— К чему всё это, брат?

— Ты сам меня позвал! — преувеличенно возмущённо воскликнул Хаширама, плавно выходя из-за полога, где скрывался всего мгновение назад.

— Для этого достаточно было просто войти в палатку, а не пытаться скрытно проникнуть в Главный Штаб Западной Армии.

— Да брось ты, просто решил освежить навыки. А то мои ребята тренируются без продыху, а я просто сижу и смотрю на них. Не дело это.

— Не дело, — согласился младший, педантично убирая документы с рабочего стола, — Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.

— С тобой что-то случилось? — Хаширама тут же почувствовал резко сменившийся настрой брата.

— Ничего с чем я бы не мог справиться сам, однако у тебя есть возможность помочь мне.

— Всё что в моих силах.

— Хорошо, — медленно, тщательно подбирая каждое слово, Тобирама начал излагать свою просьбу, — Песок сделал свой ход. Сейчас они уже должны были пересечь границы Страны Дождя, а значит не позднее чем через два дня перейдут в полномасштабное наступление.

— Значит они всё же решились, — тихо прошептал Хаширама, — А Биджу…

— Джинчурики Однохвостого с ними, как и Второй Казекаге. Страна Ветра явно планирует молниеносно продавить нашу оборону и постарается взять под свой контроль все западные провинции.

— Им не удастся их удержать, — уверенно заявил Хаширама, и тут же добавил, — Но этого и не требуется.

— Верно. Облако уже начало наращивать силы на своих границах, якобы для предотвращения возможной агрессии со стороны Тумана и Песка. Камень молчит, но это ничего не значит. Если Песку удастся продавить наши рубежи, то начало новой Мировой Войны неизбежно.

До хруста сжав кулаки, Первый Хокаге горько усмехнулся:

— Я провалился. Опять.

— Ты дал нам почти тридцать лет мира, — возразил ему Тобирама, — Это не то от чего можно просто отмахнуться.

— Может быть ты и прав, но… Впрочем неважно. Ты сказал — нужна моя помощь. В чём конкретно?

— Я хочу что бы ты вернулся в Коноху, — серьёзно проговорил Сенджу.

— Что⁈ Никогда!

— Хаширама…

— Я не сбегу! Не брошу своих соотечественников и учеников!

— Ты никого не бросаешь, — спокойно возразил ему Тобирама, — Если вдруг нам не удастся отбросить пустынников обратно и мы увязнем в затяжных боях, я не смогу выполнять обязанности Хокаге. И тогда Деревне будет необходим лидер. Тот кто сможет взять бразды правления на себя. И нет никого кто подходил бы на эту роль лучше, чем ты.

— Я даже не шиноби, какой из меня Каге⁈

— Это ничего не значит. У тебя есть твой опыт и мудрость, любовь людей и их вера.

— Да, — вдруг глухо откликнулся Хаширама, — Мне верили. Верили моим словам, когда я обещал людям Мир. А что по итогу? Я ничего не добился! Всё что я когда-либо сделал обратилось в прах! Сгинуло, не оставив после себя ничего!

— Это не…

— Всё так!!! Я больше всех желал Мира и Блага, но сделал для их достижения меньше чем кто бы то ни было.

— Абсурд. Ты основал Коноху, примирил враждующие кланы, ты достиг того что другим и не снилось, ты…

— Я? Моих заслуг в том чуть. Я просто… был. А всё это, есть результат труда многих других людей, но в одном ты прав — их дела пройдут сквозь века, а что сделал я? Я — Первый Хокаге, что ни разу не защищал имя своей Деревни и Страны. Я — желавший Мира и развязавший самые страшные войны за всю историю человечества.

— Брат…

— Не надо. Я понимаю что ты делаешь… брат, но и ты пойми — возможно это мой последний шанс сделать хоть что-то во имя Конохи и жителей Страны Огня, и я от него не откажусь.

Сказав это Первый Хокаге ушёл, больше не проронив ни слова, а Тобирама лишь обессилено откинулся на спинку своего кресла.

Глупо было рассчитывать на другой исход. Он знал это, как знал своего брата, но всё же рискнул и теперь всё стало на порядок хуже. Чтож, единственное что ему теперь остаётся так это убедиться, что его брат вернётся домой. Чего бы это не стоило.

