— Благодарю, дитя, — легонько дёрнув уголками губ, ответила свекровь — Мне тоже всё очень и очень нравится. Потрясающий наряд.

Особым каким — то движением прижав пальцами складки платья так, что подол слегка приподнялся вверх, обнажив лишь край простенькой туфельки из тех, что удалось купить по мерке в Призоне, гостья спустилась вниз, не потревожив ни одной ступеньки легкими, танцующими шагами.

Эмелине Ланнфель, всегда топающей аки упитанный цирковой конь, и задирающей юбки так, как это делала, ну скажем, Тина или любая дворовая девка, прыгающая через лужу, опять стало неудобно.

«И ходит Анелла, ровно птичка прыгает, — невесело подумала она — Мне такому никогда не выучиться! Всё безнадежно. Этому с младости учат, а не в мои годы… Ох, вот так присмотрится Приезжий получше, да и пошлет меня куда подале! На что я ему, такая корова…»

Между тем, превеселая гостья, приблизившись, обвела довольным, изумрудным взглядом присутствующих.

Нежные, успокаивающие взоры достались надувшему щеки, изо всех сил старающемуся не загоготать сыну и мучающейся от надуманного стыда невестке.

Но, если на детей поглядела Анелла именно любя, искренне извиняясь за нарушение обещания, то на опешившем от неожиданности папаше Бильере остановилась, сузив прекрасные, яркие зрачки мутными, звериными щелками.

— Льерд Бильер? — повторила вопрос, аккуратно сложив руки и сцепив пальцы — Я права?

Вольник шумно выдохнул. Наконец — то справившись с желанием повеселиться и отделавшись лёгким кашлем, взял себя в руки.

— Отец, — обратившись к тестю, вполголоса произнес — Хочу представить вам нашу неожиданную гостью. Аннелиза Ланнфель. Моя мать.

Папаша Бильер, громко «крякнув», быстро погасил зажегшиеся было шаррхом ладони, похлопав ими одна о другую:

— Я приблизительно так и понял. Что ж… Молодцы, детки! Притащили в Дом «прогульного». Да что там в Дом… Все окрестные поместья будут вам по гроб благодарны за такой «подарок». А вы, Аннелиза… Супруга бедняги Дишена Ланнфеля, верно? Я, признаться, не имел чести быть с вами в знакомстве, однако портрет ваш видел, ещё до здешнего пожара. Да и наслышан, признаться, о вас! Ну так и что? Прошлялись где — то, потом померли, а теперь явились, аки млад свет, детям в головы гадить? А ну вот… вызову заклинателя, да отправлю вас туда, куда вам и место… Сгинь, сгинь, пакость холодная!

Гостья, спокойно выслушав грубую тираду, только отмахнулась:

— Бросьте, льерд. Я даже отвечать не стану на это безобразие, дабы не упасть до вашего уровня. Полагаю, вы просто не в курсе некоторых подробностей моего исчезновения, иначе… Предлагаю присесть к столу и побеседовать в более приличном тоне. Без… «холодных пакостей» и прочих оскорблений. Думаю, наши дети прольют свет на неизвестные вам факты, поставив тем самым всё на свои места. Я же, в свою очередь, отвечу на любые, даже каверзные, вопросы. Эмелина, детка… Приглашай нас.

Младшая же Ланнфель так и сделала.

Пропустив папашу и Анеллу вперед, в широко распахнутые двери гостиной, приостановилась, обернувшись к вновь начавшему скалиться и хмыкать супругу.

— Да, да, — ехидно прошипел тот ей в ухо, склоняясь и приобнимая за талию — Эмелина, детка! Ничего вечерочек выдался, да?

— Ты почему ничего ей не сказал? — зашептала магичка, зло раздувая ноздри — Почему не уговорил⁈ Я же тебя просила, дурак такой!

— Я сказал всё ровно так, как ты и хотела, — внезапно жестко ответил льерд — Нетрудно догадаться, что Анелла решила всё по своему. Теперь закрой рот, Эмелина, детка. Пойдем поедим. Лично я здорово хочу жрать, более ничего мне пока неинтересно.

Подробный рассказ, открывший глаза папаше Бильеру и освободивший из тугой, веревочной петли задыхающуюся правду, уложился в менее, чем полчаса.

