— Прошу прощения, господин. Я не хотела, — вновь пытаюсь извиниться за своё столкновение с ним, ощущая, как щёки предательски краснеют.

— Я прощу, только если Вы подарите мне танец, — говорит он бархатным голосом. Таким, что сначала я слушаю его мелодику, а лишь потом разбираю слова.

— Да, — вновь с запинкой говорю я. — Конечно.

Ощущаю себя просто невероятной идиоткой, из головы которой просто исчезли все мысли, кроме тех, которые продолжают виться вокруг него. Мужчина галантно протягивает мне руку для того, чтобы вывести в центр зала, и я за неё цепляюсь, видя, как чувственная улыбка трогает его губы.

Надеюсь, он мне простит такое поведение. Хотя он явно должен быть в курсе того, как влияет на молодых девушек вся его фигура.

Он выводит меня в центр зала и мягко берёт за талию. Я чувствую тепло его ладоней и жалею, что на мне корсет, который усугубляет положение и нехватку воздуха. Мужчина под начавшуюся мелодию начинает вести меня в танце, и я с удивлением понимаю, что не совершаю ни единой ошибки в движениях. Рядом с ним мои ноги буквально отрываются от пола, пока он кружит меня, словно пушинку.

Вокруг шелестят платья других танцующих дам. Его руки внезапно исчезают с моей талии, и я ощущаю это так отчётливо, будто в тот момент меня лишают последней крупицы тепла. Теперь мы обходим друг друга, едва касаясь ладонями. Я ощущаю на своей коже его взгляд — ласкающий, словно дорогой шёлк. Потом мы снова кружимся, и в моей голове мелькает мысль, от которой меня обдаёт жаром.

Этот мужчина заплатил за меня миллион триста тысяч таллинов. Он отдал эти деньги за мою свободу, а я, глупая, желаю, наоборот, оказаться в его плену.

Запах хвои и свежести после дождя настолько сильно впитываются в моё тело, что окутывают меня плотным коконом. Мы кружимся, кружимся и кружимся, пока мелодия не обрывается, а моё сердце не пропускает удар.

— Благодарю Вас за танец, прекрасная незнакомка, — мужчина целует мою руку, и я впервые желаю взмолиться прямо здесь, прося его обменять свою свободу на…

На что?

Мои глупые мечты разбиваются об осознание: я ведь его абсолютно не знаю. Меня к нему невероятно тянет, он завораживает меня, но…

Он заплатил за мою свободу, а не за моё тело. Я должна с благодарностью принять его дар и исчезнуть из его жизни. Ни больше, ни меньше.

— Госпожа, — не замечаю, как рядом со мной появляется слуга в маске и склоняется к моему уху. — Вас дожидается посыльный в саду.

— Хорошо, я сейчас иду, — говорю я слуге, бросая последний взгляд на мужчину.

Он улыбается мне уголками губ и кивает, будто позволяет мне уйти. Я вдруг осознаю, что не знаю его имени. Но представляться уже поздно…

— Спасибо Вам, — говорю я от чистого сердца, последний раз смотря в его глаза.

— Удачи, — шепчет он мне одними губами, а после я, с ужасным грузом на душе, следую прочь из зала следом за слугой, ощущая подступающие к глазам слёзы.

И понимаю, что какой-то частью моей души этот мужчина уже завладел. Навсегда.

***

— Госпожа? Всё в порядке? — интересуется слуга, когда мы идём по пустому коридору, а я на ходу пытаюсь вытереть влагу из кончиков глаз. С маской это получается крайне плохо, но я не сдаюсь, чувствуя себя ужасно.

Дура, дура, дура!

Он выкупил меня, сделал добрый жест, помог мне, а я…

О великая Ночь, что со мной вообще происходит?

— Всё в порядке, — отвечаю я.

Позже, видя недоверчивый взгляд слуги, добавляю:

— Правда. Всё хорошо. Просто не верится, что я это смогла совершить.

Парень (по крайней мере я так думаю, что это молодой юноша) ободряюще улыбается мне тёплой улыбкой:

— Вы молодец. Осталось ещё чуть-чуть. Потерпите, и этот ад через пятнадцать минут закончится.

Мне вдруг становится интересно, знает ли он кому помогает, но спрашивать слугу я об этом не решаюсь. Мало ли кто мог подслушивать наш разговор, спрятавшись в многочисленных комнатках для прислуги, которые мы минимум, идя по коридору?