Мой взгляд медленно скользил с одного изувеченного тела на другое, методично подмечая с какой сноровкой были вскрыты животы, как ловко неизвестные связали меж собой кишки своих жертв и сколь поразительно ровно выложили из них огромный круг.

С не меньшим любопытством я вглядывался в вывернутые наизнанку руки, с отрезанными запястьями, что крюками пришивались к голеням других несчастных, и так, друг за другом, длинной вереницей, из одного конца дьявольского круга в другой, постепенно образуя треугольник.

Но этого нападавшим было недостаточно. У каждой вершины перевёрнутой пирамиды и в серединах образующихся из её сторон полукруга, на деревянных столбах были распяты ещё шесть тел.

Понять что именно с ними сделали не представлялось возможным. Разложение и тучи трупных мух уже начали своё дело, но точно ясно было одно — кожу с них сняли ещё в начале. Единственный вопрос на который я не нашёл ответа был:

— Почему вы не сказали, что из тел нападавшие выложили символ Джашина?

— Простите, Тэкеши-доно, — зажимая рот и нос, а от того сильно картавя, откликнулся Наследник Сарутоби, — Мы не знали что это чей-то знак.

— Может быть и так. Теперь знаете.

— Это что-то значит, Тэкеши-доно? — вклинилась в разговор черноволосая девчонка, что явно позеленела. Хотя не мудрено — смрад стоял жуткий.

— Да, а именно тот факт, что дело резко приняло дурной оборот.

Безымянные Горы никогда не были приветливы к чужакам — пологие склоны, крутые обрывы, исчезающие в бесконечных буранах тропы и частые лавины принесли этому месту дурную славу. Поговаривают даже, что в этих краях живут демоны, чья кожа белая словно снег, глаза сияют подобно льду, а когти остры как бритвы, и нет для них ничего желаннее нежели чем вкусить человеческой плоти!

Люди всегда любили овеществлять свои страхи, придавая зыбким и неясным образам, терзающим их разум тёмными ночами, ясные и чёткие очертания, словно бы надеясь, что заимев форму, страх потеряет над ними власть. Опасное заблуждение. Страх — самый крепкий клей. Пока боишься, принадлежишь тому, что тебя напугало полностью, без остатка, и никуда от него не уйдешь, хоть в сотню понятных тебе образов его облики, придумай тысячу и одно разумное объяснение твоему ужасу — всё это бесполезно до тех самых пор, пока ты не поймёшь, что на самом деле у страха всего одно лицо, и тысяча масок, которые ты сам, своей щедрой рукой, на него цепляешь. Ведь все страхи, как не посмотри, это страх смерти. Больше бояться просто нечего. Но человеку так страшно даже бояться смерти, что он старается найти посредника. Говорит себе: я просто боюсь высоты, или воды, или больших собак, или наказания, или боли. Неважно чего, лишь бы не думать лишний раз о смерти. И если смотреть с этой стороны, то очень быстро приходит осознание, что страх есть нормальное человеческое чувство… Возможно, самое нормальное и самое человеческое.

— Он здесь ни как не меньше трёх дней лежит. По самую макушку замести успело, — чуть слышно произнёс тёмный силуэт, едва различимый в бушующем снежном аду.

— А может всего час, — возразил ему второй, чуть глуше и громче, — В такую пургу и этого с лихвой бы хватило.

— Н-неважно, — не сумев унять дрожь откликнулась третья, куда более хрупкая и изящная фигура, — Г-главное он точно из Оджи. У юк-каты крой деревенский, г-грубый. М-мы, на правильном п-пути, верно же, Т-тэкеши-сан?

Четвёртый силуэт, возвышающийся над всеми остальными почти на три головы ничего не ответил, продолжая всматриваться в покрытый толстой ледяной коркой снежный настил, в холодных объятиях которого нашёл своё последнее пристанище какой-то счастливчик. Да, именно счастливчик, почему-то иначе воспринимать его у Главы Клана Кагуя не получалось, и это настораживало.

С тех самых пор как его отряд пересёк бескрайние поля Страны Горячих Источников и оказался у подножия этих снежных вершин, его всё ни как не покидало чувство… чувство. Не какое-то конкретное, овеществлённое, но вполне реальное и явно чем-то навеянное. И это настораживало вдвойне.