Даже в речи потихоньку проскальзывать начинали сдержанные, правильные фразы…

Кора, что ли, на Побрякушку Эмми так влияет? Их занятия идут на пользу Серебрянке? Так может, и вправду не дурочка Эмелина Ланнфель? Просто недостатки образования виновны, да природный нрав?

«Чтоб тебя не опозорить, — сказала Эмми ему ещё тогда, в день визита льерда Гремана к ним в дом — А то, сам знаешь, какая я…»

Какая? Ну какая же? Самая лучшая. Из всего мира — одна.

Именно такую он полюбил, именно такой заразился и заболел… А значит, такая и нужна.

Однако же, всё равно… приятно. Ведь ради него это.

Новые наряды. Новая, пока ещё звучащая ровно самый первый, самостоятельный ответ нового ученика, в первый учебный день, дрожаще — пугливая речь. Новая Эмелина. Женственная, ласковая и очень, очень милая…

Вся его. И вся для него.

— Пойдём тебе шляпку купим, — сказал Ланнфель, когда они поравнялись с вещевой лавкой — Тут должно готовое быть. Может, и такая есть, как у той бабы?

Льерда было попробовала отказаться:

— Да ну, Диньер! К чему деньги тратить? Такие, наверное, на заказ шьют…

— На заказ, так на заказ. Сейчас закажем, поедем обратно, заберем.

Надо сказать, что в уютной лавочке, пахнущей кожей, крашенной шерстью, тканями и духами, нашлась не только готовая шляпа, подобная той, что поразила воображение льерды Ланнфель, но даже сумочка, ленты для пальто и платьев, и несколько брошей.

Да и многое из того, о чем сам льерд вообще не имел понятия, куда это годится и для чего оно вообще — то нужно…

Также куплены были теплые, тонкой вязки, очень нежные шали для Коры и Тины. Папаше же и братьям Эмелина выбрала по красивому, модному галстуку. Подумав, добавила к подарку для льерда Бильера хороший, добротный, кожаный кошель, разрисованный золотистыми вензелями, и этим осталась довольна.

— Папенька будет очень рад! — шепнула она мужу, беря того под руку — Он как — то говорил, что громманской выделки коже сносу нет… Сам он здесь бывал, но давно. А больше и не ездил. «Нечего, — говорит — Мотаться!»

Погуляв ещё немного по заснеженным, уютным улочкам Громмана, супруги вернулись к ждущему их экипажу. И, усевшись в него, продолжили путь. В Сарта — Фрет прибыли уже к вечеру, не намного, но ощутимо замешкавшись в пути. Дорога от Громмана, начавшись весело, где — то к середине оказалась плохо расчищена, на засыпанном снегом отрезке суетились несколько рабочих. Ловко орудуя широкими лопатами и «катками», мужики ускорились, заметив подъезжающий к ним дорогой экипаж.

— Собаки куцые! — выкрикнул возчик, грозя трудягам кулаком — Сторонись! Видишь, высоких льердов везу. Дорогу, говножопы ленивые…

Рабочие расступились, освободив путь.

Возница, не обращая внимания на тихие смешки мужиков, проехал меж ними гордо. Задрав нос так, словно вез не двух богатых провинциалов на встречу с неизвестным, а по меньшей мере самого Правителя, торопящегося вершить великие, государственные дела.

Льерд Ланнфель, слышавший и наблюдавший забавную картину из окошка экипажа, только и сделал, что поржал над пафосностью и комичностью произошедшего.

Эмелина же не слышала ничего, крепко заснув на плече супруга.

В Сарта — Фрет льерд Ланнфель принял решение остановиться, хотя до Ракуэна оставалось уже и вовсе немного.

— Заночуем здесь, — объявил он резким, непререкаемым тоном, предотвратив протесты зевающей и трущей кулаками глаза супруги — Не повезу я тебя ночью. Там дорога к лесу ближе, в лесу звери, Серебрянка. Они очень будут рады видеть и нас, и наших лошадей. Да и… люди разные тоже встречаются.

— Днем они тоже бегают, звери — то, — Эмелина прикрыла очередной зевок пушистой варежкой — А разбойников нет здесь! Вообще. Диньер…

— Никаких тебе Диньеров, Эмми. Днём на дорогах людно, и стража ездит, а сейчас, ночью, мы одни прокатимся. Волкам в пасть, либо к отщепенцам в гости… Я, знаешь ли, не желаю гнать коней и отстреливаться до самого Ракуэна. Так что не бухти.

