее, чем ссориться.

Та же ситуация и с Узумаки. Да, официально этот Клан в состав Конохи не входит и числится как союзная Какурезато, но только конченный идиот мог бы подумать, что Аловолосые Демоны ни как не влияют на политику Листа. И кандидатура Тэкеши Кагуи их более чем устроит. Кровный родич, повязанный ещё и браком, чьи дети, с алыми волосами, имеют все шансы когда-нибудь занять место своего отца и возглавить Деревню. Нет, Водоворот ни за что не упустит такой шанс.

И вот, после недолгих подсчётов на стороне Кагуя уже Клан Основатель, его вассалы и Главный союзник Конохи. Как не крути, единственное что могут противопоставить этому собравшиеся — ряд крайне неудобных для Повелителей Костей Законов, в особенности один, что словно бы специально придуман именно для того чтобы никогда не дать им взять власть в свои руки. Но… Макото не мог сказать что хорошо знает Тэкеши-сама, однако его репутация и деяния повествуют о том, что этот Монстр не стал бы действовать, если бы не был уверен в своей победе. Что ж, в любом случае для Учих расклад не сильно поменялся, разве что победитель теперь стал куда более явным, а значит откладывать этот вопрос более не имеет смысла, ведь если верить словам Такеши-сана — его Отец прибудет в Коноху уже через три дня.

Тихий гул впаянного в низкий потолок светильника, единственное что отделяло его от полной тишины. Странное приспособление, что по приказу Второго Хокаге доставили откуда-то из Страны Железа лишь для того чтобы лишить узников подземных темниц Листа даже крохотной возможности на… не спасение, но контроля.

Каменный мешок, три на два метра, в который его поместили, был почти пуст. Узкая кровать, впаянная прямо в стену, небольшой стол, опять же буквально являющийся продолжением его тюрьмы, и стул — прикрученный к полу, вот всё чем ему дозволялось владеть. Ни окон, ни решёток — одни вход, он же и выход. Через узкий лаз вентиляции нельзя было просунуть даже кончик ногтя, стальная дверь, что как и стены была дополнительна усилена фуин, имела лишь небольшое окно для передачи еды, и то, хитрый механизм мгновенно захлопывал узкий проём, стоило его открыть с другой стороны — достаточно что бы передать пищу, но вот увидеть хотя бы отблеск коридоров — нереально.

Освящение, как уже было сказано, являлось полностью искусственным и не просто так. Встроенные в стены печати постоянно вытягивали из узников чакру, а потому ни одна печать или техника внутри казематов долго бы не продержалась, а вот с механизмами таких проблем не было.

Помимо постоянного нахождения на грани чакро-истощения, заключённого ждала и иная пытка — изоляция. С ним никто не говорил, к нему никого не подпускали, охрана, казалось, просто игнорировала факт его существования и несла караул рядом с пустой камерой!

Поначалу это казалось благом. Когда его только доставили сюда, и ежечасно водили на допросы, вызнавали все подробности произошедшего, деталь за деталью вытаскивая всё о самом роковом дне в его жизни на поверхность, Данзо с радостью возвращался обратно в камеру, позволяя истерзанному разуму забыться в этой тишине. Потом стало хуже. Его не пытали, но это было и без надобности: Яманака, с их проклятыми ментальными техниками, Учихи с их ужасающими глазами, Кагуя что планомерно читали его чувства как открытую книгу! Его, раз за разом, проводили через этот ад, пытаясь найти ещё хотя бы крупицу информации, выявить хоть одну зацепку указывающую на то… на то… Ничего они так и не нашли. Юный Шимура понял это, когда его в очередной раз, в беспамятстве, истощённого, на грани горячки, доставили в камеру и с тех пор так и не беспокоили.

Находясь в полной изоляции, Данзо мог только догадываться какая участь его теперь ожидает — казнь? Тюрьма? Изгнание? Последнее вряд ли. Не станет Совет Кланов так рисковать, и отпускать кого-то вроде него на свободу, даже если вина так и не была доказана — он бы не стал. Впрочем, собственная участь быстро перестала его волновать. Сложно горевать о скорой погибели, когда не испытываешь к себе ничего кроме презрения и ненависти. Ооо~, если бы его палачи хоть на мгновение дали бы ему в руки кунай, он бы и сам свёл счёты с жизнью, но те всегда были на стороже, а иные попытки были обречены на провал — за ним следили, в этом Данзо не сомневался ни на мгновение, и любые варианты воздать себе по заслугам тут же бы пресекли.

Однако, словно в насмешку, вскоре всё в очередной раз стало хуже. На смену апатии и мыслям о смерти, пришли видения. Тот злополучный день являлся ему в кошмарах, стоило лишь на мгновение прикрыть глаза, снова и снова. Вот только каждый раз картина неизменно менялась. Черты лиц, место действия, последовательность событий, походили на восковую свечу, что прогорала тем быстрее, чем больше он концентрировался на ней. Его воспоминания деформировались, оплывали, обнажая то, что до этого было скрыто под пеленой наваждения.

Спустя пару дней, а может и неделю, Данзо наконец вспомнил. Он всё вспомнил! И именно тогда, впервые за долгое время, в его глазах разгорелось пламя решительности. Юный шиноби понимал — риск того, что его просто обманули велик как никогда, но сердце отказывалось признавать доводы разума. Те дни, когда он был полностью убеждён в том, что повинен в смерти своего учителя и его брата, были худшими в его жизни. Теперь изменилось немногое, но в этой версии он боролся! Сопротивлялся как мог! Он пытался хоть что-то изменить, а не шёл на заклание как овца! Это знание придавало сил и заставляло его вновь цепляться за жизнь. Не ради себя, но ради Сенсея, ради его жертвы… и мести за его смерть!

Поставив перед собой цель, и поклявшись, во чтобы то ни стало, достигнуть её, Данзо вновь стал похожим на себя. Еду, от которой он прежде неизменно отказывался, он сметал почти не жуя и не чувствуя вкуса, физические тренировки, которые забросил, — возобновились с утроенным усердием, но главное теперь он думал — не пялился часами в стену, жалея себя и мечтая со всем поскорее покончить, но неизменно размышлял о том, как ему выбраться от сюда и сдержать данное самому себе слово.