Не получив никаких, даже хоть немного вразумительных объяснений от мужа, не добилась льерда Ланнфель ничего также и от отца. Старик Бильер, по разумению Эмелины, и должен был что — то знать, раз уж они так дружили с покойным Ланнфелем — Старшим.

Однако, хитрый папаша сразу же пошел в отказ, заявив, что в личные дела Дишена никогда не совался и ей, своей дочери, того тоже не советует.

Узнав же о «змеях», родитель и вовсе поднял Эмми на смех:

— Ну да. И мне Дишен такое плел, когда бывал крепко пьян. Так посуди сама, Эмми. Если жена от мужа сбежала со случайным пихарем, то кто она? Правильно! Змея и есть… Вот, что бедняга имел ввиду, а не каких — то там Чудищ. Не выдумывай, чего не след. Успокойся и не сочиняй ерунды. Всё, я сказал. Всё. Эмелина! Я не твой добряк супруг. Не посмотрю ведь, что взрослая. Выпорю кожаным кнутом по голому заду. Иди лучше, прими капли и приляг. И вообще… знай своё бабье дело, не суйся, куда не просят.

Однако, обеспокоенная всё же недомолвками, да то и дело темнеющими болотной мглой глазами супруга в минуты гнева или на пике страсти, не слишком образованная, но всё же и не слишком глупая юная льерда крепла мыслью попросить ответов у того последнего, кто их мог дать ей.

Оставалось одно. Составить письмо с просьбой тому самому Ракуэнскому Магу, Владельцу Военной Академии, так радушно принявшего не имеющего ни денег, ни рекомендаций мальчишку — провинциала под своё крыло… Странно ей было, что обычного человека вот так, с распростертыми объятиями, там встретили! Что — то не сходилось здесь. Рвалась ниточка.

Честно говоря, трусила льерда сильно. Даже депешей обращаться к личности, занимающей столь высокое положение, девушке было страшно.

Боевые Маги — особое сословие. Высшее из Высших. Кроме того, нрав их и спесь всем хорошо известны. Саццифир Ракуэн — вообще скала. О нём просто и подумать — то страшно, не то, что ехать просить разговора! Даже и написать ему… Такая Величина, а тут какая — то Эмми Ланнфель из Зажопинских Имений со своим письмом и глупыми вопросами…

И всё же, однажды она решилась.

…Тот вечер выдался на удивление снежным.

Зима, прежде стеснительно брызгавшая с небес мелкой, мокрой крупкой, всё же осмелилась, вероятно, попробовать вступить в свои права.

На часах было вовсе ещё немного, но за окнами потемнело и захолодало так, что пришлось прибавить огня в очаге и каминах, да зажечь везде свечи и светильники.

Кора, приготовив ужин, оставила его возле протопившейся уже, но ещё горячей печи и, попросив разрешения, ушла к себе немного отдохнуть, пока льерда Ланнфеля нет дома.

— Идите, идите, — покивала головой Эмелина — Конечно, отдыхайте, какой разговор. Льерд приедет, я его сама покормлю. Скоро уже должен быть, они с Феннером поля объезжали, это не так уж долго.

Отпустив прислугу, льерда присела в зале возле низкого столика, поставив на него круглую чернильницу и положив стопку хорошей, плотной, белой бумаги.

Решено! Она, Эмми, письмо сейчас составит, а утром попросит Кору поправить ошибки, чтоб переписать после набело. Ещё будет надобно отвезти депешу в Призон и там отдать почтовым нарочным. Но с этим Эмелина и сама справится.

И, как только девушка, ругаясь про себя, принялась медленно выводить на белом листе первые слова, не отрывая взгляда от раскрытого перед ней словаря, по полу, застеленному толстым ковром, потянуло холодом.

Поднявшись со стула, льерда глянула в полутемный коридор, видимый в приоткрытую дверь залы. Затаив дыхание, прислушалась.

Странный, нежный звон шел, по ощущениям, со стороны купален и примыкающих к ним чуланов, где хранились щетки, тряпки и прочие необходимости для уборки.

С той же стороны внезапно раздался глухой треск. Следом послышалось злобное шипение и урчание лийма.

— Масик, — вполголоса произнесла Эмми, сунув ноги в домашние туфли и плотнее завернувшись в длинную шаль — Масик… Что там? Крыса?