Хорошо и удобно устроившись в небольшом Гостевом Дворе Сарта — Фрет, льерд Ланнфель позволил себе немного понежиться, заказав в уютный, чистенький номер сытный ужин и пару кувшинов вина.

Так что, выйдя из купальни, ошарашенная Эмелина обнаружила благоверного, полураздетого, с ещё влажными после мытья волосами, с большой чашей в руках и уже прилично так «под шафэ».

— Агашеньки! — взвизгнула льерда, замотавшись в большое, жесткое полотенце — Вот тебе и звери твои, льерд Приезжий! Волков он испугался, как же… А разбойники так тебе и вовсе нипочем! Чего страшиться, своих — то! Побоялся, что не допьёшь, ага? Ну да, здесь же винокурня рядом, как ты мимо — то проедешь? Теперь до утра будешь выжирать, а там Саццифиру покажешься с запитой рожей. «Вот, — скажешь — Смотрите, Учитель, каков я красавец!» Так, что ли?

Смешливо щуря глаза, вольник слушал визгливые словоизлияния ровно несколько минут.

— Не трещи, — по истечении краткого времени заявил он — Ешь и ложись спать. Поняла?

Эмелина скривила рот. Потом, раздосадованно «пфыкнув», приступила к еде.

— Диньер, — начала вдруг странно жалобным тоном — Милый…

Коротко выдохнув, поднялась из — за стола.

Обогнув его, встала перед мужем, вопросительно глядящим на неё.

— Диньер, миленький…

Полотенце, скрывавшее легкое, розовое тело, скатилось вниз, устроившись у её ног мягким, уютным комком.

— Ох, Эмми…

Притянув жену к себе, льерд прижался опаленными крепким вином губами к нежному, ещё плоскому животу…

— Не надо бы нам сейчас, Серебрянка! — прошептал, сдавив бедра горячими руками — Ты устала… Сладкая, сладкая моя…

Эмелина положила руки на плечи мужа.

— Сейчас, Диньер, — уже не попросила, а потребовала, ледяными и одновременно жаркими нитями перевив голос — Именно сейчас. Ты думаешь, я не знаю, КУДА едем мы, и ЧТО нас может там ждать? Думаешь… не вижу, как тебя корежит? Вижу я… всё.

На мгновение замерев, вольник ожег пахнущую мылом и ванилью кожу поцелуями и прерывающимся шипением:

— Если видишь и знаешь… Зачем едешь?

Склонившись ниже, ощутив руку мужа меж своих бедер, льерда ответила, стремительно загораясь:

— А потому как я не клуша, Диньер Ланнфель. Я твоя жена. Суждена тебе жизнь? Так вместе проживем. А смерть, так вместе… примем.

Теряя уже и выдержку, и всякое терпение, Ланнфель притянул её к себе, на колени, одновременно развязывая вязку штанов и жарко шепча, что нет для них никакой смерти, нет! Нет…

…И в этот же момент в дверь аккуратно и вежливо постучали…

Глава 35

Прокатив по горлу горячий колобок уже совсем звериного рычания, вольник распахнул дверь.

Расхлобыстнув её, несчастную так, что с притолоки и стены посыпались меленькие осколки краски, а верх деревянного полотна разбежался трещинами, льерд выбросил руку вперед.

Дернув за воротник, прижал к себе оказавшегося на пороге коридорного служку и, нежно — злобно опалил шипением лицо перепуганного парня:

— Какого хера тебе тут понадобилось… сссшшш, ссссмерти ищешшшь, падлюка? Выпущу кишки!

Не обратив никакого внимания ни на визг супруги «Диньер, тише!», ни на то, что несчастный парень уже вот вот готов был в штаны наделать, никак не захотел унять разбушевавшуюся, непрошенную Суть.

Появившаяся в самый, что ни на есть, неподходящий (или всё же подходящий?) момент, до смерти напугала она лакея. Доведя парнишку до ужаса блестящей в ночном, мрачном свете крепкой чешуей, изумрудными глазами и черными когтями, однако же, произвела она мало впечатления на того, кто стоял чуть поодаль от плюющегося яростью Зверя.

— Льерд Ланнфель, я полагаю? — негромким, даже каким — то скучающим тоном произнес гость — Оставьте, ради Богов, свой пафос. Серьезно, льерд! Бросьте бравировать. Лучше пригласите войти.

Произнеся последние слова, пришлец произвел быстрый пасс рукой, подобный щелканью пальцев.

Немедленно за этим бедняга прислужник был отпущен, а вольник ошарашенно потряс головой, зачем — то потерев ладонью правое ухо.