Мысли текли вольно. Максим не мешал им — сами дотекут до главного.

Сейчас он думал о Земле. Не о той, на которой он родился и жил, а о небесном теле, висевшем в черном небе, всегда на одном и том же месте. Только фазы сменяются. Сейчас — полная. Кто-то говорил, что на людей полная Земля влияет так же, как полная Луна — депрессии, психозы, мании… Не на всех, конечно, лишь на некоторых. Максим к таким не относился, на него полная Земля действовала очень даже благотворно. Вплоть до того, что о тошноте забывалось.

Если смотреть долго-долго и пристально-пристально, то можно заметить, как Земля вращается. То есть, конечно, самого вращения не уловишь, но смотришь — и вдруг оказывается, что контуры континентов и океанов сдвинулись…

Потом подумалось о Первопоселенцах.

Пятьдесят семей. Со всего мира. Что они за люди? Представить себя самого, снимающегося с места — с малыми детьми, между прочим! — ради того, чтобы жить свободно, Максим не мог. Чем для них на Земле не свобода? Конечно, не везде так, как в России, но в целом их мир — благополучный мир свободных людей. Что примечательно, из этих Пятидесяти семей восемнадцать были как раз из России, одиннадцать из Соединенных Штатов и десять из Объединенной Европы. То есть почти все Первопоселенцы — из вполне процветающих стран. Ни голода, ни нищеты, ни ксенофобии, ни войн, ни, боже упаси, тоталитаризма какого-нибудь. Преступность — ну, есть, как без нее, но на очень умеренном уровне. Гомосексуализм — это да, это махровым цветом, но так, в отдалении где-то. Не мешают никому…

Вот в Китае, например, — там жизнь, мягко говоря, неуютна. Там как раз свобод никаких. Так из Китая в Первом и нет никого.

Макмиллан в прошлый раз объяснял что-то. В своей манере объяснял, скупо. Ну да, те же песни, что у Румянцева и у императора: кризис, видите ли, духовности. Зажравшееся, понимаете ли, стадо.

И вот для того, чтобы от сытости освободиться — сюда? Да еще с детьми?

Да, говорил Судья, сюда. Новая Родина. Новый мир, и мы построим его сами. Мы начнем, а через десять поколений здесь будет освоено все, в борьбе освоено, в адском труде, с лишениями, с жертвами даже. Но это окупится. Люди здесь будут другими — свободными не только телом, но и духом. Люди-творцы.

А потом, спросил тогда Максим? Что потом, когда ваши потомки всё освоят?

Тогда, ответил Судья, — следующий шаг. Вселенная большая, места хватит.

Фанатики, просто фанатики, думал Максим. Или нет?

А Устинов, услышав пересказ этого разговора, насторожился. Вселенная большая, пробормотал он. Да и сразу ему отчего-то Судья не понравился: верста коломенская, тощая, костлявая, всегда с ног до головы во всем черном, всегда с электрошокером, акцент, утверждал Федор, вовсе не шотландский у него, чтоб я сдох, глаза тусклые, хотя должны бы гореть, как у всех пророков… Он же пророк? Так а чего ж он?!

Да, Макмиллан был пророк. С одной стороны, не слишком удачливый — всего-то двести с небольшим человек за ним пошли. С другой, чисто практической, — очень даже успешный: двенадцать лет, которые он потратил на обивание порогов правительств, международных фондов, церковных властей чуть ли не всего мира, Лиги Объединенных Наций, наконец, — эти двенадцать лет дали результат. ЛОН приняла-таки решение о сооружении Первого Поселения на Луне. Надо сказать, если бы не Россия, то и не состоялось бы это решение. И Всемирный Банк денег бы не выделил. Но Чернышев почему-то встал на сторону Макмиллана. Говорят, император убедил…

А вот Устинова ничто не убеждало. Вбил себе в голову, что Судья — возможный чужак. Гость, как он выражался. Не на сто процентов уверен, но пятьдесят дает. Мечтает выманить пророка на базу и обмерить, как Максима обмеряли. Только его, Макмиллана, — принудительно.

Не приведи господи, подумал Максим. Скандал выйдет немыслимый. Впрочем, Федор это, кажется, и сам понимает, потому и держится в рамках.

А вот и Судья, легок на помине. Только было мысли Максима потекли в сторону Земли — не диска над горизонтом, а Родины… Дом ­— правда, в тумане уже некотором… Верхняя Мещора… Но раскрылись двери лифта, и Макмиллан ступил на площадку. Быстрым шагом направился к Максиму. Сидевшие на скамье поднялись и тоже подошли.