Ладони девушки зажгло. Шаррх, отчего — то потребовавший свободы, облил руки магички почти до локтей мягким, оранжевым пламенем.

— Кто здесь? — дрогнув голосом, выглянула она в коридор — Масик!

…Сглотнув комок липкой, противной слюны, льерда Ланнфель вышла из залы, решительно настроив себя не пугаться ничего, что бы там ни было.

Холод же, тем временем, стремительно принял отчетливую, плотскую форму.

Теперь Эмелине стало хорошо видно, что колючий, ледяной пар тянется именно из той купальни, где не очень давно льерд Ланнфель тщетно пытался найти плохо заделанные стыки в стенах или полу…

Глава 20

Дверь в купальню была приоткрыта.

Странно… Ведь до жути странно, поскольку Эмелина очень хорошо помнила, что запирала её. Как раз, когда умывшись и убрав за собой, подумала о том, чтоб не выстужать каменное, а от того всегда немного прохладное помещение. Льерд Ланнфель, вернувшись, должен был получить горячую купель после того, как намерзнется в дороге.

— Печку здесь поставлю на следующий год, — однажды объявил он жене — Небольшую. Камнями воздух греть, выстывает сильно. Зимы у нас долгие, Серебрянка! Мне — то плевать, а вот ты… Прислуге я сделал обогрев, вот и здесь надо бы. Не ровен час остынешь…

Тогда магичка отмахнулась:

— Не к спеху, Диньер! Руками обогрею. Нам там не спать, тепла на помывку и так хватит.

На что благоверный, конечно же, вспылил, обозвав её, по своему обыкновению, «дурой» и «гребанной Серебрянкой». Добавив плюсом пару ласковых фраз, что с тем полоротым Ригзом могла бы она, Эмелина, сидеть хоть голым задом на леднике, а вот с ним, законным мужем, такого не выйдет. И что, вместо того, чтоб возражать, подумала б, что супруг прав и хочет как лучше.

Льерда только посмеялась на очередной этот выплеск, да и почти сразу муж пришел с извинениями, в который раз пообещав, что впредь будет сдержан и вежлив, как никогда.

А вот теперь, нерешительно толкнув дверь купальни вовнутрь, сразу же и подумала Эмелина о том, что насчёт печки — то супруг как раз говорил верно.

Мало того, что сама дверь заиндевела понизу, так ещё и стены, и ножки самой купели были «забраны» до половины изморозью. Даже аккуратную стопку наглаженных Корой льняных, любимых льердом Ланнфелем, полотенец, похватал руками волшебный морозец!

Распахнув дверь пошире и впустив побольше света из коридора в темную купальню, льерда Ланнфель нашарила на одной из полок сбоку толстую свечу.

Тут же запалив её, взмахнула рукой, прогоняя прочь остатки мрака. Свеча не была необходимостью. Видела магичка во тьме прилично, да и шаррх, всё ещё разлитый от кистей до локтей девушки, служил не хуже обычного пламени.

Маленький, нервно дергающийся огонёк был теперь некоторым подспорьем. Душевной поддержкой, если можно так было б сказать…

— Ну вот, Масенька, — дрожащим голосом обратилась она к сердито «уркающему», путающемуся под ногами коту — Нет никого. Глупыш! Посмотри сам, бояться вовсе нече…

И, тут же осекшись, широко открыла рот и распахнула глаза.

Из самого дальнего, самого темного угла купальни, оттуда, где, трусливо прячась от шаррха и свечи, всё ещё дрожала тьма, вышел мужчина. Роста визитер был невысокого, всего чуть повыше льерды Ланнфель, которая дородностью не отличалась никогда. «Коротышка» и «Полмеры», эти самые мягкие прозвища преследовали её с детства.

— Эмелина? — голос пришлеца оказался похожим на скрежет. Ощущение было таким, словно говоривший набил себе глотку грубым, речным песком, и теперь пытался отхаркнуть его — Побочная дочка Бильера? Притуши свет, дитя. Больно глазам. И убери, прошу тебя, отсюда этого зверя! Терпеть не могу кошек в доме.

Льерда, пытаясь разглядеть гостя получше, подняла свечу повыше, проигнорировав совершенно его просьбу.

— Это не кошка, — непонятно к чему уточнив и стараясь быть спокойной, произнесла, ощущая у ног нахохлившегося, настороженно урчащего лийма — Это кот. И вообще — то ещё котёнок. А вот кто вы, льерд?