— Мда, — выслушав внимательно и не перебивая, вздохнул озадаченный пожилой маг, побарабанив пальцами по расшитой легкомысленными узорами, белой скатерти — Всё же, каков Кортрен, а… Нет, я ожидал что — то эдакое от этой сволочи… Простите, Аннелиза! От этого негодяя, но чтоб душегубство… Да и Дишен, Мир ему… Удивил, старик. Ох, удивил. Теперь далее…

Тяжело поглядев на Ланнфеля, продолжил:

— Я, сынок, отлично знал, КТО ты. Из уст твоего папаши знал, и виды имел на тебя, сам понимаешь, какие. Я, Диньер, богат. Очень богат. Многие известные Призонские льерды в сравнении со мной — обычная голытьба. Усердно трудясь всю жизнь, к моменту нынешнему я много накопил добра. И ты, наверное, догадываешься, что не всех это радует. Так вот, моему Дому нужна защита. Очень нужна. Понятно, что как только Дишен принялся плести мне про Древних Зверей и получил я тому доказательства от паскуды Кортрена… Простите, Аннелиза! Словом, так и родилась у меня мысль заполучить одного из них себе в родню. Вот я и решил привлечь тебя выгодной женитьбой. Так, а ты вроде и не против? Или… как?

Вольник откинулся на спинку стула, отер пальцы салфеткой и сжал её в кулаке.

— Нет, отец, — заявил глухо и твердо — Не против. Здесь мой Дом. Моя супруга и наследник. А уж кому за них рвать горло, мне всё одно. Вашим ли недругам, Кортрену… либо вам самому. Либо даже долбаному Саццифиру. Прошу прощения, матушка! Говорю, как есть.

— Диньер, — тихо всхлипнув, Эмелина ткнулась носом в горячее даже сквозь плотную ткань рубахи, сильное плечо — Так ты меня не бросишь? Из — за этого всего…

Больше сдерживаться она не могла.

Не обращая внимания на укоризненное ворчание отца, намертво вцепившись побелевшими пальцами в воротник рубахи крепко обнявшего её мужа и, яростно кивая на добродушные уговоры Анеллы, льерда Ланнфель залилась горючими слезами.

Вольник поднялся из — за стола, едва не повалив стул и не опрокинув посуду.

— Вы тут пообщайтесь, — предложил родителям, поудобнее устраивая на руках рыдающую супругу — Только потише. Прислуги спят уже, но мало ли… Вам, думаю, есть о чём поговорить. А я откланяюсь, с вашего позволения! У нас с супругой свои разговоры. Ну же, Эмми… прекрати реветь. Не рыдай, я сказал.

…Быстро миновав холл, и поднявшись наверх, со злостью пнул дверь в спальню.

— Эмелина, — прошептал, осторожно уложив жену в постель — Эй, Серебрянка! Чего ты воешь? Куда я тебя брошу? Спятила совсем? От тягости, что ли, мозги у тебя в кашу сварились?

Резко рванув с себя рубаху, обнажился по пояс, отбросив далеко в сторону куски ткани. Следом полетели и штаны, также превратившиеся в клочья.

Перекатив под смуглою кожей тугие, уже вполне звериные мышцы, дал ночному свету огладить проступившие по всему телу зеленоватые, плотные пластины.

— Я тебя не брошу, Эмми, — шипнул, облизнув губы раздвоенным языком, наваливаясь на жену всем телом, и легко разрывая шнуровку её платья — Просто отымею, как надо. Видимо, это единственный верный способ успокоить тебя, моя радость…

Глава 60

Упершись локтями в покрывало, Эмелина помогла супругу раздеть себя, резко поднявшись и всё ещё всхлипывая. Вздохнула глубоко и несколько нервно, когда его губы коснулись покрасневших её щек, собирая с них переливающиеся в ночном свете капельки слез.

— Миленький мой, — зашептала горячо, освобождаясь от остатков платья и прижимаясь к мужу всем телом — Я тебя, Диньер, никому не отдам! Обрыбятся все твои бабы, Приезжий! Всякие твои шлюхи… И та Саццифирова дочка приемная вместе с чёсом своим! Подметки ей драные, вшивого бродягу в постель ей, а не тебя. Ты мой! Только попробуй хоть глянуть на сторону… Убью. Ей, стерве, все космы выдеру, и с тебя семь шкур спущу. Вот так, Зверь!

Зажав коленями бедра супруги, льерд оскалился:

— Говори, говори. Эмми… Ты, как, впрочем и всегда, несёшь бред. Но именно ЭТОТ твой бред как маслом по сердцу. Он мне нравится, Серебрянка! И ты нравишься, особенно, когда лежишь передо мной голая и бредишь… Как в горячке. Вот, как сейчас. Иди ко мне.

Подсунув обе руки под спину супруги, он легко поднял с постели измученное истерикой и горящее страстью тело, послушное, ароматное и упругое, как праздничное тесто.