— Рад, — отрывисто сказал Судья. — Франц, смени меня внизу.

Губер, попрощавшись, устремился к лифту, а Макмиллан сменил темп и не торопясь двинулся к ближайшей скамье.

— Хорошо, что прилетели, — сказал он Максиму. — Времени у меня немного, но час найдется. Есть хотите?

— Нет-нет, — торопливо ответил Максим. — Давайте лучше тут посидим. Мы, кстати, привезли там… в машине у нас продуктов чуток… пусть разгрузят, хорошо?

— Спасибо, — бесстрастно отреагировал Макмиллан, произнес несколько команд в закрепленный на воротнике микрофон и замолчал.

Да, подумал Максим, немногословен. Что-то подкупало его в Судье, в том числе и манера держаться. И вообще: несомненный лидер общины — хоть и выборы у них по «Конституции» раз в год, — а работает наравне со всеми. Плюс еще решения принимает. Плюс конфликты разбирает — без конфликтов в сообществе, особенно замкнутом и малом, никак. Потому и Судья. Потому и с шокером всегда. Плюс — психолог тончайший, это наверняка.

Крупная личность, мощная.

— Давайте, Джек, — предложил Максим, — так беседу построим. Вы нам в общих чертах о своих делах расскажете — нас все связанное с Первым очень интересует. А потом я вам один вопрос задам.

Макмиллан кивнул. Помолчал — и заговорил рублеными фразами.

Получалось, что обустройство заканчивается. В месяц должны уложиться. Есть проблемы с дооборудованием резервной генераторной. Но решаемые. Справятся сами. Есть проблемы с подготовкой школы. Сами не справятся, Судья рассчитывает на помощь обеих баз. Проблемы такие-то и такие-то. Послезавтра собирается посетить «Князя Гагарина», неделей позже — «Алана Шепарда». Есть проблемы с медициной. Вероятно, придется посетить Землю. Что плохо. Разработка реголита, вероятно, начнется через месяц. Что хорошо. Деньги появятся.

В таком, в общем, духе.

— А скажите, Джек, — вступила в разговор Наташа, — ведь у вас в Первом будут появляться дети. Рождаться, я имею в виду. Вы готовы к этому? Рождение при пониженной гравитации — это наверняка даже хорошо. А вот само вынашивание? Формирование скелета, мышц, всех органов? А после рождения? Вы не боитесь, что этим детям посещение Земли будет просто заказано?

Судья бросил на Наташу короткий взгляд. Глаза его вдруг ярко блеснули, и Максим вспомнил, что Джек, единственный из Первопоселенцев, одинок. Да и всегда был одинок, во всяком случае, последние двадцать пять лет. А что до того — неизвестно…

Жалость кольнула сердце Максима. Почти полтинник дядьке… Всю жизнь на костер идеи… Или нечего его жалеть — позавидовать стóит?

А Макмиллан уже ронял свои фразы-гири. Те, кто родится здесь, — не для Земли. Это принцип. При крайней необходимости — экзоскелет. Несложная вещь. Сделаем. Пренатальный период, постнатальный — ничего страшного. Изучено. Одно нехорошо — специалистов нет. Губер не то — общий профиль. Нужны специалисты, двое. Мужчина и женщина. Лучше муж и жена. Придется нанимать. Для этого — на Землю, как говорил. Нет, заочно нельзя. Не умею, должен глаза видеть. Отлагательства почти не терпит — уже первая беременность. И еще будут. Скоро, нет сомнения.

Устинов встал, отошел к краю площадки, уставился на Землю. Что это он, удивился Максим? Сантименты? У Федора? Ладно, впрочем, — чужбина тут самая что ни на есть… А вот этот — он взглянул на Джека — железный человек, ей-богу. Да и все они, Первопоселенцы, даже легковесный Губер.

На Максима накатила теплая волна симпатии к этим людям. Странно, подумал он: уж как я радовался — как все мы радовались победе Чернышева на очередных его выборах! И не только в связи с проектом нашим радовались: еще и умом понимали (и понимаем), что будущее — за этим самым консервативным либерализмом. А вот поди ж ты — сердцем я с общиной Первого, а она ведь в чистом виде, чище некуда, на принципах демсолидаризма построена. И у Наташи, кстати, так же всё…