Возле одной из дверей мы останавливаемся, и слуга тихо мне шепчет:

— Заходите внутрь. Переодевайтесь — сменная одежда уже лежит в корзине. Поменяйте всё, кроме маски. Она должна остаться на Вас. У нас есть пара минут.

— Хорошо.

Внутри этой комнатки прислуги также пахнет всё теми же травами и чесноком. Интересно, зачем нужны эти обереги?

Я начинаю раздеваться и вдруг понимаю, что никогда не носила корсетов и просто не умею их самостоятельно расшнуровывать. Заливаясь краской, выглядываю за дверь, где меня ждёт слуга, и смущённо говорю:

— У меня проблема.

Парень, который уж было привалился к стене в ожидании меня, взволнованно подходит к двери.

— Что такое? Нет одежды?

— Нет, не в этом дело, — ещё больше смущаясь, говорю я.

— Тогда что случилось? — не понимает он.

— Я… я н-никогда не носила корсетов. И я не могу… н-не могу его расстегнуть, — заикаясь, выдаю я.

Парень выдыхает и на его лице появляется ободряющая полуулыбка.

— Не переживай, я тебе помогу. И не бойся, я не буду потом подглядывать или приставать. Только помощь.

Я пропускаю его в комнату и отворачиваюсь к стене. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я не выдержу и свалюсь в обморок от переизбытка чувств.

Руки слуги начинают проворно расшнуровывать завязки на платье.

— Ей, ты только дыши, хорошо? Всё в порядке. С кем не бывает.

Он пытается отвлечь меня от удушающих мыслей. Сама не понимаю, как быстро мы перешли на «ты».

— Со мной такое впервые, — сглатываю я, решая вытаскивать камни из причёски. — А ты…

— У меня две сестры, — судя по его голосу, он улыбается. — Одной девятнадцать, она старше меня на два года. Второй пятнадцать, и я часто шнурую ей все эти глупые рюшки, когда они выходят в свет. Моя семья не столь бедна, как храмовые мыши, поэтому один выход для неё в несколько месяцев мы можем себе позволить. К тому же, слугам поместья хорошо платят.

— Ты служишь графине? — спрашиваю, придерживая одной рукой платье, чтобы то не соскользнуло на пол. Оборачиваюсь и вижу, что слуга уже отвернулся, старательно не глядя в мою сторону.

— Нет, я служу герцогу. И приехал на этот приём вместе с его свитой.

Слыша слово «герцог», я замираю, забывая про более простое платье, в которое переодевалась.

— Герцогу Ердину? — в моей голове всплывает его фамилия, хотя ничего больше я вспомнить про него не могу.

— Именно ему. Ты готова?

— Почти.

Пышное платье с бала я кладу в корзину, откуда взяла сменную одежду и тёмный тёплый плащ, который я уже накинула на свои плечи. На бёдра вешаю ремень, а на него мешочек, который также лежал в корзине. Даже не раскрывая его, я понимаю, что я нём лежат монеты, гребень и что-то ещё, что я не могу определить на ощупь.

Мои распущенные каштановые волосы волнами спадают по плечам, когда я вытаскиваю из причёски последнюю заколку и кладу её в холщовый мешочек рядом с камнями, вынутыми из причёски. Я выбрала их всех до единого. Чужое богатство мне не нужно.

Помня его наставление, маску я оставляю на лице.

— Я готова.

— Отлично.

Мы выходим из комнатки, плотно закрыв за собой дверь, и довольно быстро выходим из здания усадьбы в тихий сад, на котором мягким покрывалом лежат ночная тьма и свежесть вечерней прохлады. На заднем дворе уже у самых ворот нас ожидают вороной жеребец вместе с солдатом в кожаной броне. У солдата коротко подстриженные тёмные волосы, прямой нос и орлиный взгляд. Слуга обменивается с ним паролями, а после передаёт меня солдату.

— Это Рейнольд. Он отвезёт тебя в столицу, в храм Пяти.

Я киваю Рейнольду, и тот неожиданно говорит мне:

— Зови меня просто Рей.

— Хорошо.

Слуга исчезает в темноте сада, а Рей в одно мгновение берёт меня за талию и поднимает в воздух, сажая верхом на могучего коня. Даёт мне в руки поводья и мягко гладит животное по голове, успокаивая и давая ему привыкнуть ко мне. Затем Рей взлетает в седло за мной, и я передаю ему поводья коня. Он пятками пришпоривает коня, разворачивая его к воротам, и мы срываемся с места, уносясь прямо в чёрную ночь.